Яков был нетерпелив и находился постоянно в движении. Один современник отмечал: «Король смотрел, слушал и говорил одновременно и иногда мог делать пять дел сразу». Он любил слушать самого себя и часто смеялся. По наблюдению французского посла в Лондоне, «где он (Яков) желает говорить языком государя, в его тоне появляется тиран, а когда он снисходит до окружающих, его речь становится вульгарной».[28] Интеллектуальный эстет, он мог поражать блеском своей риторики минуту, а затем говорить подобно завсегдатаю таверны.
Яков был неряшлив. Он боялся воды и никогда не купался, и поэтому от него шел специфический запах. Будучи одет в богатые королевские одежды, он всегда выглядел растрепанным, как будто случилось что-то неординарное. И когда индейская принцесса Покахонтас встретила короля в Уайтхолле в 1617 году, он показался ей настолько скромным, что она не поняла, кто перед ней, пока он сам не объяснил. «Совсем не похож на Великого Белого Вождя», — заметила Покахонтас.
С таким обликом сложно соотносится самая яркая грань деятельности Якова, связанная с его образованностью и интеллектом. Пожалуй, со времен императора Марка Аврелия не было в Европе правителя, который бы так много сочинял — по любому поводу и просто так, для души. Поводы были разные — колдовство, табакокурение и, разумеется, власть… Для души — философия и поэзия. В отличие от Генриха VII, Марии Стюарт и Елизаветы, тоже сочинявших стихи, Яков писал в самых разных жанрах (любовная лирика, эпос, элегия, перевод псалмов). К тому же он активно публиковался: издал, еще будучи королем Шотландии, две поэтические книги, переиздал, взойдя на английский трон, поэму «Лепанто» и спонсировал ее перевод на французский и латынь.
Яков писал сонеты. Специалисты видят их отличие от сонетов профессиональных поэтов — они выглядят ремесленными. Но это понимал и сам король, издавший книгу «Опыты дилетанта в божественном искусстве поэзии», которая включала его оригинальные поэтические работы и переводы из Дю Бартаса и Лукана. Его перу принадлежат также «Его Величества поэтические упражнения в часы досуга». Себя он называл подмастерьем. Говоря, что король выше законов, перед поэзией, однако, он снимал шляпу. Он был хорошо известен в Европе как король-поэт, чьи стихи подчеркивали его власть и чья власть украшала его стихи.
Переиздавались и другие сочинения короля. «Демонология» издавалась дважды, а «Базиликон Дорон» был настолько популярен среди лондонских продавцов книг, что издавался пять раз общим тиражом 13–16 тысяч экземпляров.
Яков покровительствовал развитию и шотландской, и английской культуры. Он содействовал литературе и музыкальному искусству страны своего рождения, ввел законодательные положения по реформированию и содействию преподавания музыки. В Шотландии он выступал главой свободного круга придворных поэтов и музыкантов, куда входили Уильям Фаулер и Александр Монтгомери, причем последний был фаворитом короля. Некоторые из придворных поэтов, такие, как Уильям Александр, последовали за ним в Лондон, распространяя шотландскую литературную традицию в Англии и обогащая свое творчество английскими достижениями.[29]
В Англии он покровительствовал Шекспиру, известному поэту Возрождения Бену Джонсону, талантливому Джону Донну. Яков присвоил шекспировской труппе «Глобуса» статус королевской, и ее актеры стали хорошо зарабатывать. В его время зрители увидели «Короля Лира» и «Макбета». В 1616 году монументальный перевод гомеровских поэм «Илиада» и «Одиссея» на английский язык завершил Джордж Чепмен. Это была первая полная англоязычная версия сочинений Гомера.
Не забывал Яков и об образовании своих подданных. При нем выросло число начальных школ. В средних школах, каковых было еще немного, имелись группы для малышей — им преподавал младший учитель. И бедняки все чаще отправляли своих детей учиться.
Гуманистически образованный правитель, Яков не мог не обратить внимания на себе подобных, тем более тех, чьи способности намного превосходили его собственные. В его пользу говорит покровительство, оказываемое этим людям. К последним принадлежал известный английский философ, историк и политический деятель Фрэнсис Бэкон. Фактически с него началась эпоха нового познания мира, ставшего основой мировосприятия классической Европы и ее пика — эпохи Просвещения. Бэкон начал свою карьеру как юрист, а стал широко известен как адвокат-философ и ярый сторонник научной революции. В трактате «Новый Органон», вышедшем в 1620 году, он провозгласил целью науки увеличение власти человека над природой, которую считал бездушным материалом для использования. Основоположник эмпиризма, он популяризировал метод индукции, то есть получение знания из окружающего мира через эксперимент, наблюдение и проверку гипотез. Яков ценил этого человека. В 1617 году он сделал Бэкона лордом-хранителем печати, а затем — лорд-канцлером и помиловал ученого, когда в 1621 году тот был привлечен к суду по обвинению во взяточничестве. Правда, сначала был приговор, довольно длинный, но милостивый: Бэкон должен был возместить 40 000 фунтов и подвергнуться заключению на время, определенное королем. После этого он лишался возможности занимать любую общественную должность, заседать в парламенте и бывать при дворе. Ученый отсидел около трех недель в Тауэре и после этого провел пять лет яркой творческой жизни. Яков Стюарт понимал, что перед ним Бэкон.
В чести при Якове была живопись, причем, как и при Тюдорах и далее при всех Стюартах, доминировали иностранные таланты. Главным портретистом был голландец Дэниэл Майтенс. Он считался таковым и в дальнейшем, при дворе Карла I, пока в Англии не появился в 1632 году Антонис Ван Дейк. С Майтенсом сотрудничал английский портретист немецкого происхождения Корнелис Ван Янссенс Кеулен, известный также как Корнелиус Джонсон Старший. Его кисти принадлежит «Портрет Елизаветы, королевы Богемии», написанный в 1623 году. Развивалась, хотя и медленно, и английская школа художественного мастерства. Ее представляли Роберт Пик Старший, Уильям Ларкин и сэр Натаниэль Бекон.
Декоративное искусство отличалось богатством цвета, деталей и дизайна. Все это дополнялось разнообразием материалов, привозимых в Англию благодаря развитию торговли. С Яковом Англия, как и вся Европа в XVII веке, вступила в эпоху барокко с ее пышностью, многоформенностью, контрастами и противоречиями. Сильным было влияние Франции, Фландрии и, конечно, Италии. В архитектуре в моду вошел стиль ренессанс, сочетавшийся с классическими элементами. Когда Фрэнсис Бэкон, привыкший к раскрашенным средневековым изображениям, впервые увидел белый мрамор римских статуй, он воскликнул: «Это воскрешение из мертвых!» Самым известным архитектором при Якове I, а затем и при его сыне Карле I был Иниго Джонс — также дизайнер, художник и сценограф. С 1615 по 1642 год Джонс исполнял должность главного придворного архитектора. Считается, что это он принес в Лондон регулярное градостроительство по итальянскому образцу, создав в Ковент-Гардене первую лондонскую площадь (позднее была перестроена). Когда в 1619 году сгорел старый банкетный зал дворца Уайтхолл, в ходе восстановительных работ Джонс создал сдержанный и элегантный новый зал, изнутри напоминающий базилику. В 1620 году по просьбе Якова архитектор предпринял исследование Стоунхенджа и пришел к ошибочному заключению, что это остатки римского храма. Еще в 1623 году он построил капеллу рядом с дворцом короля по случаю приезда католической невесты принца Карла, а после вступления последнего на престол в 1625 году сделал ряд пристроек к зданию Сомерсет-хауса — будущей резиденции новой королевы Генриетты-Марии. В 1634–1642 годах он занимался расширением собора Св. Павла, однако эта работа погибла во время Лондонского Пожара в 1666 году.
«Ни одно государство в мире не тратит так много денег на строительство, как мы», — отметил размах появления новых строений в Лондоне епископ Гудмен.[30] Именно с начала столетия барокко знать стала активно вкладывать деньги в строительство особняков.
По сути же, первый Стюарт на английском троне делал все, чтобы двор и столица были средоточием государства и непререкаемой власти монарха. Пока это, по видимости, так и было. Но ненадолго.
В течение XVII столетия, на протяжении которого династия Бурбонов во Франции создаст абсолютную монархию, ставшую политическим гегемоном на континенте, Стюарты безуспешно будут пытаться достичь подобного в Англии. Несмотря на то что в развитии этих двух государств есть параллели, различия между ними более существенны. Когда Франция только начала выходить из хаоса религиозных войн, Англия под мудрым управлением Елизаветы I представляла собой одно из самых самодостаточных королевств Европы. Однако французский король Генрих IV Бурбон, будучи гением политических манипуляций, сумел обернуть трудности в стране к своей собственной выгоде, тогда как Яков I не смог предотвратить перенос интереса оппозиции в парламенте от частных проблем к вопросам о его королевских прерогативах. В конце концов это привело к длительным противоречиям между короной и парламентом, противниками абсолютной власти и ее сторонниками. В Англии есть поговорка: «Англичанин, продолжая раздувать огонь в камине, не знает, к чему это может привести».[31]
Правление Стюартов внесло серьезные коррективы во взаимоотношения между короной и парламентом. Еще когда многочисленная лондонская толпа встречала нового короля, небольшая группа здравомыслящих людей, в число которых входил и сэр Роберт Сесил, высказывала опасения насчет грядущих перемен. Яков Стюарт — в этом сходятся многие историки — принес с собой в Лондон немалую долю двусмысленной и непостоянной шотландской политики. Его непрестанное лавирование историки объясняют желанием сохранить мир.[32]