— А я тут, я тут!
Папа смеется вместе с ним.
Раз.
Взрослые думают, что Тоша давно спит, а он тихонько вылез из кровати и играет со своим новеньким экскаватором. На кухне раздаются приглушенные голоса.
— Слава, сколько это будет продолжаться? Ребенку нужен отец.
— Мам, не начинай. У меня только дела в гору пошли, мне нужно еще немного времени.
— Ты это уже полтора года говоришь, а сын тебя видит только по праздникам. Лучше бы вернулся домой.
— Ну какая работа в этой дыре? Ты сама говорила, что тебе с внуком сидеть в радость. Чего не хватает? Денег?
— Ты должен ребенка воспитывать, а не два немощных старика!
— Немощных! Да вы всем молодым фору дадите!
Это же временно. Если б Света не умотала, жил бы сын с нами, а сейчас ну куда я его заберу, меня дома-то не бывает.
— Света твоя — это отдельный разговор, я тебе говорила, что она вертихвостка!
— Хватит уже!
Глухой удар по дереву, дребезжат вилки.
— Ты как с матерью разговариваешь, совсем ополоумел?! — гремит в ответ дедушка.
— Тише вы, оба! Ребенка разбудите!
Но ругань, хоть и притихшая, не прекращается. Тоша откладывает экскаватор в сторону, залезает обратно в кровать и заворачивается в одеяло с головой.
Взрослые обязательно помирятся, как и всегда перед папиным отъездом. А когда он приедет снова, то подарит Толе трансформера. И они будут жить все вместе.
К моменту, когда бабушка тихонько заглядывает в комнату внука, малыш уже спит.
Два.
Дедушка крепко держит Толю за руку, но это не мешает мальчику крутиться юлой.
— Не вертись.
— Деда, скоро уже?
— Скоро, ещё минут десять.
Но для Толи десять минут — целая вечность. Наконец вдалеке показывается поезд.
— Это он?
— Он, он, — улыбается дедушка. — Потерпи ещё немного.
Толя начинает подпрыгивать на месте, готовый в любой момент сорваться, а поезд тем временем начинает тормозить.
— Деда, вон седьмой вагон, идем скорее!
— Не торопись. Видишь, толпа какая, придавят еще.
Людей и правда немало, но Толя легко находит глазами то самое, родное лицо.
— Папа!
В этот раз дед отпускает руку, позволяя внуку броситься в раскрытые объятия.
— Толька, привет! Ну ты и вымахал! — смеётся папа. Потом встает с корточек и молча жмет руку дедушке.
Толя тараторит без умолку: о секции по футболу, о третьем месте на школьной олимпиаде, о Вальке, которая его задирает, а отец лишь улыбается и треплет его по голове.
— Давай сначала домой, вещи оставлю, а потом мы с тобой пойдем гулять. И ты мне всё-всё расскажешь.
Толя кивает, переполненный восторгом. А впереди в эти выходные ещё столько всего интересного: океанариум, пицца, кино…
И, конечно, мечты о Москве, куда папа очень скоро Толю заберет.
Три.
На ноутбуке запущена Дота, схватка в самом разгаре. Вдруг наушники слетают с головы, больно задев уши.
— Ну сколько можно тебя звать?!
Толик ставит игру на паузу и резко разворачивает компьютерное кресло с сторону бабушки.
— Ну я же попросил меня не трогать, у нас с пацанами катка важная!
— Слышать ничего не хочу! Дед еле встает. Я целый день готовлю, убираю, а ты, здоровый лоб, чашку за собой помыть не можешь! А ну дневник покажи!
— Всё я могу! Можете отстать от меня хоть ненадолго со своими дневниками и чашками?
Перепалка заканчивается привычным «весь в отца пошел», и бабушка, пришаркивая, уходит из комнаты. Толик снова надевает наушники, но нормально поиграть у него так и не получается: минут через пятнадцать на экране телефона высвечивается «папа», и Толик спешно берет трубку.
— Алло?
— Ты как себя ведёшь?
Холодный, серьёзный тон застает Толика врасплох, и он начинает обороняться.
— Что она тебе наговорила, а? Всё я делаю! И мусор выношу, и учусь нормально. Ну, схлопотал тройку в прошлой четверти, так это русичка придирается!
Голос Толи срывается и начинает дрожать.
— Я так не могу больше, пап! Дед лежит, до туалета его отведи-приведи, бабушка орёт постоянно, что ни сделай, всего мало, то не так, это не так, а я…
— А я что сделаю?!
Вопрос вышибает из Толика дух, и он замолкает, растеряв весь свой запал.
— Алло? Меня слышно?
— Ты мог бы приехать. — Ответ звучит сдавленно и как-то фальшиво.
— Опять об этом? Ты уже взрослый парень и должен нести ответственность. Хватит бабушку доводить! Я не могу сорваться в любой момент по твоему капризу и…
— Да, я помню. Проехали.
— Что значит…
Толик завершает звонок и аккуратно кладет телефон на стол. Раньше гаджет полетел бы в стену, но сейчас срывать на нем злость не хочется. Да и нет никакой злости. Только странное спокойствие с каким-то неприятным душком.
«А я что сделаю?»
Толик пробует осмыслить фразу, и в груди неприятно давит, слова словно подпирают ребра изнутри. В этом таится какой-то смысл. Надо лишь суметь его образмерить, извлечь.
Снова шаркающий шаг.
— Мне твой отец звонил, сказал, ты ему нахамил и бросил трубку.
Молчание.
— Толь, ну сколько можно-то? Думаешь, мне легко? — Бабушка больше не ругается и выглядит изможденной. Когда она успела так состариться?
Толик медлит, но все-таки встает и приобнимает её за плечи.
— Извини, бабуль. Погорячился.
Бабушка растерянно приподнимает брови.
— Я пойду за продуктами схожу.
— Ладно, сейчас список дам… А ты чего это подорвался так?
— Проветриться надо. Ну и кто, кроме меня, сходит.
Бабушка ищет бумажку с перечнем продуктов, а Толик идёт в прихожую и натягивает потертую ветровку, проверяя карманы.
«Кто кроме меня? Никто».
Четыре.
На городском кладбище людей собралось много, половину Толя даже не знает. Он смотрит, как гроб медленно опускается в яму, убирает руку с бабушкиного плеча, подходит к могиле, зачерпывает горсть земли и кидает её на крышку.
— Спи спокойно, дедуль.
Отец купил билет на самолет, но рейс задержали, и он только-только, весь красный от спешки, приехал на похороны. Обнимает бабушку и Толю, говорит какие-то дежурные фразы, а потом, уже в кафе, даже произносит долгую, красивую поминальную речь. Дома они с бабушкой снова спорят, в этот раз, кажется, насчет переезда и «не в моем возрасте».
Всё это будто проходит сквозь Толю, не откладываясь в голове, не отзываясь в сердце.
Через неделю отец улетает. В этот раз никаких прогулок, общение с ним тоже не клеится. Толя решает лишний раз ему не звонить. Если тот захочет, свяжется сам, в конце концов.
Но отец не хочет, делая исключение разве что по праздникам.
Толя перебирает дедушкины вещи. Особенно тщательно он исследует большой книжный шкаф: там находятся не только редкие издания, но и письма, черно-белые фотокарточки, коллекция марок и даже старенький проектор для слайдов.
На верхней полке Толя находит коробку, открывает крышку. Внутри пара фотографий, на этот раз цветных.
Толя берет одну в руки и резко хватается за полку, чтобы не упасть.
Судя по дате, снимку три года. На нем улыбающийся отец, какая-то женщина и две девочки-близняшки детсадовского возраста, сидящие у них на руках. Толя переворачивает фотографию и читает надпись: «Ваши внучки, Катя и Вера».
Голова кружится, лицу становится щекотно, и крупная капля солёной воды падает прямо на глянцевую бумагу. Толя быстро смахивает её и вытягивает руку перед собой, чтобы фотография не намокла.
— Толенька, ты долго ещё?
В комнате появляется бабушка. На осознание уходит лишь пара мгновений, после чего она неожиданно быстро семенит к внуку и прижимает его к себе.
— Толька… Ох, Толенька… — повторяет она снова и снова, пока он рыдает, вжавшись в ее плечо.
Пять.
Толя идет по улице с особым чувством свободы. Ему восемнадцать. У него в кармане трудовая книжка, завтра на карточку капнет подрасчёт за работу в кол-центре.
Дома Толю ждет серьезный разговор.
— Тош… Папа возвращается.
— Ммм… — мычит Толя в ответ, жадно закусывая ложку супа черным хлебом. — Надолго?
— Надолго, Тош. Бизнес, говорит, прогорел из-за пандемии. Жена ушла. Вот он и…
Толя долго смотрит на бабушку, переваривая не только суп, но и новость.
— Так он типа… Навсегда, что ли?
Бабушка мнётся прежде чем ответить.
— Похоже, что так.
— И когда?
— Через три недели. Я тебе хотела раньше сказать, но не знала, как ты отнесешься. Я понимаю, ты на него обижаешься, но он же твой отец. Помиритесь…
Толя расплывается в улыбке.
— Я так рад, бабуль.
— Правда?
— Да, очень. И я тоже хотел с тобой серьезно поговорить.
Вокзал. В груди щемит, но Толя отмахивается от этого чувства. Теперь всё совсем, совсем по-другому.
Двери открываются. Один за другим вываливаются на перрон люди. Толя ищет взглядом знакомую фигуру,
Вот он. Отец.
Худой и какой-то… маленький. На лице прибавилось морщин, на голове — седины. Он идет навстречу медленной, чуть прихрамывающей походкой, совсем не такой, какую Толя помнит из детства.
Они смотрят друг на друга, испытывая неловкость, и каждый не знает, как начать разговор.
— Ну здравствуй, сын. Ты так вырос. — Отец ставит скудный багаж на землю и распахивает руки для объятий. Толя лишь протягивает ладонь, и они обмениваются рукопожатием.
— И тебе не хворать. — После небольшой паузы, Толя продолжает: — Хорошо, что ты вернулся.
Отец улыбается.
— Да я и сам рад. Давно хотел, но Москва эта… Всю душу высасывает, не вырвешься. Ну что, поехали домой?
Толя качает головой и достает из кармана блокнот.
— За бабушкой присмотр нужен. Я тут тебе написал, какие она лекарства пьет, когда к врачам ходит. Контакты подружек её и соседки, Татьяны Васильевны, на всякий случай. А сам я уезжаю, — Толя кивнул в сторону путей, — ближайшим рейсом.
— Куда? — Отец выглядит потрясенным.
— В Москву. В Бауманку поступил. Только бабушку оставить боялся. Но теперь не боюсь. — Толя улыбается и хлопает отца по плечу.