— Дело в том, что… — Елена вздохнула. — Завтра мы с Антоном расписываемся и уезжаем в круиз по Волге. На две недели. Я не вижу никаких проблем в том, что Даша и Уголёк поживут раздельно.
— Вы не понимаете, — произнесла Вера. — Если их разлучить, у Даши начнётся срыв. Она будет раскачиваться. От еды откажется. Спать не сможет. И успокоит её только Уголёк. Про канис-терапию слышали?
Антон вернул листы с текстом Вере, ладонями потер лицо.
— Операция будет рискованная, ― продолжала Вера. ― Закончиться может печально. И если я ласты склею, Даша тут насовсем останется.
— Как ты меня отцом-то записала? — спросил Антон. — С твоих слов, да?.. Де-юре я не отец. Обязанностей у меня нет.
— Заявление подашь. Отцовство загс установит без проблем.
— Вот… — Антон встал из-за стола, поднял указательный палец. ― Ключевое слово «проблемы»… — Антон развел руками.
— Это твои проблемы, Вер. А у нас ресторан заказан, путёвки куплены. Мы не можем всё взять и отменить. К тому же псина тут жить не будет. Псы говно жрут.
— Уголёк не жрёт.
— Все псы говно жрут.
— Кроме Уголька.
— Уголёк ― пёс! Значит, говно жрёт!
Антон хлопнул ладонью по столу, вышел из кухни.
Вера закрыла глаза, вздохнула.
…Антон заглянул в комнату, где на диване сидела Даша, у ног которой лежал Уголёк. Пёс увидел Антона, замахал хвостом.
Сердито глядя на собаку, Антон развернулся, ушёл.
…На кухне Вера и Елена сидели за столом. Перед Верой лежала папка с документами.
— Простите меня, — сказала Вера.
— Про дочь Антон сегодня узнал? — спросила Елена.
Вера покивала, убрала папку с документами в рюкзак.
— Не волнуйся, — произнесла Елена. — Няню частную наймём.
Елена встала из-за стола, вышла из кухни. Вера проводила её взглядом.
…Елена вошла в комнату, где на диване сидела Даша, у ног которой лежал Уголёк. Усевшись бок о бок с Дашей, Елена сказала:
— Привет.
Даша отрешенно смотрела перед собой.
Елена рукой погладила Уголька. Пёс встал, носом ответил на ласку.
Даша, глядя перед собой, прижала Уголька к себе.
Елена изменилась в лице, встала, вышла из комнаты.
Вскоре Елена гуляла в саду за домом, приложив к уху смартфон.
— Надежда Петровна, — сказала Елена по смартфону, — на пару недель приютить надо. Семь лет. Аутизм.
— Сейчас не могу, — раздался из трубки голос Надежды Петровны. — У меня уже два ребенка… Вы Люде звонили?
— Звонила. Люда не может… Я вас прошу, Надежда Петровна. Оплачу по высшему тарифу.
После паузы Надежда Петровна сказала:
— Из уважения к вам. Привозите.
— Есть нюанс. Девочка с собакой.
— Нет, собака исключена.
— Без собаки никак. Я вам доплачу. Скажите: сколько?
— Нисколько. Собаку не возьму. Даже не просите.
— А кто возьмет? Может, подскажете?
— Даже не знаю… Всего хорошего.
Было слышно, как Надежда Петровна отключила связь.
Елена убрала смартфон, вздохнула, пошла к дому.
Позже на кухне Вера, Елена и Антон сидели за столом. В ногах у Веры на полу лежал битком набитый рюкзак.
— То есть ты отказываешь, да? — спросила Вера.
— Да, — сказал Антон. — И прошу покинуть мой дом.
— Антош, — произнесла Елена, — ну можно же круиз отменить.
— Нельзя, — сказал Антон.
— Простите за неудобство, — сказала Вера. — Счастливо.
Вера взяла рюкзак, встала, вышла из кухни.
Вскоре Вера с рюкзаками в руках и Даша с Угольком на поводке вышли из калитки в заборе на улицу, остановились перед припаркованным внедорожником Елены. Вера опустила рюкзаки на землю, достала смартфон, нашла в нем номер, позвонила.
— Да, — раздался из трубки мужской голос.
— Андрей Петрович, — сказала Вера по смартфону. — Дочку пристроить так и не смогла. Сегодня не приеду. Операцию прошу отложить.
— Чего вы несёте, Вяткина? Вопрос жизни и смерти.
— Мне дочь оставить не с кем.
Между тем на кухне Антон налил вина в фужеры, поставил их на стол, за которым сидела Елена.
— Давай за нас, Лен.
Елена встала из-за стола, цепко посмотрела на Антона.
— Как так, Антош?.. Это же дочь твоя.
— С чего ты взяла?
— А если я рожу и заболею?.. Так же поступишь?
— О чём ты, Лен? Где пруф, что она моя дочь? Я её впервые вижу… Давай выпьем и страницу перевернём.
Антон взял со стола бокалы вина, один из них протянул Елене.
Она изумленно смотрела на него, качала головой.
— Так же… Всё так же будет… Страницу перевернёшь.
— Не надо, Лен… Ты платье забрала?
— Свадьбу я отменяю.
— Ну, хватит, Лен. Не дури.
— Прощай, Антоша. В понедельник жду твоё заявление об увольнении.
Елена вышла из кухни.
Антон поставил бокалы на стол, устремился за ней.
— Лен!.. Лена!
Вскоре Елена с дамской сумочкой на плече вышла из калитки в заборе на улицу, огляделась, села за руль своего внедорожника.
Из калитки выбежал Антон. Заведя двигатель, Елена на внедорожнике тронулась с места. Она поехала за Верой и Дашей, которые понуро брели с рюкзаками за спиной и Угольком на поводке.
— Лена! — крикнул Антон вслед уезжавшему внедорожнику.
Автомобиль Елены нагнал Веру и Дашу с Угольком, остановился.
Опустив боковое стекло, Елена сказала:
— Садитесь. Круиз отменяется. Даша у меня жить будет.
Вера и Даша сняли рюкзаки, уселись на заднее сиденье внедорожника. Рюкзаки они положили рядом. Уголёк запрыгнул в машину, сел у их ног.
Позвонил смартфон Елены. Она достала из сумочки трубку, ответила:
— Не звони мне больше.
Елена отключила связь, заблокировала номер Антона.
— Простите, — сказала Вера. — Я вам всё поломала.
— Ты мне глаза раскрыла. ― Елена убрала смартфон в сумочку. — Так. Поедем ко мне и устроимся. Потом я тебя в больницу отвезу… Больница где?
— На Львовской.
— По дороге что купить? Чего хотите?
— Спать хочу. — Вера откинулась на сиденье, закрыла глаза.
Внедорожник Елены тронулся с места, уехал по улице.
Ляля Фа. МАКАРОНЫ НА НОВЫЙ ГОД
Через час наступит новый 1992 год.
С самого утра я ныла, насколько мне всё надоело: скучная ёлка в углу на журнальном столике, вечно-прекрасное настроение младшего брата (ещё бы, в свои пять лет он всеобщий любимчик!), то, что на старших всегда ложатся обязанности и вся работа! Как, например, нарезать этот ненавистный оливье — сколько можно?!
Я хотела нового, оригинального, интересного, а не обычного праздника в семейном кругу! Но, по всей видимости, желание моё сбывалось: через час уже Новый год, а родителей всё ещё нет.
И это совсем не нормально.
Они уехали днем в соседний город и должны были давно вернуться. Что-то пошло не так. Где же они?!
— Пить надо меньше! Надо меньше пить! Пить меньше надо! — прыгает вокруг брательник.
Ну почему вместо мультиков по телевизору опять показывали «Иронию» и пьяных мужиков?! А мелкий, как обычно, нахватался фразочек…
— Прекрати носиться, — говорю этому неугомонному, — и так уже ёлку уронил.
Вроде бы и не жалко, ещё утром я называла ёлку уродиной, но теперь она и вовсе лысая. Думаю, что так всё же хуже, чем раньше.
— Ляль, а когда мы будем кушать? — спрашивает брат.
И тут же добавляет:
— И почему еда ещё живая?
Мама планировала запечь картошку с курицей. Всё приготовила, нарезала, маслицем смазала — только включить газ и засунуть противень в духовку. Я бы сделала, но мне нельзя. Духовка «капризная», огонь может погаснуть, и тогда мы все задохнёмся.
И умрём. Так сказал папа, он всегда объяснял запреты. А мама поцеловала в лоб и шепнула: «Ты же большая девочка, всё понимаешь. Брата не обижай, скоро будем».
Нет, я не «большая» и понимаю далеко не всё: «скоро» — это сколько? И куда делись родители?!
— Курица не «живая», а сырая, — как можно спокойнее отвечаю мелкому, невольно копируя мамины интонации.
— Я есть хочу. И мандарины!
— Сейчас. — Я заглянула в холодильник. Там нашлась большая салатница с остатками рассольника и мамино чудо: торт «Лебединое озеро». С синим желе по верхнему коржу и лебедями-эклерами. Но почему-то казалось неправильным хомячить торт без родителей. Поэтому спрашиваю брательника:
— Есть суп с обеда, оливье — пока без заправки — или я могу сварить макароны. Тебе как?
Ставлю на огонь кастрюлю с водой. Хоть мелкому праздник — он макароны любит. Даже на Новый год.
И это тоже не нормально!
У меня начинает болеть голова, но я всячески отталкиваю от себя зудящее беспокойство, прислушиваясь к звукам в подъезде. Там шумно, у кого-то гости.
Справа от нас живут тётя Таня и Антошка. Как там зовут их папу, я не помню. С тех пор, как появились новые деньги (которые, если верить взрослым, гораздо дешевле старых), Антошкин отец часто пьяный, и тогда тётя Таня плачет. Стены тонкие — я слышу гораздо больше, чем мне бы хотелось. Но сегодня они не дома, я видела, как они уезжали.
Значит, гости — слева, там живёт Серёжка с родителями.
Я боюсь старшего брата Серёжки, про него рассказывают всякое. Соседка с четвёртого, та, что под их квартирой, часто грозится, что «Васька рано или поздно загремит за свой длинный язык».
Вода закипела, я посолила и бросила макароны. Подумала и добавила ещё. Помешала вилкой. Вспомнила маму, её вечные «осторожно!», «это опасно!» и «смотри, как надо» — вздохнула и отодвинула кастрюлю чуть дальше от края.
Васька-сосед, и правда, странный. Смеялся над моим пионерским галстуком. А несколько дней назад, когда я случайно встретила его в подъезде, окликнул меня: «Эй, пионерка! А страны, где ты родилась, больше нет!» — и засмеялся. Страшно как-то засмеялся — словно и не смешно ему совсем.
Как это «больше нет», я не поняла. Как целая страна может исчезнуть — так же не бывает! Оказывается, всякое бывает. Кто бы сказал мне, например, что родители нас бросят под Новый год, я бы тоже не поверила. А вот поди ж ты!