Я спускаюсь с двух ступенек крыльца старого бабкиного дома, прикрывая ладонью козырьком глаза. Ты садишься на новенький мотоцикл, скрипя кожей коричневой куртки, и поигрывая очками авиаторами, игриво спрашиваешь:
— Мадмуазель желает с ветерком?
Я смеюсь своим искристым смехом-колокольчиком, устраиваюсь позади тебя, расправляя складки синего сарафана, обнимаю тебя за талию пониже куртки, ощущая тепло любимого тела и чувствую себя бесконечно счастливой…
— Не было печали, — ворчала новая директриса, узнав о двух угоревших от печки стариках этой ночью в сторожке доверенного ей только вчера детского дома…
Марат Валеев. БОРОДА
— Ну, ладно, Серега я пошел, а то жена уже, наверное, по…потеряла меня.
Андрей Потапов с трудом встал с продавленного кресла.
— Да посиди еще, Андрюха, водка еще есть! Ты чего?
В гараж этот Андрей попал не за тем, чтобы напиться — Серега Шелудько уже давно сулил ему принести с работы пару флаконов уайт-спирита. Андрей пообещал их тестю, жившему в деревне. Тестю же эта химия нужна была как растворитель — он собирался что-то красить или, наоборот, смывать краску.
Гаражный массив был всего в паре сотен метров от хрущёвки, в которой проживал Андрей, и он решил сегодня сходить и забрать у Сереги уайт-спирит. А когда собрался наконец домой и включил отрубленный мобильник, он тут же задилинькал.
— Ну? — буркнул Андрей.
— Ты где шляешься? — закричала Вера. — Тут такое случилось, а он телефон отключил.
— Да что там у вас стряслось?
— Придешь, расскажу, — сердито сказала жена.
На улице уже стояла морозная ночь. Андрей быстро дошел до своей панельной пятиэтажки. Скрипнула дверь без домофона — жильцам всё ещё никак не удалось прийти к соглашению, надо ли скинуться на это современное средство защиты от несанкционированного проникновения. И подъезды их дома облюбовали бомжи.
Многие жильцы философски относились к их присутствию — мало ли с кем эта беда может случиться. Но Андрей бомжей ненавидел. Позавчера буквально на пинках вынес бродягу по кличке Борода. Тот еще не так давно был нормальным человеком, но почему-то пустился во все тяжкие и оказался на улице. Стал грязным, вонючим, пегая бородища вымахала с лопату, отсюда и кличка.
Как только Андрей вошел в подъезд, в нос с мороза сразу шибануло кислым и едким запахом. Борода вновь сидел под лестницей на картонке.
— Я тебе говорил не ходить сюда? — зло спросил Андрей.
— Я щас уйду, — лепетал Борода, трудно вставая на карачки.
— Конечно, уйдешь, — процедил Андрей, соображая, как бы окончательно отвадить бомжа от их подъезда. Он задел рукой оттопыренный карман куртки. И его внезапно осенило: вот чем он отпугнет Бороду. Андрей извлек бутылку, отвернул пробку и стал поливать уайт-спиритом спину, обтянутую рваной и лоснящейся от грязи ветровкой.
— Ты что делаешь? Зачем? — испуганно забормотал Борода. — Я щас встану и уйду. Не надо!
Но охваченный мстительным чувством, Андрей чиркнул спичкой и швырнул ее на пропитанную уайт-спиритом куртку бомжа. Она тут же занялась пламенем, и языки его быстро расползлись по всей спине, по рукавам, загорелась даже борода.
— А-а-а! — хрипло закричал бомж. — Горю!
И, покрытый скачущими языками пламени, пополз к выходу.
Хлопнула дверь, и вопли горящего Бороды стали слышаться тише. Андрей неожиданно испугался того, что сотворил, и торопливо пошагал вверх.
В дверях квартиры столкнулся с женой. Вера держала в руках старенький плед.
— Куда это ты собралась? — с подозрением спросил Андрей.
— О, явился, не запылился, — неприязненно сказала жена. — Хочу… как его… Бороде плед отдать. Холодно же.
— За какие такие заслуги? — затрясся от злости Андрей.
— А за такие. Пока ты где-то водку лакал, он доченьку нашу спас. Если не от смерти, то от насилия! — с расстановкой произнесла Вера.
— Как это? — всполошился Андрей. — А ну давай, рассказывай.
И Вера рассказала. Всего пару часов назад Тайка, как обычно, возвращалась из музыкалки. За ней увязался какой-то взрослый дядька. Тайка прибавила шагу, но он настиг её на третьем этаже. Зажал рот ладонью и потащил наверх.
Её спас Борода. Он увидел, как за девчонкой на цыпочках пробежал какой-то парень, и пошаркал своими рваными дутышами за ним. И просто негромко сказал:
— Слышь, оставь её, а то сейчас начну во все двери стучать…
И насильник испугался и побежал вниз. Борода помог девочке прийти в себя, довел её до квартиры и спустился обратно, к батарее.
— Вот за это я его и покормила, и плед хотела отнести, — всхлипывая, закончила Вера.
— А нет его там, — буркнул Андрей. Это что же получается? Этот бомж вонючий спас его кровинушку, а он его — уайт-спиритом полил, и спичкой!?
Надо бы выйти во двор, посмотреть, что там с Бородой. Но было уже поздно: еще во время рассказа жены он слышал, как во дворе прозвучали сирены спецмашин.
Когда им в дверь позвонили, Андрей сам пошел открывать её и безропотно протянул руки для наручников.
Сергей Мельников. МЕЧТА О ТЕПЛЕ
Я хочу, чтобы сейчас было лето. Чтобы было тепло-тепло. А ещё пусть будет солнце, и пусть не идёт снег. В подвале тоже тепло. Там нет солнца. Откуда под Землёй солнце? Там есть такая толстая труба, вся в тряпках, и она тёплая. Дядя Боря говорит, что по ней идёт горячая вода. Люди над нами набирают её в ванну и лежат в ней.
Я знаю, что такое ванна, видел на помойке. Люди над нами делали ремонт и выбросили. Я спросил у дяди Бори: «Можно мне в ней полежать?». Он сказал: «Лежи на здоровье». Я лёг и в ней было так же холодно, как везде. Я хочу придумать, как это: лежать в горячей воде, и не придумывается.
Я жду, что когда-нибудь людей над нами ре-ви-та-ли-зируют. Тогда они станут послушными, и я приду к ним и скажу: «Налейте мне полную ванну горячей воды. И принесите хлеб, и жареную куриную ногу, и пирожное картошку». Я буду лежать в горячей воде и всё это есть, а они будут стоять рядом и ждать. Но их никак не ре-ви-та-ли-зируют. Наверное, они хорошо себя ведут.
Мне сейчас очень холодно. У нас всегда холодно. Тёплая только труба в подвале. Дядя Боря не даёт мне всё время возле неё сидеть. Он говорит, что я бездельник и что из-за меня он всё время голодный. А ещё он говорит, что он меня подобрал, и без него я бы уже сдох. Я не хочу быть дохлым. Мёртвым не нужно тепло. Если бы я сдох, я бы не знал, какое пирожное картошка.
Если бы люди над нами забрали меня к себе, я бы каждый день ел пирожные. Я бы слушался, и воровал для них еду, и выносил бы мусор на помойку. Но они не заберут. Женщина сказала, что я воняю, а мужчина отодвинул меня концом своей палки, а потом протирал её снегом. И они морщились, и говорили: «Фу!», а ещё то слово, которое часто говорит дядя Боря, когда пьяный ударяется обо что-нибудь. Мне нельзя его говорить, дядя Боря за это бьётся по губам. Я думаю, мне надо где-то найти много-много горячей воды и помыться в ней. Тогда я не буду вонять, и меня заберут люди над нами. Женщина один раз сказала: «Бедный ребёнок». А мужчина один раз сказал: «Симпатичный бомжик». Может, тогда я им понравлюсь?
Сегодня сильный ветер, а моё пальто в подвале. Дядя Боря сказал, что он ставит икс-пи-ри-мент. Он вообще хороший, и всегда оставляет мне немного еды, и разрешает греться возле трубы.
Но он каждый день отправляет меня воровать, а мне это не нравится. Я медленно бегаю и быстро устаю. Меня ловят и больно бьют. А в подвал идти с пустыми руками нельзя, и я опять иду воровать.
Сегодня к дяде Боре пришёл его друг Проф. Дядя Боря говорит, что при прошлом пре-зи-денте дядя Проф учил студентов, а потом не захотел ре-ви-та-ли-зироваться, и теперь живёт в соседнем подвале. Дядя Проф принёс бутылку, и они начали пить, а потом дядя Боря сказал, чтобы я пошёл и украл им ещё еды. А я очень замёрз и ещё не согрелся. Я сказал, что мне надо согреться, и тогда дядя Проф сказал, что я непослушный. А дядя Боря сказал, что давно хочет меня ре-ви-та-ли-зировать, чтобы я стал послушным, но руки не доходят.
И тогда дядя Проф сказал: «Поставим икс-пи-ри-мент».
Он сказал, что надо выгнать меня на мороз. И когда я замёрзну, я ре-ви-та-ли-зируюсь. Дядя Боря сказал, что это делают не так, а дядя Проф сказал, что никто просто не пробовал. Тогда они сняли с меня пальто и ботинки и вывели на улицу. Дядя Боря привязал меня к столбу, чтобы я не убежал. Они ушли в подвал пить бутылку и ждать, пока я стану послушный.
Стоять на снегу босиком очень холодно. Я вижу, как светится окошко в подвале. Через него видна тёплая труба. Она далеко, но в голове я думаю, что рядом с ней, и обнимаю её руками. И мне становится тепло. Тогда я ещё сильнее думаю про неё, и больше не дрожу, мне очень тепло и уютно.
Это не труба. Это женщина, которая живёт над нами. Она меня обнимает и прижимает к себе, и совсем не морщится. Она шепчет: «Бедный ребёнок», и целует меня в макушку. Мне тепло… Боженька, пусть они меня заберут туда, где тепло…
— Вадик, подойди, пожалуйста! — Алёна стояла у кухонного окна, стирая муку с рук.
Муж нежно обнял её и положил подбородок на плечо.
— Что, любимая? — спросил он, касаясь губами её щеки.
— Посмотри на столб. Мне кажется, к нему кто-то привязан.
Вадим напряг зрение. Ветер нёс мимо тучи снега. Временами в прорехах серой завесы мелькало тёмное пятно, но что это было — отсюда не разобрать.
— Ерунда какая-то. Кто будет привязывать человека к столбу в такую погоду?
— А в хорошую будет? — съязвила Алёна. — Вадь, спустись посмотри. Ну пожалуйста!
Он со вздохом натянул зимнее пальто и взял свою палку. Сломанная на работе нога всё ещё требовала дополнительной опоры. Вадим перебежал подъездную дорожку и, только подойдя почти вплотную, увидел раздетого ребёнка, притянутого к фонарному столбу верёвкой.
— Твою мать! — выругался он.
Глаза пацана были закрыты, волосы и ресницы припорошило снегом. На чумазом лице подрагивали синие губы. Мальчик что-то шептал, но что — разобрать за воем ветра было невозможно. Враз заледеневшими пальцами, Вадим потянул завязки. Узел задубел и не поддавался.