142.
То, чем руководствовались чекисты, производя аресты, видно из оставленных ими записей в списках арестованных напротив их фамилий: «Человек пожилой, взять, чтобы заставить уйти из партии». Или: «Он
— единственная поддержка семьи, к которой очень привязан. Надо арестовать, отделить, сломать и завербовать»143.
С 1923 г. ОГПУ уже на единицы вело счет членов партий социалис — тических партий и анархистов, находившихся еще на свободе144. К середине 1920 —х гг. в тюрьме и концлагерях их содержалось более полутора тысяч145. Большевики сделались безраздельными монополистами по — литической власти.
Курс большевиков на подавление в обществе всякого инакомыслия оп — ределил отношение режима к интеллигенции. Ленин достаточно откровенно выразил его, когда в 1921 г. позировал Ю.П. Анненкову. Однажды, вспоминал художник, вождь мирового пролетариата произнес: «Вообще, к интеллигенции, как вы, наверное, знаете, я большой симпатии не питаю, и наш лозунг «ликвидировать безграмотность» отнюдь не следует толковать как стремление к нарождению новой интеллигенции. Ликвидировать без — грамотность следует для того, чтобы каждый крестьянин, каждый рабочий мог самостоятельно, без чужой помощи читать наши декреты, приказы, воззвания. Цель — вполне практическая. Только и всего»146.
Оставшаяся на Родине российская интеллигенция тяжело переживала жестокость, хаос и разорение. Известнейшим ученым и профессорам едва хватало средств, чтобы не умереть от голода. Многие вынуждены были продавать на толкучках свои вещи, книги. Созданная комиссия по улучшению быта ученых не могла решить проблему их обеспечения. Приходилось искать дополнительные приработки.
Угнетающе действовало стремительное падение уровня высшего об — разования. Академик П.П. Лазарев был подавлен, когда один из будущих студентов в ответ на предложение написать на доске два в квадрате нарисовал квадрат, а внутри его написал цифру два. В Московском высшем техническом училище из программы был изъят курс по сопротивлению материалов, чтобы пролетарским студентам не забивать голову непонятной им математикой147.
Даже те представители интеллигенции, которые встретили советскую власть как «богом данную реальность» и готовы были на лояльное отно — шение к ней, к концу гражданской войны окончательно лишились на этот счет всяких иллюзий. Умонастроения этой части отечественной ин — теллигенции выразил в своих дневниковых записях Г.А. Князев, живший в начале 1920 —х гг. в Петрограде: «Опыт не удался, — записал он в своем дневнике 19 февраля 1921 г. — С каждым днем это становится очевидным. Но не потому, конечно, что принципы большевизма не были жизненны, а потому, что все кругом было против... Теперь ясно, что мы жертвы великого эксперимента»148.
Власть стремилась сломать интеллигенцию. Троцкий прямо говорил: «Мы голодом заставим интеллигенцию работать на нас». Для этого существовала целая система унижения и издевательства над ней. Обще — ству навязывалась идея ее никчемности, ненужности. Образ российского интеллигента — человека в шляпе, галстуке, с портфелем и в очках — сделался объектом оскорбительных насмешек и издевательств. Важ — ной частью этой системы была трудовая повинность: седовласых про — фессоров принуждали колоть дрова, расчищать снег, ходить с метлами по улицам. И, наконец надругательство над тем делом, какому они по — святили свою жизнь, будь то наука или образование. Одновременно использовался и другой — финансовый способ «перевоспитания контрреволюционной профессуры», суть которого предельно проста: на те скудные средства, что отпускались на науку и образование, могли рас — считывать только по — настоящему лояльные режиму ученые и препо — даватели. Эти средства тратились, исходя из классового подхода к обучению, на поддержку прежде всего рабочих факультетов в ущерб ос — тальным.
Какая-то часть интеллигенции действительно была сломлена, она свыклась с тотальным террором, с повседневной нуждой, полуголодным существованием. Однако у многих в душе оставалось стремление к свободе творчества, нежелание мириться с навязываемым единомыслием. Многие представители отечественной интеллигенции всячески подчер — кивали свою аполитичность, утверждаясь тем самым в своем достоин — стве и независимости.
Режим расценил такую позицию как циничный саботаж рабоче — кре — стьянской власти. Интеллигенция ему нужна была послушная, быстро и четко выполняющая партийные рекомендации.
Для запугивания остававшейся еще инакомыслящей части интеллигенции в 1921 г. был начат большой процесс по делу так называемой Петроградской боевой организации. Чекистами было арестовано 883 че — ловека, по преимуществу это были ученые, преподаватели, студенты. Среди арестованных оказались профессора В.Н. Таганцев, М.М. Тихвинский, Н.И. Лазаревский, поэт Н. Гумилев. Их обвиняли в подготовке террористических актов, в работе на иностранные разведки, стремлении свергнуть советскую власть. «Следствие» и сам процесс проходили под личным руководством Ленина.
В действительности же никакой организации арестованными по этому делу не создавалось. Она была создана искусственно следственными органами уже в ходе следствия из отдельных групп контрабандистов и тех, кто занимался переправкой желавших нелегально эмигрировать из России. Несмотря на абсурдность и бездоказательность обвинений, предъявленных подследственным, 98 человек из них были приговорены к расстрелу, 125 человек отправили в концлагеря и тюрьмы.
С либерализацией экономических отношений, ставшей следствием пе — рехода к НЭПу, в стране началось оживление деятельности научных обществ, стали появляться новые частные издательства, возобновился выпуск некоторых закрытых ранее журналов. В марте 1922 г. прошли съезды профессоров — аграрников и ученых — экономистов. Однако при — сутствовавшие на них сотрудники ГПУ сообщили о том, что во многих
выступлениях звучали вредные призывы и, в частности, требования «со — блюдать абстрактную надклассовую законность»149.
15 марта 1922 г. Ленин, ознакомившись со сборником статей Н.А. Бердяева, Я.М. Букшпана, Ф.А. Степуна, С.Л. Франка «Освальд Шпенглер и закат Европы», охарактеризовал его как «литературное прикрытие белогвардейской организации», а в статье «О значении воинствующего материализма» он назвал журнал «Экономист» «органом современных крепостников, прикрывающихся, конечно, мантией научности, демокра — тизма и т.п.»150.
Крайне «вредные тенденции» были выявлены на съезде врачей. Нар — ком здравоохранения поспешил доложить об этом Ленину и членам По — литбюро. «Недавно закончившийся съезд врачей, — писал он, — про — явил настолько важные и опасные течения в нашей жизни, что я счи — таю нужным не оставлять членов ПБ в неведении... На съезде был поход против медицины советской и восхваление медицины земской и страховой. Просматривалось стремление поддержать кадетов, меньшевиков, создать свой печатный орган»151.
Режим увидел в этом опасное «оживление деятельности старой бур — жуазной интеллигенции». Удар последовал незамедлительно. Прочитав доклад наркома здравоохранения, Ленин написал на нем резолюцию: «Т. Сталину. Я думаю, надо строго секретно, не размножая, показать это и Дзержинскому, всем членам Политбюро и вынести директиву...»152.
Проигрывая из — за слабой общей эрудиции и теоретической подго — товки кадров идеологические дискуссии с интеллигенцией, критически настроенной в отношении власти, партия стала инициатором высылки из России, Украины, Белоруссии, Грузии за границу многих известных философов, экономистов, социологов, литераторов, религиозных мыслите — лей и др.
19 мая 1922 г. Ленин направил записку Дзержинскому, в которой предложил «тщательнее подготовить» вопрос о «высылке за границу писателей и профессоров, помогающих «контрреволюции». Одновременно он дал распоряжение «собирать систематически сведения о политическом стаже, работе и литературной деятельности профессоров и писателей», поручив это «толковому, образованному и аккуратному человеку в ГПУ»153.
Вопрос о Всероссийском съезде врачей было решено вынести на об — суждение Политбюро ЦК. Он слушался дважды — 24 мая и 8 июня. В результате было принято постановление «Об антисоветских группиров — ках среди интеллигенции». Там, в частности, говорилось, что отныне съезды могут проводиться лишь с разрешения ГПУ, ему же поручалось прове — рять благонадежность всех печатных органов, усилить фильтрацию мо — лодежи, поступающей в высшие учебные заведения, отдавая предпоч — тение рабочим. Бралось под контроль создание творческих и професси — ональных союзов, впредь они должны были в обязательном порядке ре — гистрироваться в ГПУ. Было принято решение образовать постоянную комиссию для высылки интеллигенции, а ГПУ поручалось внимательно следить за поведением врачей и всей интеллигенции154.
Списки составлялись по принципу профессиональной принадлежности («Список литераторов», «Список врачей», «Список антисоветских инженеров» и т.д.), по городам («Список антисоветской интеллигенции г. Петрограда», Москвы, Киева, Одессы и др.), по учебным и научным учреждениям («Профессура 1—го Московского университета», «Профессура института инженеров путей сообщения» и т.д.). В них оказались наиболее яркие представители тогдашней интеллектуальной элиты Рос — сии. В их числе ректор Московского университета зоолог профессор М.М. Новиков, экономист профессор В.К. Зворыкин, историки А.А. Ки — зеветтер, Г.В. Флоровский, социолог П.А. Сорокин, философы Н.А. Бердяев, С.Л. Франк и многие другие.
В представляемых в Политбюро ЦК списках напротив фамилий выселяемых давались характеристики данного лица и формулировалась причина его выселения. Так, профессор — гистолог МГУ В.Е. Фомин характеризовался как «один из активных организаторов забастовки среди медиков, определенный противник Соввласти; один из организаторов антисоветских элементов профессуры»