В «Кратком курсе» фальсифицирована история всех трех революций и история всех партий. Но с одной оговоркой: история большевистской партии удостоилась исключительно апологетической фальсификации15 если не брать в расчет сталинскую мифологию о происках Троцкого, Зиновьева, Каменева и других будущих врагов народа. Руководство практической деятельностью по подготовке Октябрьского переворота была приписана Сталину: «16 декабря состоялось расширенное заседание ЦК партии. На нем был избран Партийный центр по руководству восстанием во главе с тов. Сталиным. Этот партийный центр являлся ядром Военно — революционного комитета при Петроградском Совете и руководил практически всем восстанием» |6. В действительности не партийный центр, никому тогда не известный, а Петроградский ВРК осуществлял руководство Октябрьским переворотом.
То, как одни фигуры выдвигались, а другие задвигались видно на примере выводов к главе о гражданской войне. Среди руководителей нового типа фигурирует только троица: Фрунзе, Ворошилов и Буденный. Отсутствуют упоминания о председателе Реввоенсовета Республики Троцком и большинстве членов Реввоенсовета17. Ни слова о таких командующих армиями, как В. К. Блюхер (награжден первым орденом Красного Знамени, а всего за гражданскую войну получил три), М.Н. Тухачевский, И.П.Уборевич, И.Э. Якир и др. Однако удостоились чести быть упомянутыми скромные по тем временам военком полка Н.М. Шверник и не попавшие даже в специализированную советскую энциклопедию по гражданской войне Л.М. Каганович, Н.С. Хрущев, М.Ф. Шкирятов.
Определенный сдвиг в отношении не столь искаженного изображения революции и гражданской войны, как это было в 30—40 —е гг., стал происходить с середины 50 —х гг. после XX съезда КПСС. Началась реабилитация некоторых репрессированных при Сталине деятелей
революционного движения и гражданской войны, чуть приоткрылись ранее недоступные архивные фонды18, стали выходить книги и другие публикации, с фактическим материалом, который подрывал некоторые сложившиеся мифы — стереотипы19. Хотя такие публикации не столько разрушали, сколько обновляли, корректировали, делали более гибкими прежние догмы и схемы, это периодически вызывало тревогу в аппарате ЦК КПСС. Тем более, что не было недостатка и в сигналах с мест.
Поступали письма «читателей» и с критикой журнала «Вопросы истории» за публикацию статьи Э.Н. Бурджалова о Февральской революции, в которой тот якобы пытается реабилитировать Каменева и Зиновьева 20. Дело закончилось принятием ЦК в марте 1957 г. разгромного постановления о журнале «Вопросы истории» и снятием самого Бурджалова с должности зам. главного редактора журнала.
Постепенно в атмосфере XX съезда КПСС складывается академическая «группа историков — ревизионистов», которая получает название «нового направления» (А.Я. Аврех, А.М. Анфимов, П.В. Волобуев, М.Я. Гефтер, И.Ф. Гиндин, Л.М. Иванов, К.Н. Тарновский, и др.). Они выступали за многоукладное понимание экономики России (Гефтер, Тар — новский, а также В.В. Адамов из Уральского университета), против преувеличения степени зрелости российского капитализма, который скла — дывался на «почве правительственного вмешательства» в создание монополий и банков (Волобуев, Гиндин, Тарновский), доказывали преобладание полукрепостнических отношений в сельском хозяйстве вплоть до 1917 г. (Анфимов), рассматривали русское крестьянство как социальную опору самодержавия (Аврех), в освещении революционных событий выявляли большую роль стихийности в поведении масс и временную потерю гегемонии пролетариата (П.В. Волобуев). Представители «нового направления» пытались поставить вопрос об альтернативности исторического развития (в частности, проблема исчерпанно — сти или наличия правительственного реформаторского потенциала)21.
Отдел науки ЦК КПСС, возглавляемый С.П. Трапезниковым, с «новым направлением» окончательно разделался в марте 1973 г. В принятых рекомендациях осуждались «ревизионистские концепции», выдаваемые за «новое прочтение» произведений Ленина. В частности, ученым инкриминировали «отступления от ленинского анализа движущих классовых сил в Октябрьской социалистической революции», имея в виду известное ленинское положение о том, что в социалистической революции пролетариат действует лишь с беднейшим, а не со всем крестьянством 22. Последовали и административные меры: был снят решением ЦК КПСС с должности директора Института истории СССР АН СССР П.В. Волобуев.
После разгрома «нового направления» пошла, по словам В.П. Булдакова, вторая волна направленного фальсификаторства истории трех революций. Вновь отыскивались доводы в пользу закономерности социалистической революции в России 23, над чем трудилось не одно поколение советских историков. Законсервировался догматический подход в трактовке истории революций и гражданской войны.
Тем не менее, в условиях десакрализации марксистской теории и последующей хрущевско — брежневской практики социализма нельзя было наглухо приостановить движение исторической мысли. С одной стороны, вплоть до конца 80 —х гг. выходили работы, «разоблачающие» политических противников большевизма — кадетов, эсеров, меньшевиков24, с другой стороны, с середины 70 —х гг. началась, хотя и в рамках прежней пара —дигмы, разрабатываться история непролетарских, как тогда было принято их квалифицировать, партий м.
В юбилейные годы обычно проводились конференции, выходили сборники статей и монографии, посвященные отмечаемому событию. Уже в период перестройки, в 1987 г. вышла, например, книга «Октябрьская революция: Вопросы и ответы», где подытоживались основные выводы и оценки советской историографии, ответы на вопросы давались в выверенном догматическом ключе, а в аннотации отмечалось, что значительное место в книге отведено полемике с фальсификаторами истории. В книге можно встретить ряд утверждений, традиционных для ленинско — сталинской интерпретации трех революций в России. Например, таких:
«...Единственным путем выхода из политического, социального и экономического кризиса был переход от буржуазно — демократической революции к социалистической ».
«...Партия кадетов в 1917 году была партией буржуазно — помещичьей контрреволюции».
«.. .Меньшевики и эсеры превратились в соглашательские партии, встали на путь фактического сотрудничества с буржуазией...».
«Свергнутые капиталисты и помещики России, развязав в союзе с силами мирового империализма гражданскую войну, сами вынудили советскую власть использовать против них крайние средства».
«Учредительное собрание в руках буржуазии и ее политических партий стало средством торможения и ликвидации революции».
В книге по — прежнему утверждалось, что партийный Военно — рево — люционный центр вошел в состав ВРК и «стал его ядром», а Троцкий, Зиновьев и Каменев главным образом все делали «в противовес ленинскому курсу» 26.
Все наиболее известные монографии и обобщающие работы по истории трех революций, вышедшие с конца 60 —х по начало 80 —х гг., условно можно разделить на две группы: насыщенные фактическим материалом, который прошел селекцию в рамках ленинской концепции (монографии И.И. Минца, В.И. Старцева, Е.Н. Городецкого и др.)27, и работы, претендующие на теоретические обобщения 28.
Разумеется, помимо вышеперечисленных двух групп, выходила масса
работ с разной степенью фальсификации событий. Имелись отдельные работы, в которых делались попытки «объективной» трактовки событий в рамках идеологически допустимого свободомыслия. Они готовили почву для «взлета» исторической мысли в период перестройки29.
Догматический монолит советской историографии (подпорченный, ра — зумеется, трещинами вроде «нового направления») стал разваливаться в 1987 г., с распространением гласности и с появлением юбилейного доклада М. С. Горбачева «Октябрь и перестройка: революция продолжается». На рубеже 80 — 90 —х годов вышло немало сборников статей с говорящими сами за себя названиями «Историки отвечают на вопросы», «Историки спорят», «Трудные вопросы истории. Поиски. Размышления. Новый взгляд на события и факты» и т. п. В них делались попытки пересмотра отдельных догматизированных оценок и положений совете — кой историографии, восстанавливалась роль замалчиваемых с 30 —х гг. репрессированных деятелей революционного движения и гражданской войны. В то же время в них обязательно были ссылки на ленинскую концепцию революционного движения и гражданской войны как осно — вополагающую научную трактовку событий30. Тогда это был тот рубеж, который перестроечная историография так и не перешагнула. Наряду с отечественными работами стали выходить и переводы сочинений зару — бежных исследователей31.
Если в СССР «новые направления» могли развиваться только в рамках различных интерпретаций ленинского наследия, то в зарубежной немарксистской историографии на протяжении 60 — 80 — х гг. начали создаваться принципиально новые концепции российской революции. Их появление было обусловлено накоплением фактического материала о революционных процессах в странах «третьего мира». Одним из первых на это обратил внимание Т. фон Лауэ. Он рассматривал революцию в России как результат действия двух факторов: социальных противоречий, вызванных ходом векового исторического развития страны, и ускоренной модернизации, навязанной политикой великих западноевропейских держав. Российская революция, полагает фон Лауэ, существенно отличалась от западноевропейских и прокладывала дорогу новым революциям недо — развитых стран, присущих уже XX веку 32. В 80 — е гг. этот подход с уклоном в крестьянскую революцию развивал Т. Шанин. По его мнению, «... Россия начала XX в. представляла «развивающуюся» или «третьемир , — скую» страну — первую, которая вступила на этот путь, как и первую, I которая осознала себя таковой на языках искривленных зеркал идеологии
I этого столетия»