6.
Несмотря на усиливавшийся кризис власти в деревне, решение про — блемы продовольственного снабжения большевики продолжали искать в рамках политики «военного коммунизма». Итоги этих поисков были подведены на VIII съезде Советов в декабре 1920 г., продемонстрировавшем изменение акцентов в подходе к продовольственной проблеме. Если раньше ставка делалась на насильственное изъятие и распределение, то на съезде речь уже шла больше о стимулировании производства сельхозпродуктов.
Однако, вопреки всей предшествовавшей трагической практике, власти по-прежнему полагали, что продовольственную проблему можно решить силовым методом.
VIII съезд Советов оказался последним, на который были допущены представители оппозиционных социалистических партий. Некоторым из них дали возможность выступить. Как и следовало ожидать, их отношение к большевистскому решению продовольственной проблемы было негативным. Так, меньшевик Ф.И.Дан в полемике с Лениным говорил: «Мы видим, прежде всего, что до сих пор в области продовольствия по отношению к крестьянству применялась политика чисто насильнического характера. Нам вчера приводили блестящие цифры, что мы, слава богу, за этот год выкачали гораздо больше, чем царское правительство за последний год своего существования. По этому поводу я позволю себе сказать, что продовольственная политика, осно — ванная на насилии, обанкротилась, ибо хотя она выкачала триста миллионов пудов, но это куплено повсеместным сокращением посевной площади, достигшей почти одной четверти прежних засевов, сокращением скотоводства, прекращением посевов технических растений, глубоким упадком сельского хозяйства и выкачиванием из деревни хлеба, в результате чего — так же, как прежде выкачиванием податей,
— мы разрушили ту основу, на которой только и может существовать наше на три четверти крестьянское хозяйство. И теперь, когда этот факт обнаружился, переносить эту политику насилия из области выкачивания продуктов крестьянского труда в область крестьянского производства совершенно недопустимо. Совершенно невозможно путем насилия в области крестьянского производства заставить крестьян сеять мяту, репу и т.д. по тем рецептам, которые будут им даваться и насильственно проводиться в жизнь разными учреждениями. Мы считаем, что такой путь углубления насилия над крестьянством пагубен. Мы считаем и предупреждаем, что этот путь углубления и усиления насилия над крестьянством приведет только к тому, что поднимется непроходимая пропасть между городом и деревней, и тогда крестьянство, освобожденное от страха царя и помещика, станет опорой буржуазной контрреволюции в России. И все, кому дороги интересы революции и социализма, должны протестовать против этого насилия и требовать широкой самодеятельности для рабочего класса и помнить, что строить гораздо легче с свободно организованным крестьянским классом»7.
Атмосферу на съезде передает в своих воспоминаниях тогдашний советник германского посольства в Москве Г устав Гильгер, приглашенный туда советским правительством в качестве гостя. «Я наблюдал это событие из первого ряда ложи, — вспоминает Гильгер, — менее чем в тридцати футах от трибуны для ораторов. С моей удобной по — зиции я мог также наблюдать за настроением заполнившей партер толпы. Меньшевистская партия поручила Федору Дану, одному из ее умнейших представителей и лучших ораторов, подвергнуть безжалостной критике аграрную политику большевиков. Острыми словами клеймил Дан методы большевистских правителей, которые насильно заставляли русского крестьянина отдавать всю сельскохозяйствен—
ную продукцию, не оставляя ему достаточного количества продуктов даже для поддержания его скромного жизненного уровня. Докладчик убедительно доказал, что сельскохозяйственное производство будет все больше сокращаться и что сельское население погибнет, если нынешняя политика будет продолжаться. Спастись от катастрофы, заявил он, можно только путем создания для крестьянства стимула к увеличению производства. Вместо того, чтобы заставить крестьянина отдавать всю его продукцию, правительство должно установить оп — ределенные размеры поставок, оставляя за крестьянином право свободно распоряжаться излишками»8.
Все выступления представителей оппозиции, в каких высказывалось несогласие или даже сомнение в экономической эффективности государственного принуждения по отношению к деревне, подверглись рез — кой критике со стороны Ленина. В основу продовольственной политики были, как и прежде, положены интересы города. Съезд принял решение создать губернские, уездные, волостные и сельские «посевные комитеты». Наркомзему было предписано «выработать общегосударственный план обязательного посева». На губернские комитеты по расширению посевов и улучшению обработки земли было возложено «установление планов засева по уездам, волостям и селе — ниям». Было решено также «объявить государственной повинностью обсеменение площади земли, устанавливаемой государственным планом посева»9.
Таким образом, крестьяне по — прежнему были лишены свободы рас — поряжаться своей землей по их усмотрению. Они продолжали испытывать на себе произвол властей в проведении продразверстки, становившейся непосильной для все большего числа крестьянских хозяйств.
Крайне сложной продолжала оставаться ситуация в промышленности. Многие заводы и фабрики стояли. В результате резко сократилась чис — ленность рабочего класса. Если в 1913 г. число наемных рабочих в промышленности составляло 3 млн человек, то в конце 1920 г. оно не превышало 1 млн 240 тыс.10 Возникло положение, когда в условиях установления «диктатуры пролетариата» численность класса, от имени которого осуществлялась эта диктатура, а также его вес в экономике страны стреми — тельно падали. Продолжала сокращаться производительность труда на тех предприятиях, где еще теп,лилась жизнь. В крупной промышленности в 1920 г. она составила 39% уровня 1913 г., а в мелкой —57%.
Развал промышленности был вызван не только разрушительной гражданской войной, но и просчетами в организации самого производства. Бюрократическая система управления промышленностью по методам и принципам военного коммунизма приводила к тому, что даже элементарный вопрос мог быть решен только в центре.
Апофеозом этого стал «главкизм». К осени 1920 г. в стране насчитывалось более полусотни главков, в их структуре находились управляемые сверху тресты. Они осуществляли управление крупными национализированными предприятиями, регулировали отношения с ненационализи— рованной мелкой кустарной и кооперативной промышленностью, координировали деятельность смежных отраслей, обеспечивали распределение готовой продукции. Главки были, по существу, хозяйственно изолированными друг от друга вертикальными объединениями, взаимосвязь между ними зависела исключительно от Президиума ВСНХ. Такая сис — тема народного хозяйства имела своей основой распределительный прин — цип. У нее не было стимулов развития, ибо она не способствовала развитию местной инициативы. Она была способна, и то до известной степени, лишь координировать количественный рост продукции, но не ее качество и ассортимент. В этой системе полностью отсутствовали элементы саморегуляции, внутренние стимулы роста производительности труда. Она могла опираться только на внеэкономическое принуждение.
Жесткая централизация народного хозяйства породила особый при — казной стиль руководства. М.Н.Покровский в 1924 г. отмечал, что «характерной особенностью военного коммунизма было то, что в нем эко — номика должна была плясать под дудку политики. Забыта была фраза тов. Ленина, написанная... в 1916 г.: «Экономике нельзя приказывать». Весной 1921 г. эта фраза и оправдалась»".
Между тем большевики, хотя и констатировали тяжелое положение в промышленности, в эйфории побед на фронтах гражданской войны оце — нивали ситуацию довольно оптимистично. На VIII съезде Советов А.И.Ры — ков говорил о серьезных положительных сдвигах в снабжении населе — ния продовольствием, топливом, в работе транспорта. Он утверждал, что эти «три основных момента — улучшение продовольствия, топлива, железнодорожного транспорта — создали базу для того, чтобы наша промышленность, начиная с половины настоящего года, стала неуклонно развиваться, и значительная часть стоящих до сих пор фабрик и заводов стала оживать»12.
Однако такой оптимизм не отражал реального положения дел. За ста — тистическими выкладками докладчика, иллюстрировавшими успехи про — мышленности по сравнению с ее состоянием в 1919 г, не ощущалось даже слабых изменений к лучшему.
Присутствовавшие на VIII съезде Советов меньшевики настаивали на необходимости прежде всего отказаться от всеобщей национализации промышленности. Непосредственно государственное руководство хозяйством должно ограничиться, по их мнению, только основными отраслями промышленности, и только в крупных предприятиях, в осталь — ных же отраслях должны развиваться, под регулирующим контролем государства, кооперация и частный капитал. Что касается мелкой про — мышленности, то ее вообще не следует национализировать. Вместе с тем в значимых для общества отраслях государство должно регулировать хозяйственную деятельность, оказывать помощь мелким производителям всем необходимым, и прежде всего сырьем, получая взамен готовую продукцию.
Для восстановления промышленности предлагалось более широко ис — пользовать иностранный капитал; в то же время привлечение его должно совершаться при полной гласности и подчиняться общему плану восстановления народного хозяйства.
Признавая за государством право прибегать в случае крайней необходимости к трудовой повинности, оппоненты большевиков считали, что она допустима, только когда все другие средства исчерпаны. Однако эти предложения не были услышаны большевистскими делегатами съезда13.
Проблему преодоления кризиса, в каком оказалась промышленность, большевики по-прежнему намеревались решить, исходя из военно — коммунистической доктрины. Кратчайшим путем возвращения промышленности к условиям мирного времени они без особых раздумий сочли уже проторенную дорогу «военного коммунизма». В результате, несмотря на прекращение крупномасштабных боевых дей — ствий на фронтах, различие между военной и трудовой повинностью оставалось чисто номинальным. Концепция труда как повинности была по — прежнему господствующей.