65.
Чтобы заставить воинские части наступать, командованию пришлось прибегнуть к угрозам, срочно создается мощный репрессивный меха — низм, призванный переломить настроения красноармейцев (полевые вы — ездные сессии ревтрибунала, чрезвычайные революционные тройки, ос — ведомители в каждой воинской части). Ненадежные части отправляются в тыл, а тех, кого посчитали зачинщиками, расстреливают. Приговоры к высшей мере наказания «за отказ от выполнения боевого задания», «за дезертирство» следовали один за другим. Их приводили в исполнение немедленно, поясняя, что так делается ввиду «особых условий, сложив — шихся в городе Кронштадте, и для поддержания революционного порядка»66. Расстреливали публично. Красноармейцы, проводившие экзекуции, расписывались или ставили крестики в актах о расстреле, тем самым как бы скрепляя себя кровью с людьми, вынесшими приговор.
Подтягивались новые, считавшиеся наиболее надежными части. С
10 марта под Кронштадт начала прибывать 27 —я Омская стрелковая дивизия. Однако по прибытии в 235 —м Невельском, 236 —м Оршанском и 237 —м Минском полках 79 —й бригады началось брожение. В рапорте уполномоченного информационной части 1 — го Особого от — деления Насонова от 14 марта 1921 г. говорилось: «Настроение прибывших частей — неблагонадежное, красноармейцы открыто все заявляют, что против Кронштадта и матросов наступать не пойдем, а если
27 —я дивизия не пойдет, то не пойдет никто... Вчера команда пеших разведчиков, пулеметная команда и 5 —я и 6 —я рота Кронштадтского полка были разоружены за отказ идти в наступление»67.
Начались аресты. Процедура «следствия» была упрощена: после ко —
роткого допроса обвиняемого ему сразу же выносили приговор. В тот же день 14 марта постановлением Чрезвычайной Тройки 41 красноармейца 237 — го Минского полка приговорили к расстрелу «как предателей и изменников рабоче — крестьянской революции, за невыполне — ние боевого приказа, и поднявших вооруженное восстание против со — ветской власти»68.
Затем пришла очередь Невельского полка. Механизм судебного раз — бирательства оставался прежним: короткий допрос и приговор. 15 марта к высшей мере наказания — расстрелу «как зачинщиков вооруженного восстания против советской власти и за неисполнение боевого приказа» было приговорено 33 красноармейца Невельского полка69. Приговоры были приведены в исполнение немедленно. Постановления о расстрелах приказывалось прочитать всем ротам и командирам70.
Расстрелы и аресты, проводившиеся в воинских частях, были признаны эффективными. Председатель Тройки Николаев с удовлетворением сообщал: «Операция в 79, 80 бригадах прошла удачно. Арестовано 200 человек. После ареста полки, желая искупить свою вину, кричат: «Даешь Кронштадт», в особенности 73 бригада. В 12 часов огонь по Кронштадту. Противник отвечал сильно, штаб Особого назначения в подвале, работа идет успешно. Население спокойно. Я с отрядом иду в наступление. Делаю заградительную линию на предмет трусости наступающих и их отступления»71.
Для усиления боеспособности частей приняли решение провести партийные мобилизации. В губкомы партии были посланы соответствующие телеграммы. По сведениям на 10 часов утра 16 марта 1921 г., поступившим в президиум X съезда, в Кронштадт было мобилизовано 928 коммунистов из 18 губкомов страны. Наибольшее количество, 255 человек, удалось мобилизовать Московскому губкому. Петроградский губ — ком направил 237 человек, Новгородский — 66, Тульский — 53, Ниже — городский —46, Иваново — Вознесенский — 65, Псковский — 28 , Петрозаводский — 2472.
Посылая делегатов X съезда на кронштадтский фронт, власти в то же время не хотели подставлять под пули «золотой фонд партии». Почти все делегаты съезда были направлены в самые «неблагонадежные» части в качестве особоуполномоченных, исключительно для усиления военно — административной и политической части Южной группы. При этом ко — миссарам и начальникам давалось указание «видеть в особоуполномоченном старшего товарища, который помогает им словом и делом». Красноармейские войска, которым предстояло штурмовать Кронштадт, были буквально наводнены осведомителями. В их задачу входил сбор сведений о степени надежности частей. Особенно густая осведомитель — ная сеть опутала те части, где ранее были зафиксированы случаи про — явления прокронштадтских настроений и неповиновения приказам ко — мандования73. Специальной телеграммой с грифом «Совершенно секретно» предписывалось «жестоко расправиться с мятежниками, расстреливая без всякого сожаления.., пленными не увлекаться»74.
В ночь на 17 марта после интенсивного артиллерийского обстрела крепости начался новый штурм Кронштадта. Характерно, что предусматривалось применение в ходе штурма химических снарядов. Командующим 7 —й армией Тухачевским был отдан приказ, в котором, в частности, говорилось: «не позже завтрашнего дня атаковать линкоры «Петропавловск» и «Севастополь» удушливыми газами с ядовитыми снаря — дами»75. Однако привести его в действие не успели.
Во второй половине дня 17 марта, когда стало ясно, что дальнейшее сопротивление защитников крепости бесполезно и кроме дополнитель — ных жертв ни к чему не приведет, по предложению штаба обороны крепости было решено отступать.
Запросили правительство Финляндии, может ли оно принять гарнизон. После получения положительного ответа начался отход на финский берег, его обеспечивали специально сформированные отряды прикрытия.
В Финляндию успело уйти около 8000 человек, в том числе почти все члены кронштадтского Ревкома и штаба обороны. Среди прибывших в Финляндию большую часть составляли матросы и красноармейцы. Много было женщин и детей.
К утру 18 марта крепость была взята. Власти не обнародовали количество погибших, пропавших без вести и раненых красноармейцев. Ворошилов, выступая с докладом о кронштадтских событиях на общегородском собрании в Екатеринбурге в конце марта 1921 г., заметил, что штурмовавшие потеряли убитыми до 1200 человек76.
Сводных данных о потерях обнаружить в архивных документах не удалось. А цифры, опубликованные в официальных изданиях, вызывают большие сомнения, они резко расходятся с числом потерь в отдельных частях. Участники штурма Кронштадта П.Е. Дыбенко, П.П. Растопчин считали, что потери убитыми и ранеными среди отдельных частей пре — высили 50% личного состава.
Из делегатов съезда, участвовавших в штурме Кронштадта, было убито два человека, 23 было ранено. Погибших на кронштадтском льду было столько, что многие даже не были похоронены. С таянием льда возникла опасность заражения акватории Финского залива. Необходимо было срочно убрать оставшиеся трупы. Свое содействие в этом предложил Международный Красный Крест. Однако в Москве категорически отвергли его участие, посчитав более приемлемым передать это дело финляндскому и российскому командованиям.
После взятия крепости маховик репрессий резко увеличил обороты. При этом карательные органы уже само пребывание в крепости во время восстания считали преступлением. Поэтому все матросы, красноар —
мейцы и большая часть рабочих прошли через Особый отдел. Как можно судить по составлявшим протоколам, пленных среди осужденных не было. Их расстреливали на месте. Преступлением считалось даже оказание помощи раненым кронштадтцам, которые оставались в крепости после штурма77.
Было организовано несколько десятков открытых судебных процессов. Особенно жестоко расправлялись с моряками линкоров «Севастополь» и «Петропавловск». Уже сам факт нахождения на этих кораблях был дос — таточным для того, чтобы быть расстрелянным. Победители были осо — бенно беспощадны к красноармейцам 560 — го Кронштадтского полка и тех частей 561 — го полка, которые перешли на сторону кронштадтцев во время штурма крепости 7 —го марта78.
На открытом судебном заседании Выездной Сессии Окружного Рево — люционного военного трибунала Петроградского военного округа при Южной группе в городе Кронштадте 20 марта 1921 г. заслушано дело по обвинению 13 человек с линкора «Севастополь» в мятеже и вооруженном восстании. Все обвиняемые были приговорены к высшей мере наказания — расстрелу. Один из самых крупных открытых процессов над военными моряками восставших линкоров состоялся 1 — 2 апреля
1921 г. Перед Ревтрибуналом предстало 64 человека. 23 из них приговорили к расстрелу, остальным определили по 15 и 20 лет тюрьмы.
Однако открытые судебные процессы были лишь вершиной репрессивного айсберга. Судьбы тысяч людей решались на заседаниях чрезвычайных «троек», а иногда и «двоек». 20 марта 1921 г. на заседании Чрезвычайной Тройки было заслушано дело по обвинению 167 военных моряков линкора «Петропавловск» «в активном участии в Кронштадтском мятеже». Все обвиняемые были приговорены к высшей мере наказания — расстрелу. На следующий день по постановлению Тройки было расстреляно 32 военных моряка с «Петропавловска» и 30 моряков с «Севастополя», а 24 марта — еще 27 моряков «Петропавловска»79.
В ходе следствия от каждого арестованного следователи требовали прежде всего назвать «сообщников». Далее проводили аресты «сообщников», от которых требовали того же самого. Таким образом, скорость вращения репрессивного маховика постоянно возрастала.
Посредством массового террора власти намеревались раз и навсегда покончить с возможностью повторения антибольшевистских выступле — ний в крепости. «Дальнейшие аресты продолжаются и будут продолжаться до тех пор, пока я буду убежден, что Кронштадт обескровлен и обезоружен», — телеграфировал Председатель выездной сессии Рев — воентрибунала в Сестрорецке С.Д. Цветков Председателю Реввоент — рибунала Петроградского военного округа Я.К. Берзиню.
Подавляющее большинство представших перед судом не принимали активного участия в обороне крепости. О том свидетельствуют формулировки состава преступления обвиняемых, содержащиеся в протоколах заседаний чрезвычайных троек.