Не сразу, но Амалия вспомнила, что где-то возле Куровиц находится имение Никиты Дмитриевича, брата жертвы.
«От Сиверской до Куровиц идет обычная дорога… гм… Дальше можно двигаться на север, к Гатчине, или же, – палец Амалии скользнул по карте вбок, – на восток и затем опять на север, только к Павловску. В Павловске сесть на поезд Царскосельской железной дороги и… допустим, приехать в Петербург. В Гатчине тоже можно сесть на поезд… но Бутурлин уже наводил там справки…»
Амалия задумалась, рассеянно разглядывая карту и попадающиеся на ней названия.
«Голодуха… Тифинка… Мило, ничего не скажешь. И что же теперь предпринять? Поехать в Куровицы? Передоверить все Бутурлину? Но что у меня есть, какие доказательства? Никаких. И вообще я устала от путешествий. Интересно, когда в гимназии заканчиваются занятия?»
В понедельник дядюшка Казимир, отлучавшийся из дома по очередному амурному делу, возвращаясь, столкнулся в дверях с обширной бабой самого простонародного вида. На бабе было что-то облезлое – тулуп не тулуп, пальто не пальто, – а голову покрывал пестрый платок, да так искусно, что из-под него виднелись только кончик носа, щеки и хитрющие глаза. Казимир ненароком поглядел в эти глаза и обомлел.
– Ой, не узнал! – визгливо объявила баба и захохотала.
– Дорогая племянница, – промямлил Казимир, когда оправился от изумления, – могу ли я узнать о причине столь… э… кардинального превращения?
– Конечно, можете, дядя, – ответила Амалия своим обычным голосом, поправляя платок. – Я готовлюсь к маскараду.
– Если ты собираешься идти по улице, – сказал дядюшка, критически оглядев свою странную родственницу, – то вот эту вот часть, – он указал на то, что располагается ниже спины, – лучше уменьшить.
– Это почему? – заинтересовалась Амалия.
– Ну… – протянул Казимирчик, почесывая мочку уха, – потому что всякий встречный мужчина будет норовить за нее ущипнуть.
– Дядюшка, – объявила баронесса Корф, – да вы просто клад!
Она зашла в квартиру, с помощью горничной Даши вытащила из-под одежды лишние подушечки и обрела объемы, более напоминающие ее собственные.
– Не говорите ничего маме, – попросила Амалия на прощание. – Даша, я вернусь с черного хода. Пусть мои вещи пока полежат здесь, хорошо?
Она бросила на себя последний взгляд в зеркало, заметила, что забыла снять обручальное кольцо, и стала стаскивать его с пальца.
– Я вам рукавички дам, Амалия Константиновна, – вмешалась Даша, видя, что кольцо не снимается.
Амалия просияла, надела принесенные ей рукавицы и, попрощавшись с присутствующими, удалилась. В ответ на недоуменный взгляд Казимира горничная только руками развела:
– Пришла и говорит: мне нужна такая одежда, чтобы в толпе на меня никто внимания не обратил. Чем проще, тем лучше. Ну я взяла кое-что свое, кое-что у кухарки и отдала ей.
Разгадка такого странного поведения была проста: Амалия решила примерить на себя ремесло филера, то есть сыщика, который выслеживает подозреваемого. Сейчас таким подозреваемым для нее являлся вихрастый гимназист Алексей Киреев.
Для начала переодетой баронессе Корф пришлось несколько часов проторчать возле гимназии, в которой сын Георгия Алексеевича состоял на полупансионе. Наконец Алексей показался в дверях. Он шел в компании двух незнакомых Амалии гимназистов, и душу сыщицы охватило нехорошее предчувствие.
Троица двинулась по улице, заворачивая во все кондитерские, какие попадались ей по пути. Баронесса Корф поняла, что судьба решила ее испытать, и смирилась. По правде говоря, она никогда не подозревала, что трое детей могут быть такими прожорливыми.
В одной кондитерской они съели по мороженому, в другой заказали пирожные, в третьей потребовали какао и сели за столик, важничая и ведя себя так, как, по их мнению, ведут себя взрослые. Смотреть на них было забавно – но только посетителям кондитерской, потому что Амалии пришлось наблюдать со стороны улицы. Надо сказать, что в эти минуты она вполне оценила недотулуп, которым ее снабдила верная горничная Даша. Страхолюдный на вид, он между тем оказался достаточно теплым, чтобы с успехом противостоять атакам весеннего петербургского ветра.
Наконец троица вышла из кондитерской, и гимназисты, попрощавшись друг с другом, разошлись кто куда. Алексей двинулся по улице, а Амалия отправилась следом за ним, следя за тем, чтобы соблюдать дистанцию, и одновременно за тем, чтобы не упустить подростка в толпе прохожих.
Во вторник судебный следователь Бутурлин заполнял бумаги на своем рабочем месте, когда младший чиновник доложил, что его хочет видеть дама. Бутурлин поглядел на визитную карточку, вздохнул и приказал впустить посетительницу. Через минуту на пороге показалась баронесса Корф в темно-сером дорожном платье и элегантно сшитой накидке с меховой оторочкой.
– Прошу вас, сударыня, проходите, – сказал следователь, с любопытством глядя на Амалию. – Могу ли я узнать, какое дело привело вас ко мне?
– Скажите, Дмитрий Владимирович, вы уже нашли тело Натальи Дмитриевны? – вопросом на вопрос ответила баронесса Корф.
Бутурлин кашлянул.
– Тело нашли, – наконец признался он. – Выловили из реки, но наш доктор установил, что это мужчина и он был убит гораздо ранее госпожи Киреевой. Ничего, я думаю, скоро мы найдем тот труп, который нам нужен.
Амалия вздохнула, заранее приготовившись насладиться эффектом, который произведут ее слова.
– Боюсь, Дмитрий Владимирович, что нужный вам труп нашла я, – объявила она. Бутурлин застыл на месте. – Правда, есть одна проблема: это вовсе не мертвое тело, а очень даже живая Наталья Дмитриевна. – Амалия положила на стол листок с адресом. – Она проживает в Петербурге, в номерах, по чужому виду на жительство. Думаю, это кто-то из прислуги ее брата – возможно, прислуга из его имения. Они же, как я предполагаю, помогли Наталье Дмитриевне организовать ее исчезновение. – Дмитрий Владимирович молчал, таращась на Амалию. – Ее младший сын Алексей был в курсе дела, и только вчера он навещал мать – вероятно, с отчетом о том, что произошло за ее отсутствие.
– Но как же вы, сударыня… – выдавил из себя следователь и умолк.
– Случайность, чистая случайность, – отозвалась Амалия, сияя улыбкой. – Я увидела Алексея на улице, и мне просто стало интересно, куда он идет.
По тому, как посетительница выдержала его взгляд, Бутурлин понял, что она чего-то недоговаривает. Но следователь был человек дотошный и привык докапываться до мелочей, даже если они не имели отношения к делу.
– Могу ли я спросить, почему вы заинтересовались именно Алексеем, сударыня? Все считали, что любимцем матери был старший, Владимир…
– Э нет, – живо возразила Амалия. – Подумайте сами: Алексей больше похож на мать, да и по характеру он довольный эгоистичный ребенок, как большинство детей, которых балуют в семье… Ему не нужно было проявлять свою привязанность к матери – ее любовь и так была ему обеспечена. Да, он всего лишь мальчик, но в его лице Наталья Дмитриевна обрела сообщника, который держал ее в курсе того, что происходило в семье. Когда он услышал о признании сводного брата, он искренне поразился, потому что знал, что мать жива и здорова. По этой же причине он производил впечатление бессердечного ребенка, так как совсем не беспокоился из-за ее исчезновения…
Решившись, следователь поднялся с места, засунул бумаги в ящик стола, запер его на ключ, сунул в карман листок с адресом номеров и стал надевать шинель.
– Надеюсь, вы не будете возражать, госпожа баронесса, если мы поедем в Петербург вместе? – спросил Дмитрий Владимирович.
– Разумеется, у меня нет никаких возражений, – ответила Амалия Корф.
Глава 19Дружное семейство
Лязгнул ключ, тяжелая дверь отворилась, петли завизжали на разные голоса, выводя узника из состояния дремы. Он приподнялся и спросонья прищурился, не понимая, что происходит.
– Поднимайтесь, следователь вызывает на допрос, – велел страж.
Сергей Киреев сбросил тощее одеяло, сел и стал обуваться. Это была еще не тюрьма, а предварительное заключение, но по всем признакам оно тянуло на полновесную тюрьму: толстые стены, массивные решетки и общий дух безысходности, смешивающийся с вонью испражнений.
Двор, лестница, коридор, еще одна лестница, и вот – полюбуйтесь – чистенький, свеженький Дмитрий Владимирович Бутурлин, сидящий за массивным канцелярским столом. Следователь скользнул взглядом по щетине на щеках Киреева, по измученным запавшим глазам и, опустив голову, сделал вид, что рассматривает бумаги.
– Садитесь, Сергей Георгиевич… – сказал он Кирееву. И точно так же не глядя отдал команду сопровождающему: – А вы, Николай Аристархович, подождите за дверью.
Узник сел и насупился, пытаясь угадать, что его ждет на этот раз. В сущности, судебная система разочаровала его с первых же минут знакомства с ней. Ему задавали десятки ненужных вопросов, заполняли бесчисленные документы, изводили бумагу, время и терпение. Люди, которые работали в ведомстве, ему не нравились: среди них попадались и такие, кто грубил и тыкал арестантам, и те, кто, подобно Бутурлину, строил из себя образованного человека, а в действительности делал карьеру на чужих сломанных судьбах. Тут Сергей увидел устремленный на него пытливый взгляд следователя и мысленно приготовился к худшему.
– Мне нужно уточнить кое-какие детали, – сказал Дмитрий Владимирович. – Относительно топора: вы показали, что купили его в магазине Губертуса, верно?
– Да, – хрипло ответил Киреев. Прочистив горло, он уточнил: – Васильевский остров, девятая линия. Дом двадцать семь.
– Так, так, – неизвестно к чему промолвил следователь. – Скажите, тогда, когда вы покупали топор, вы уже замыслили убийство?
– Конечно, замыслил, – с некоторым даже вызовом отозвался Сергей, передернув плечами. – Стал бы я топор покупать, если б не хотел ее порешить…
Дмитрий Владимирович вздохнул:
– Должен предупредить вас, милостивый государь, что убийство с предварительно обдуманным намерением карается законом строже, чем убийство под влиянием минуты или в состоянии аффекта. Вы понимаете, что я имею в виду?