ется язык назвать Эльзу кокоткой – она просто богатая женщина независимого нрава, живущая скорее не по нормам ходовой морали, а по правилам Отто Гросса. Макс Вебер, не устающий сквозь ругань в адрес Эльзы следить за ее жизнью, пишет Марианне в 1910 г., что Эльза «купается в деньгах» (MWG II/6, 497). Альфред Вебер перевел на ее имя 20 000 марок, которые унаследовал от родственника, Эдгар Яффе платит ей ежегодно 8000 марок алиментов на детей. Для понимания этих сумм полезно знать, что годовой заработок наемного работника в том же самом 1910 г. составлял в среднем 1000 марок. Также для масштаба полезно упомянуть, что, по мнению некоторых биографов, Эльза Яффе со своим состоянием и доходами и по причине многодетности всего лишь трехпроцентным налогом входила в 1,5 % самых богатых людей в Баварии (ED, 75).
Эдгар и Альфред посещали Эльзу по очереди; это не значит, конечно, что был какой-то график, просто оба были занятыми людьми, все предусмотреть было невозможно, а по очереди означает здесь – не одновременно. Так же по очереди они сопровождали Эльзу в поездках. Однажды Альфред с Эльзой путешествовали по Италии и была договоренность, что в Риме его сменит Эдгар и путешествие продолжится, но случилась неувязка. Как с нескрываемым злорадством писал Макс Вебер Марианне в апреле 1914 г., «Яффе к его (Альфреда. – Л.И.) огорчению прибыл в Рим на два дня раньше, послал свою визитную карточку в спальную (!) Эльзы, где как раз пребывал Альфред, который выскочил в одну дверь, когда Яффе входил в другую» (MWG II/8, 584). Вроде бы совершенно водевильная сцена! Но надо учитывать, что верить Максу Веберу, снедаемому гневом и ревностью по отношению как к Эльзе, так и к Альфреду, в этом случае нужно с оглядкой. Ему ничего не стоило представить все немного иначе, чем это происходило на самом деле, чтобы выставить обоих в смешном и неприглядном виде. Но в целом ситуация выглядела, конечно, причудливо. Биограф Альфреда Вебера, уже упоминавшийся Э. Демм, назвал раздел в своей большой статье, посвященный этому периоду жизни Эльзы, «Баварский ménage à trois», что означает баварский брак втроем (ED, 75).
Судя по всему, оба мужчины любили Эльзу и обоих не очень-то устраивала сложившаяся ситуация – Эдгара как мужа, Альфреда как возлюбленного и обоих как спонсоров. Эдгар не оставлял попыток реализовать свои законные права, от чего его предостерегал Альфред, опираясь на свою уверенность в преданности Эльзы. Я сказал ему, пишет Альфред Эльзе, «что он должен отказаться от претензий на жену, как на свое имущество, и что, требуя их удовлетворения, он идет по психологически неверному пути» (ED, 76). Но независимо от того, что полагал, от чего предостерегал и на чем настаивал Альфред Вебер, Эльза имела собственные взгляды на ситуацию и ее перспективы. Оставаясь подругой Альфреда на всю его оставшуюся жизнь (с. 191), она оставалась и женой Эдгара на всю его, Эдгара, оставшуюся короткую жизнь (Эдгар Яффе умер в 1921 г.) и до самого конца была у постели мужа. Так и хочется сказать: она была верной подругой Альфреда. Также хочется сказать: она была верной женой Эдгара. А еще хочется сказать, что она была верной женой Эдгара и верной подругой Альфреда одновременно. Эльза, на мой взгляд, уникальная женщина, желавшая и сумевшая добиться того, что при всей ее богатой любовной истории она оставалась независимой (не в материальном, а в «жилом», «пространственном» смысле) от своих мужчин. Проще говоря, она никогда, за исключением, возможно, первого времени жизни с Эдгаром, построившим для нее авангардистскую виллу в Берлине, не жила вместе с кем-то из своих мужчин. Сначала она обосновывала это требованием мужа сохранять хотя бы видимость брака, потому что иначе он грозился отнять детей. Поэтому публично Альфред не считался другом Эльзы и, соответственно, у них не было общего дома (как, впрочем, и с Эдгаром уже не было общего дома, хотя была скромная квартира в Мюнхене). Даже впоследствии, когда причин соблюдать условности и хранить тайны уже, казалось бы, не оставалось, то есть когда герои ее романов – Эдгар Яффе, Отто Гросс, Макс Вебер – покинули этот мир (все в 1920–1921 гг.), Альфред и Эльза не съехались, говоря современным языком, в одном доме или в одной квартире, но продолжили жить «вместе, но отдельно», снимая, скажем, в Гейдельберге две отдельные квартиры рядом друг с другом, а потом точно так же в Берлина на Бахштрассе, 24. Такой «апартеид», конечно, не требование влюбленных в нее мужчин, а ее собственное условие. Возможно, это объяснялось желанием Эльзы оставаться независимой. Впрочем, может быть, и привычками Альфреда, не желавшего менять свой холостяцкий быт. Или их совместным решением оставаться не всегда под рукой, а быть в некоторой степени или в некотором роде недоступными, а потому желанными друг для друга.
Косвенным результатом апартеида стало то, что у Альфреда, казалось бы, победившего Макса Вебера в битве за любовь Эльзы, не было возможности объявить о своей победе, что означало бы, конечно, не формальное какого-либо рода извещение, а просто возможность не скрывать, что Эльза – его подруга. Об этом в широких кругах так никто и не узнал. Альфред умер, будучи в публичном смысле не причастен к Эльзе Яффе – для публики он не был ей ни мужем, ни сожителем, ни любовником. Никем! Поэтому, если кто-то захочет сказать, что в профессиональном отношении Макс Вебер неизмеримо превзошел Альфреда, а в любовном соперничестве, наоборот, победил Альфред, позвольте не согласиться. Что это за победа, о которой никто не знает? Это вовсе даже и не победа.
Но сам Макс Вебер так не думал. Крайне уязвленный любовным выбором Эльзы, он придумал Альфреду прозвище «чичисбей». Так называли молодых мужчин, которых итальянские замужние дамы времен Ренессанса выбирали в качестве сопровождающих для выходов в город, прогулок и приемов. Такой вот мужской эскорт. Обычно эти молодые люди становились любовниками сопровождаемых дам. Макс считал, что этим прозвищем унижает Альфреда, не желая, конечно, признавать, что сам он жаждал занять место чичисбея при той же замужней даме, но дама ему отказала.
Аскона и Монте Верита
Я упомянул, что Макс Вебер столкнулся с Эльзой Яффе в Асконе – курортном местечке на юге Швейцарии на берегу озера Лаго Маджоре. Зачем Вебер ездил в Аскону, ведь это не особо выдающийся по природным условиям курорт, а Вебер привык к великолепию Италии и Лазурного берега. Аскона прославилась другим. Над городком возвышается не очень-то великая гора, скорее большой холм, называемый Монте Веритá, что означает гора истины. Имя горы сыграло не последнюю роль в том, что это живописное место было облюбовано в первые два десятилетия ХХ в. контркультурными группами европейских радикалов, экстремистов и других девиантов, слетавшихся к «мистической горе» как мотыльки на свет. Я употребил всем понятное, но не совсем точное слово «девианты». Есть более подходящий, но, на мой взгляд, не имеющий аналога в русском языке немецкий термин «аусштайгер» (Aussteiger). В буквальном переводе это «тот, кто вышел или выходит, вышедший, выходящий». В важном для нас смысле это те люди, которые вышли из потока общей жизни, отвергли общепринятые нормы и способы поведения и решили жить иначе. С одной стороны, конечно, это следствие протеста против идейного и морального давления общества, погони за прибылью и карьерой, бесконечного потребления и конформизма, уничтожения природной среды и даже уничтожения человеческой природы как таковой. С другой стороны, это продукт всегда свойственного художникам, артистам, философам и вообще творческим людям, начиная, скажем, с переселившегося в бочку Диогена, стремления к исключительному, ни на что другое не похожему способу самовыражения. В Асконе сначала появились разнообразные по своим идейным корням группы натуристов, потом – анархистские коммуны, разные по своим идейным платформам. Насельников и гостей Асконы из разряда «аусштайгеров» (там ведь было и свое постоянное крестьянское и бюргерское население) можно условно разделить на три группы. Первая – экологисты и натуристы. Это те, кто хотел по разным причинам возвратиться к чистоте природного существования: вегетарианцы, сторонники ЗОЖ, натуристы (нудисты) и т. п. Они жили коммунами, поселялись в хижинах, которые строили сами из чего-то там и палок, ходили иногда совершенно голыми, возделывали свой огород и питались своими же морковками и щавелем. Вторая группа – ищущие внутреннего преображения и освобождения. Это приверженцы разных экзотических, чаще всего восточных культов, практиковавшие разные столь же экзотические формы освобождения, оргии например. И третья – т е, кто желал освобождения не только своего, персонального, но освобождения всего человечества. Это анархисты десятка школ и ветвей и множество других экстремистов и утопистов.
В 10-е гг. ХХ в. Аскона становится модным местом в богемных и даже интеллектуальных кругах Европы, трудно даже назвать кого-то из тогдашних духовных вождей и властителей дум, кто не отметился бы подъемом на Монте Верита. Там были Герман Гессе, Франц Кафка, Айседора Дункан, Алексей Явленский, К. Г. Юнг (называю имена наугад не по важности и не по порядку появления в Асконе) и многие другие. В близлежащем Локарно каждый год отдыхал Кропоткин. Там бывали Ленин и Троцкий. Для «швабингитов» (то есть швабингской богемы) Аскона стала своего рода летней резиденцией. Ну и, конечно, знаменитый социолог Макс Вебер удостоил Аскону визитом. Он приезжал в Аскону дважды – в 1913 и 1914 гг.
Для германских анархистов вообще и для швабингитов в частности Аскону и Монте Верита открыл поэт Эрих Мюзам, который был близким другом и единомышленником Отто Гросса, переехавшего из Мюнхена в Аскону в 1910 г. Гросс считал, что Аскона – лучшее место для того, чтобы организовать там анархистскую школу (летнюю школу, сказали бы мы сейчас), где учить студентов распознавать модели патриархального авторитаризма и порождаемые ими невротические комплексы, пронизывающие западную цивилизацию. Мартин Грин рассказывает, ссылаясь на мемуары свидетелей и участников тамошних мероприятий