Дверь открылась, на пороге появился Хаваш.
Он хотел было тут же уйти, но Тибор крикнул ему:
— Входи, входи! Мы решили пожениться!
«С начала мировой войны история устремилась вперед с такой скоростью, словно в нее впрягли дюжину локомотивов», — писал он одиннадцать месяцев назад в одной из своих статей, напечатанной в газете «Социалиш форрадалом».
Стремительно мчалась и его собственная жизнь… Газета «Социалиш форрадалом» уже стала исторической реликвией. А сам Тибор Самуэли за какие-нибудь несколько месяцев превратился в вождя венгерского рабочего движения. И то, что в жизни других людей продолжается обычно долгое время (о чем пишутся романы не в одну сотню страниц), — счастливая любовь, оканчивающаяся супружеством, — заняло в его жизни считанные дни, — а вот уже и финал!
В той же статье он писал: «Локомотив несется с бешеной скоростью, и мы не успеваем бросить даже беглый взгляд на все, что остается позади. Мы видим лишь то, что впереди, ибо только оно существенно и важно. Наша ближайшая остановка — пролетарская революция»…
Такова и его жизнь.
Во вторник 18 марта 1919 года около трех часов пополудни рабочий Чепель был похож на растревоженный муравейник. Ревели, перекликаясь, заводские гудки. То низкие, то пронзительно высокие, они заполняли все окрест гулом. Рабочие останавливали станки и, наспех вытирая замасленные руки, торопливо надевали пиджаки.
В огромном кузнечном цехе машиностроительного завода время от времени тяжело бухал лишь один паровой молот. Празднично одетый старший мастер Одеш со свойственной ему небрежностью высокомерно бросил:
— Идемте, товарищи! Сегодня сорок восемь лет Парижской коммуне. Почтим память погибшей революция!
Рабочие переглянулись. На их закопченных лицах мелькало выражение недоброй иронии. Не случайно ведь они перекрестили Эдеша в Гнидаша. А недавно, во время так называемой буржуазно-демократической революции 1918 года, выяснилось, что и он примкнул к рабочему движению.
— Почему погибшей? — громко спросил коренастый кузнец, слегка покачиваясь на широко расставленных ногах. — Наоборот — вечно живой! Так воздадим же ей должное!
— Отставить политику! — грубо осадил его старший мастер. — В ближайшее время правительство намерено провести выборы. Вот тогда и наговоритесь.
— Нам нужны немедленные действия, а не болтовня о демократии!
Эдеш помрачнел и, топнув ногой, заорал:
— Я требую следовать указаниям нашей социал-демократической партии!
Один из рабочих-металлистов, угрожающе теребя курчавую бородку, которую он, видно, отрастил в плену, не спеша подошел к старшему мастеру, снял у него с головы черный жесткий котелок и сунул под паровой молот. Бух! — и через мгновение в руках рабочего оказался большой черный блин. Он протянул его Эдешу.
— Как вы смеете? Что это значит? — прохрипел мастер.
— Сыты по горло! Скажите спасибо, что это шляпа, а не ваша голова, господин Гнидаш!
— Когда шла война, вы громче всех кричали: «Все для фронта!», — а теперь вдруг, как и мы, социал-демократом называетесь? Как это прикажете понимать? — спросил кузнец.
Курчавобородый вынес из застекленной конторы цеха профсоюзное знамя и торжественно снял с него чехол.
— Вперед, товарищи! Даешь Венгерскую коммуну!
Гудит, бурлит площадь Темплом на острове Чепель. Здесь собралось более пяти тысяч человек. Над людским морем, словно языки пламени, развеваются красные полотнища. «Даешь пролетарскую диктатуру!»— доносится отовсюду. — «Долой социал-демократических предателей!»
И вдруг все смолкло. Над тысячами человеческих голов возникла фигура оратора. Он предлагает принять резолюцию. В самый дальний конец площади ветер доносит его голос:
— Рабочие чепельских заводов, убедившись, что руководство социал-демократической партии свернуло с пути классовой борьбы, выражают свое несогласие с его позицией. Соглашательская политика социал-демократическпх лидеров по отношению к буржуазным партиям препятствует освобождению пролетариата, отодвигает час победы…
— А как же с выборами? — вклинивается чей-то возглас, но его заглушает резкий свист.
— Долой выборы! Даешь пролетарскую диктатуру! Хватит обещаний! Не о голосах заботиться надо — о наших нуждах! — несется со всех концов.
Оратор откашливается и вновь звучит его голос:
— …Мы против выборов. Этот трюк дает буржуазии возможность выиграть время, чтобы политически организоваться, саботировать производство, вывести из строя оборудование. Он отодвигает сроки организации планового производства, а белогвардейцам дает возможность собраться с силами…
— Правильно!
— Но позвольте, — снует в толпе старший мастер Эдеш, — мы собрались, чтобы отдать дань уважения погибшей Парижской коммуне.
— …Рабочие Чепеля требуют установить пролетарскую диктатуру! Пролетариат целиком и полностью принимает программу коммунистической партии…
— Но позвольте… разве мы для этого собрались?
Мы пришли отметить годовщину… — не унимается старший мастер.
— …Рабочий класс Чепеля требует немедленно освободить арестованных коммунистов. Принимая это законное и справедливое решение, митинг призывает рабочих всех будапештских заводов и фабрик присоединиться к нему!
Поднимается председательствующий:
— А теперь, товарищи, проголосуем. Кто за резолюцию?
Лес рук взметнулся над площадью.
— Кто против?
Толпа замерла, темнеют шапки и шляпы. Но вот несмело поднялась одна… вторая, третья рука.
— Кто воздержался?
Нет таковых.
— Объявляю результаты: более пяти тысяч — за… Трое против! Пролетариат Чепеля подавляющим большинством принял предложенную резолюцию!
— Да здравствует Венгерская коммуна!
В воздух полетели шапки, загремели аплодисменты.
А два часа спустя на письменном столе Самуэли уже лежал отчет о митинге.
— Началось!
Последние дни второй состав ЦК регулярно пересылал ему списки социал-демократических функционеров и известных буржуазных радикалов, изъявивших желание вступить в компартию. С каждым днем списки становились все длиннее. Массовый приток в партию свидетельствовал о том, что наступил переломный момент. Но это не мешало Тибору безжалостно вычеркивать из списков многих людей. Он понимал, что наряду с честными людьми в партию стремятся попасть карьеристы! Нужно было ясное и определенное слово рабочих. И вот оно, это слово! Второй состав ЦК сообщил: «Рабочие массы на всех предприятиях торопят с провозглашением пролетарской диктатуры». Первый состав ЦК извещал: «Игнац Богар и другие социал-демократические лидеры, посетившие пересыльную тюрьму, зондировали почву относительно объединения партий…»
Утром Тибор из Приюта инвалидов отправил обоим органам донесение: «Личный состав автополка, бронепоездов и артиллеристы перешли на пашу сторону. Две батареи, расположенные в крепости, готовы оказать поддержку в любую минуту. Рабочие дружины в боевой готовности».
Все три сообщения говорили об одном: решающий момент наступил!
19 марта 1919 года в первой половине дня дочь бывшего наместника Хорватии и дочь члена верхней палаты доставили Самуэли запечатанный конверт, в котором находилось указание провести в воскресенье, в половине четвертого пополудни, массовый митинг пролетариата Будапешта и его пригородов.
Решение, которое примет воскресный митинг, станет основанием для немедленного захвата власти!
— Садитесь, — попросил Самуэли девушек, — мне нужно написать в ответ несколько слов.
Он взял восьмушку бумаги и крупными буквами вывел заголовок воззвания, которое предстояло расклеить по городу:
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Пролетарии!
Рабочие! Солдаты!
Вот уже более трех недель томятся в заточении 164 вожди коммунистической партии. Буржуазное социал-демократическое правительство незаконно держит их за тюремной решеткой потому, что они:
боролись за освобождение пролетариата;
стремились положить конец классовому господству буржуазии и установить советскую республику трудящихся;
добивались разоружения буржуазии и вооружения сознательных пролетариев;
ставили своей целью установление диктатуры пролетариата и подавление буржуазной контрреволюции».
«Немедленно освободите наших вождей!»
Быстро бежит карандаш но бумаге…
Пункт сбора, естественно, площадь у парламента, где в ноябре была провозглашена республика…
«В противовес белому террору буржуазного правительства, — пишет Тибор, — мы провозгласим волю революционных масс, пролетариата Будапешта и его пригородов!»
Карандаш остановился, Тибор задумался, потом зачеркнул слово «провозгласим» и написал: «Белому террору буржуазного правительства мы противопоставим волю…» «Каждому рабочему должно быть ясно, что, если потребуется, мы готовы в любую минуту применить вооруженную силу…» — подумал он.
" — Явиться на митинг — долг каждого сознательного пролетария!» — закончил он воззвание и поставил под ним самую авторитетную для венгерского пролетариата подпись:
«Венгерская партия коммунистов».
— Прошу вас как можно быстрее доставить это в типографию, надо сегодня же набрать и отпечатать, — сказал он девушкам.
После обеда в комнату поспешно вошел Хаваш. Он только что возвратился из города. Возбужденный и ликующий, Хаваш торжественно положил перед Тибором текст воззвания.
— Alea jacta est![14] Ты видал это?
— Нет.
Тибор и в самом деле еще не видел отпечатанного воззвания. Он внимательно прочитал прокламацию.
— Отдай Дюла Ковачу, он найдет место, где приклеить.
— Ковач как раз этим и занят сейчас, — улыбнувшись, сообщил доктор. — Как думаешь, мы победим? Мне кажется, что 23 марта будет провозглашена советская республика…
Тибор молча достал из внутреннего кармана пиджака бережно завернутый в платок маленький плоский пистолет, почистил его. Потом перезарядил.