— До поры до времени можно… — неопределенно ответил Тибор.
Тира оттопырил нижнюю губу и протянул Тибору разграфленные листы.
— Значит, и газету будем выпускать до поры до времени. Попятно, — резко переменил тон фельдфебель и многозначительно посмотрел на собеседника.
Так родилась фронтовая газета «В окопах». Первый номер ее вышел в свет 15 апреля 1915 года под редакцией капрала Тибора Самуэли и при участии «издателя» фельдфебеля Андраша Тиры.
С двумя первыми номерами все обошлось благополучно. Газету, читали нарасхват. Но когда по приказу капитана Мацаши ему был принесен на просмотр третий номер, он наложил такую резолюцию:
«В качестве подписной платы посылаю бутылку шампанского. Предупреждаю: ежели еще раз осмелитесь написать столь непотребные вещи, то издатель и редактор получает 10 ударов палкой каждый. По голому месту!» И подпись: «М».
— Надвигается гроза! — испуганно сообщил возвратившийся посыльный и указал на резолюцию Мацаши. — Что вы на это скажете, господин капрал?
— Выдержу, — ответил Тибор, хотя у него перехватило в горле.
— Шампанское разопьем вместе, — обратился он к Тире. — А затем я отстраняю вас от издания газеты…
— Это почему?
— Наш капитан не привык дважды повторять угрозы. Выйдет очередной номер — и он без всякого предупреждения прикажет нас выпороть.
Фельдфебель вскочил как ужаленный.
— Не отступлюсь! — отрезал он. — На каком основании вы отстраняете меня?
— Не вы ли поставили условием выпускать газету до тех пор, пока не начнутся осложнения с командиром батальона?
— Теперь поздно отступать, — упрямо сказал фельдфебель.
— И откуда такая прыть взялась, Андраш Тира?
— Все оттуда же… Видели, что стало с Имре Балогом? Ему господин капитан Мацаши запретил идти в лазарет. И что же? Не морда — сплошной гнойник. Э-э, да что говорить?! Будь что будет… мать их в душу!.. За наше здоровье!
Но прежде чем чокнуться, Тибор счел необходимым еще раз напомнить своему компаньону:
— Фельдфебель Тира, если вся эта история завершится пулей, не рассчитывайте на моральное вознаграждение… В грохоте войны звук выстрелов никем не будет услышан. Вы подумали об этом?
— Я все обдумал! Ваше здоровье! — ответил Тира, и в глазах его блеснули отчаянные огоньки.
На что надеялись два простых солдата, подшшая против сорока миллионов штыков свое слабое оружие — маленькую рукописную газету?
Однако трагической развязке, которая казалась неизбежной, не суждено было свершиться.
Не успели они подготовить очередной номер, как русские обрушили на окопы шквал артиллерийского огня невиданной дотоле силы. Блиндажи, бункеры, траншеи были сровнены с землей. Проволочные заграждения вырвало вместе с деревянными столбами. Раздробленные на мелкие куски столбы разлетелись. Те, кто чудом остался в живых, обезумевшие, оглохшие, ослепшие, задыхались в дыму и пыли. За несколько минут от 9-го батальона 65-го пехотного полка ничего не осталось. Русские, не встретив сопротивления, заняли новые позиции.
Глава втораяВоеннопленный
Незавиден удел людей строгих моральных правил; и всякий, кто судит о них лишь по их поступкам, судит поверхностно, но если попытаться заглянуть в их душу, то их можно было бы понять.
Так Ликург, если не знать мотивов его поступков, предстанет Тиберием.
Азия…
В далеком Даурском лагере для военнопленных ему определили должность писаря. Работа в канцелярии тяготила, укоризненные взгляды товарищей, измученных непосильным трудом, причиняли страдание. Но были у этой должности и свои достоинства — общение с русскими помогало быстрее выучить русский язык и начать читать русские газеты.
Через год в Верхнеудинском лагере он стал работать на лесозаготовках. Работа изматывала, и к вечеру он валился с ног. Но зато целые дни был рядом с товарищами, делил с ними все тяготы и невзгоды.
Однажды среди пленных разнесся слух, что их лагерь посетит некая баронесса, прибывшая в Россию по поручению Международного Красного Креста. Говорили, что приехала она из Венгрии и привезла для соотечественников подарки и деньги. И правда, — начались деятельные приготовления к приему знатной гостьи. Было отдано распоряжение провести в бараках генеральную уборку, па целый день освободить пленных от работ, чтобы они могли привести себя в должный вид, выдали двойную порцию еды на завтрак, обед и ужин. Короче, лагерное начальство сделало все, чтобы представители Международного Красного Креста уверовали, будто военнопленные благоденствуют. Стражники торжественно вручили пленным — кому веник, кому метлу, лопату или ведро, и люди с жаром принялись за работу. Теперь о чем бы ни заходил разговор, он невольно сводился к предстоящему визиту баронессы. Им, истосковавшимся по дому, мечтавшим о далекой родине, эта неизвестная баронесса представлялась воплощением красоты п щедрости.
Наконец поздно вечером русские писаря по секрету сообщили последние новости: гостья, которую ждали с таким нетерпением, изволила прибыть в сопровождении целой свиты. Прибывшие расположились на ночлег в здании, где жили лагерные начальники. Правда, мадьяр ждало легкое разочарование — баронесса оказалась пруссачкой. Баронесса фон Гагерн.
Но так уж устроен человек, не любит сразу расставаться с иллюзиями. Пленные утешали себя тем, что как бы там ни было, а немцы — союзники венгров и благодетельница их не обидит.
Уже несколько недель почтенная баронесса совершала вояж по России и посетила немало лагерей, прежде чем добралась сюда, в Забайкалье. Писаря уверяли также, что собственными глазами видели, как со станции в офицерский лагерь на двадцати подводах доставили свертки с подарками.
На следующий день, в полдень, всех пленных, кроме офицерского состава, увели на большую лесную поляну, где был устроен строевой смотр. Когда через час они вернулись в казармы, то узнали, что баронесса уже побывала в лагере. Она не прошла — проплыла по баракам, тучная, дородная, в сопровождении свиты — русского гвардейского капитана, капитана датской армии и переводчика-венгра, коренастого безусого кадета. Осмотрела чисто прибранные, выскобленные помещения и осталась весьма довольна. Возле бараков ее ожидали выстроенные в шеренгу сытые, опрятно одетые венгры. Конечно, баронесса не знала, что среди них нет ни одного солдата, что это писаря, повара, каптенармусы, те, кто и не нюхал тяжкого труда… Снова баронесса пришла в восторг: как все прекрасно! И остановившись перед строем, произнесла речь:
— Я рада видеть вас в добром здравии! Вернувшись на родину, я расскажу, как хорошо вам живется. Это утешит ваших близких! А сейчас я воспользуюсь случаем передать нашим отважным воинам горячее сочувствие соотечественников и пожелание Верховного германского командования и главнокомандующего союзническими войсками, чтобы их солдаты помнили свой воинский долг и беспрекословно подчинялись начальству, которое волею судьбы поставлено над ними. Его величество несравненный Вильгельм и его верный союзник Франц-Иосиф не оставляют вас своей отеческой заботой. Я привезла сюда, в далекую Сибирь, подарки…
Конечно, солдаты были оскорблены тем, что баронесса посетила лагерь в их отсутствие. Баронесса рисовалась им нежной и женственной — так почему же их лишили счастья хоть издали полюбоваться на нее? Впрочем, эта обида отступила на задний план, когда вспомнили о подарках. Но вот в бараке появился старший писарь — не то растерянный, не то смущенный.
— Братцы, только чур, не шуметь… — заговорил он. — Насчет подарков… Э-э… Ну, в общем господа офицеры… поделили их между собой! — вдруг выпалил он. — Каждый офицер получил пакет с продуктами, одеяло и червонец. А что рядовым полагалось — так те продукты господин полковник Летан приказал снести на кухню и в воскресенье приготовить для нас вкусный обед. Вас, говорит, слишком много, а пакетов мало. И еще господин полковник Летан выдал на всех пять одеял. А нас тут несколько сот скопилось, как будем делить, пока но знаю! А вот по трешнице все получат, и не позже чем через час!
Взрыв негодования и проклятий потряс стоны барака.
— Господа офицеры и здесь жрут кашу с домашним салом!
— Бездельники! Греют брюхо на солнце и жалованье за это получают! Мало им? Солдатские деньги присвоили да еще и одеяла забрали!
— Воры проклятые! Мы надрываемся на работе, а что получаем?! Жалкие гроши, на махорку по хватает!
— Кто дал им право распоряжаться солдатскими подарками! Довольно терпеть издевательства!
Гул голосов все нарастал, и уже нельзя было разобрать отдельные слова.
Самуэли с изумлением смотрел на разбушевавшихся солдат. Он впервые видел, чтобы солдаты так единодушно, безбоязненно осуждали начальство. И он с интересом ждал: что же будет дальше?
Писарь, на голову которого обрушился град гневных упреков, втянул голову в плечи и бросился к двери, успев только кивнуть Тибору, чтобы тот последовал за ним. Тибор вышел во двор.
— Господа офицеры, конечно, зарвались маленько. Но солдатня… ты видел? Тут, брат, бунтом пахнет, — сказал писарь. Здесь, в безопасности, этот обросший щетиной рыжий сержант держался уверенно и нагло — явно корчил из себя офицера. — Форменный мятеж! Крамольные речи! — возмущался он. — Прямое нарушение устава! Но перейдем к делу. Понимаешь, я не рискнул им сказать, что трое от имени венгерских солдат должны поблагодарить баронессу. Так приказано. Первым благодарственное слово скажет старшина, потом — я. А от тех, кто на лесозаготовках работает, так сказать, от «низов», я бы назначил тебя! У тебя и обмундирование получше, и ты не какой-нибудь неотесанный мужлан. В общем, через полчаса явишься в канцелярию! Ясно?! — и не успел Тибор ничего ответить, как писарь исчез.
Тибор вернулся в барак. Он подошел к стоявшему посредине топчану, взобрался на него и поднял руку. Ему с трудом удалось утихомирить солдат и сообщить о приказе сержанта.