Гаральда полюбила.
Федор.
Да, в то время
Стекалось в Киев много женихов.
Другая Ярославна за Индри́ка
Французского пошла, а третья дочь —
За короля венгерского Андрея.
Всем трем отец дал волю выбирать.
Тогда у нас свободней, Христиан,
И лучше было. В те́ поры у немцев
Был мрак еще, а в Киеве считалось
Уж сорок школ. Татары все сгубили.
Христиан.
Отец твой то, царевич, воскресит,
Вознаградит потерянное время!
Ксения.
Да, Христиан. Но, верь мне, ты не знаешь
Еще отца! Доселе видел ты
Его дела; но если б видеть мог ты
Его любовь к земле, его заботу,
Его печаль о том, чего свершить
Он не успел, его негодованье
На тех людей, которые б хотели
Опять идти по-старому – и вместе
Терпенье к ним, и милость без конца —
Тогда бы ты узнал его!
Христиан.
Хотя бы
Его не знал я вовсе – и тогда
Он за любовь великую твою
Мне б дорог стал!
Ксения.
Не потому его
Люблю я, Христиан, что он отец мне;
Нет, я за то люблю его, что он
Так мало мыслит о себе!
Федор.
То правда;
Лишь об одной земле его забота:
Татарщину у нас он вывесть хочет,
В родное хочет нас вернуть русло́.
Подумаешь: и сами ведь породой
Мы хвастаться не можем; от татар ведь
Начало мы ведем!
Христиан.
Но двести лет
Вы русские. Татарской крови мало
Осталось в вас.
Федор.
Ни капли не осталось!
И вряд ли бы нашелся на Руси,
Кто б ненавидел более татар,
Чем мы с отцом.
Христиан.
Они навряд ли также
Царя Бориса любят с той поры,
Как он разбил, при Федоре, их силу!
Федор.
Ведь вот теперь сидим мы здесь втроем
И говорим свободно, а в народе
Ведь думают, что Ксеньи и доселе
Ты не видал, что ты ее увидишь
Лишь под венцом! А вместе показаться
И думать вам нельзя, того обычай,
Вишь, не велит! Хотелось бы мне знать:
Когда она не пряталась, пока
Невестой не была, зачем теперь
Ей прятаться!
Ксения.
Нельзя, сказал отец,
Все разом переделать; глубоко́
Пустил у нас чужой обычай корни
И медленно выводится.
Федор.
К прискорбью!
И матушка вот следует ему.
Ей нелюбо, что видеться дозволил
Вам двум отец. Она бы под замком
Тебя держать хотела!
Ксения.
Не вини
Ты нашу мать за это, королевич.
Не всякому дано так ясно видеть,
Как батюшке.
Федор.
Не то одно. Что грех
Уж нам таить! Еще за то косится
На Христиана наша мать, что он
Не нашей веры.
Ксения (к Христиану).
Но ведь нашу веру,
Не правда ль, примешь ты?
Христиан.
Не торопи
Меня, царевна. В этом Бог волён.
Учителей я ваших обещал
С благоговеньем выслушать, но только
По убежденью откажусь от веры
Моих отцов.
Ксения.
Тогда спокойна я.
Не можешь, королевич, не принять
Ты нашей веры. Без греха могу я
Тебя любить.
Федор.
А я уж и подавно!
Дадим же мы втроем обет друг другу
Любить друг друга, помогать друг другу,
Не мыслить врозь и вместе жить всегда!
Ты, Ксения, согласна?
Ксения.
Всей душой!
Федор.
Ты, Христиан?
Христиан.
И сердцем и душою!
Федор.
Но в тайне пусть союз наш остается!
Тем крепче будет он. Подумай только,
Чего не сможем сделать мы втроем!
Ты нас учи всему, чем превосходна
Твоя земля, а мы со Ксеньей будем
Тебя знакомить с Русью!
Христиан.
Дай мне Бог
Ей вместе с вами послужить!
Федор.
Втроем
Мы воскресим то время, о котором
В старинных книгах ты читал, когда
Так близки были наши деды. Боже!
Продли отцу его надолго дни,
Чтоб Русью стала снова Русь!
Ксения.
Господь
Услышь тебя, Феодор!
Стольник (отворяя дверь).
Царь идет!
Борис (входя).
Я перервал ваш, дети, разговор.
Вы горячо о чем-то толковали.
Что, Христиан? Успел ты на Руси
Обжиться с нами?
Федор.
Да, отец! Он русский!
И русский он обычай перенял:
Он на пути к Москве, себе в забаву,
Смирял неезженых коней!
Борис.
Нам Власьев
И Салтыков так донесли. Ты любишь
Искать везде опасность, Христиан,
То укрощать коней, то по волнам
Ладьею править в бурю?
Христиан.
Государь,
Я да́тчанин. Нам, как и русским, любо,
Когда не тру́бит бранная труба,
Изведывать уменье или силу
Над чем пришлось.
Борис.
Но Ксении моей
Твоя отвага да́ровая может
Не по́ сердцу прийтись.
Христиан.
Царевна Ксенья!
Скажи сама, по правде: жениха
Ты робкого могла ли б полюбить?
Ксения.
Нет, королевич.
Борис.
Если бы у нас
Была война, тогда бы, Христиан,
Ты удаль мог свою нам показать!
Христиан.
О, помяни ж ты это слово, царь!
И если кто войну тебе объявит,
Дай русскую вести мне рать! Клянусь,
Я победить врагов твоих сумею
Иль умереть, отец мой, за тебя!
Федор.
А мне, отец, дозволь идти с ним вместе!
Обоим нам дай кровью послужить
Родной земле!
Борис.
Любезен мне ваш пыл
И ваша доблесть, юноши, но Русь
Ограждена от войн теперь надолго.
Не чаем мы вторжения врагов;
Соседние наперерыв державы
Нам предлагают дружбу и союз;
Совместников на царство мы не знаем;
Незыблем наш и тверд стоит престол —
И мирными придется вам делами
Довольным быть.
Стольник (входит).
Великий государь, —
Боярин Годунов, Семен Никитич!
Борис.
Пускай войдет!
Федор.
Пойдем, брат Христиан,
Пойдем, сестра. У батюшки дела!
Все трое уходят. Входит Семен Годунов.
Борис (смотрит на него с удивлением).
Что сталося с тобой? Чем так, Никитич,
Встревожен ты?
Семен Годунов.
Великий государь,
Есть чем тревожиться! Возникнул слух:
Царевич жив!
Борис.
Жив кто?
Семен Годунов.
Царевич Дмитрий!
Борис.
С ума ты, что ль, сошел?
Семен Годунов.
И сам бы рад
Так думать, царь; но с разных к нам сторон
Все та же весть приходит: жив Димитрий!
Борис.
Кто слышал эту весть?
Семен Годунов.
На площадях,
В корчмах, везде, где только два иль три
Сойдутся человека, тотчас шепчут
Они о том промеж себя.
Борис.
И что ж
По-ихнему? Как тот царевич Дмитрий
Воскреснуть мог?
Семен Годунов.
Все та же басня, царь!
Борис.
Какая басня? Говори!
Семен Годунов.
Ты помнишь —
Когда, падучим схваченный недугом,
Упал на нож и закололся он —
Ты помнишь…
Борис.
Ну?
Семен Годунов.
Нагие оболгали
Тебя, что будто…
Борис.
Помню басню их.
Ну, что ж? Когда б и вправду так случилось,
Как мог воскреснуть он?
Семен Годунов.
Убийцы, мол,
Ошиблися – зарезали другого.
Борис (вставая).
Кто смеет это говорить? Его
Весь Углич мертвым видел! Ошибиться
Не мог никто! Клешнин и Шуйский, оба
Его в соборе видели! Нет, нет,
То слух пустой; рассеется он скоро,
Как ветром дым. Но злостным на меня
Я вижу умысел. Опять в том деле
Меня винят. Забытую ту ложь
Из пыли кто-то выкопал, чтоб ею
Ко мне любовь Русии подорвать!
Семен Годунов.
Романовы Черкасских угощали
Вчерашний день. За ужином у них
Шла речь о том же. Слуги донесли.
Борис.
Романовы? Которых я щадил?
Они молву ту распускают? Нет —
Нет, этого терпеть нельзя!
Семен Годунов.
Давно бы
Так, государь!
Борис.
Не будем торопиться —
Их чтит народ…
Семен Годунов.
Лишь развяжи мне руки!
Борис (про себя).
Преступником в глазах народа царь
Не может быть. Чист и безгрешен должен
Являться он, чтобы не только воля
Вершилася его без препинанья,
Но чтоб в сердцах послушных как святыня
Она жила!
(К Семену Годунову.)
С Романовыми я
Повременю. Но если кто в народе
Дерзнет о слухе том лишь заикнуться —
В тюрьму его! Ступай, разведай, как
И кем тот слух посеян на Москве?
До корня докопайся – и о всем
Мне донеси!
Семен Годунов уходит.
(Один.)
Нет, этого нельзя,
Нельзя терпеть! Хоть я не царь Иван,
Но и не Федор также. Против воли
Пришлось быть строгим. Человек не властен
Идти всегда избра́нным им путем.
Не можем мы предвидеть, что с дороги
Отклонит нас. Решился твердо я
Одной любовью править; но когда
Держать людей мне невозможно ею —
Им гнев явить и кару я сумею!
Царица и дьяк Власьев.
Царица.
Скажи мне все; не бойся молвить правду;
Твои слова не выйдут из покоя
Из этого. Когда ты с Салтыковым
Был в датскую посы́лан землю сватом,