Федор.
Стало быть, и ты,
Отец, ее подозреваешь?
Борис.
Нет!
Нет, никого подозрить не могу.
Доказано мне верно: закололся
В недуге он!
Стольник (входя).
Великий государь,
Царица к милости твоей идет!
Борис.
Что надо ей? Мне некогда!
Стольник.
Она
Уж у дверей.
Борис.
Оставьте, дети, нас!
Федор, Ксения и Христиан уходят. Входят боярыни, а за ними царица.
Царица (с поклоном).
Не прогневись, свет-государь Борис
Феодорыч, и на свою рабу
Не наложи опалы за докуку!
(К боярыням.)
А вы, голубушки, ступайте в сени,
Пождите там.
Боярыни уходят.
Борис.
Какой тебя, царица,
Приводит спех?
Царица.
Ох, свет мой государь,
Мы все спешим! Ты Ксеньюшку посватать
Вот поспешил, а королевич твой
Спешит проведать, как пропал царенок
Там в Угличе. И не́мчины его
Промеж себя толкуют: уж не вправду ль
Зарезан был царенок? Как оно
По-твоему? По-моему, негоже;
Им толковать не след.
Борис.
Их толкам я
Не властен помешать; все ж речи их
Мне ведомы.
Царица.
Все ль, свет мой? А вот мне
Оно не так сдается. Не смекнул ли
Чего жених? Он эти дни с чего-то
Стал пасмурен.
Борис.
Не мнишь ли ты, он слухам
Поверил тем?
Царица.
Где мнить мне, государь!
Ты лучше знаешь. Не хотел ты слушать,
Что про его рождение тебе
Сказала я. Когда ты положил,
Чтоб этот безотецкий сын детей
Сбил с разума – твоя святая воля!
Так, значит, быть должно!
Борис.
Царица Марья —
Куда ты гнешь? Коли что́ знаешь ты,
Скажи мне прямо!
Царица.
Батюшки мои!
Что ж я скажу? Ты разве сам не видишь?
Жених с детьми толкует целый день;
Те слушают; сомнение на них
Уж он навел. Пожди еще немного,
И скоро всё они узнают.
Борис.
Марья!
Я запретил тебе напоминать
Об этом мне!
Царица.
Я, батюшка, молчу;
Четырнадцать вот скоро лет молчала,
Да не пришла ль пора заговорить?
Не поздно ль будет, если не́мчин твой
Доищется улики на тебя?
Борис.
Чего ж ты хочешь?
Царица.
Мне ль чего хотеть,
Свет-государь! Свое я место знаю.
Мне, бестолковой бабе, и негоже
Советовать тебе. Ты дочь посватал
Без моего совета; без меня же
Ты сам найдешь что́ сделать!
Борис.
В Христиане
Уверен я.
Царица.
Уверен, так и ладно.
По моему ж, по бабьему, уму,
Не от народа ждать беды нам надо,
Не от бояр – не в городе для нас
Опасность есть, а в тереме твоем.
Доколе в нем останется твой не́мчин —
Спокойно спать не можем мы!
Борис.
Довольно!
Молчи о том. Царю Руси нет дела,
Что дочери Скуратова Малюты
Не по́ сердцу жених, избранный им.
Не твоему то племени понять,
Что для Руси величия пригодно!
Царица.
Где, батюшка, нам это понимать!
Родитель мой служил царю Ивану
По простоте. Усердие его
Царь жаловал. А ты меня посватал,
Чтобы к царю Ивану ближе стать.
Что ж? Удалось. Ты царским свояком,
Ты шурином стал царским, а потом
Правителем, а ныне государем.
Где ж дочери Скуратова Малюты
Указывать тебе! Перед тобой
Поклонную я голову держать
Всегда должна. Прости же, государь,
Прости меня за глупую мою,
За бабью речь. Вперед, отец, не буду!
(Уходит.)
Входит Семен Годунов.
Борис.
Какие вести? Ну?
Семен Годунов.
Чернигов взят!
Борис.
Не может быть!
Семен Годунов.
Изменники связали
В нем воевод и к вору привели.
Путивль, Валуйки, Белгород, Воронеж
Ему сдались, Елец и Кромы также.
Один лишь Северск держится. Басманов
Засел в нем на́смерть. Лаской и угрозой
Старался вор склонить его, но он
На увещанья отвечал ему
Картечию.
Борис.
Я не ошибся в нем!
Семен Годунов.
Я говорил тебе: не верь боярам!
Верь только тем, кто, как и мы с тобой,
Не древней крови!
Борис.
Что еще принес ты?
Семен Годунов.
Мятежный дух как будто обуял
Не только край, но самые войска.
Что день, к врагу они перебегают,
Скудеет рать…
Борис.
О чем же воеводы
Там думают? От страху ль потеряли
Рассудок свой? Наказ послать им строгий,
Чтоб вешали изменников! Чтоб всех,
Кто лишь помыслит к вору перейти,
Всех, без пощады, смертию казнили!
Не то – я сам явлюся между них!
Стольник (входя).
Боярин князь Василь Иваныч Шуйский!
Семен Годунов.
С чем старая лисица приплелась?
Борис.
Пускай войдет!
Шуйский входит. Борис смотрит на него пристально.
Ты слышал вести?
Шуйский.
Слышал,
Царь-государь.
Борис.
Что скажешь ты на это?
Шуйский.
Неладно, царь.
Борис.
Неладно – вижу я!
А кто виной? Бояре продают —
Да, продают меня!
Шуйский.
Суди их Бог!
Борис.
Им Божьего суда не миновать.
Но до того я в скорых числах буду
Их сам судить. Мстиславского меж тем
Я к рати шлю.
Шуйский.
Ему и книги в руки.
Он старше всех. Голов там больно много.
Не прогневись, великий государь,
За простоту, дозволь мне слово молвить.
Борис.
Скажи.
Шуйский.
Когда б ты захотел туда
Поехать сам – все снял бы как рукою.
Борис.
А вам Москву оставить? Знаем это.
Нет, оставлять Москву царю не час.
Придумай лучше.
Шуйский.
А не то еще
Вот что, пожалуй: вдовая царица,
Димитриева мать, теперь на Выксе,
Пострижена сидит. Ее бы, царь,
Ты выписал. Пускай перед народом
Свидетельствует крестно, что Димитрий
Во гробе спит.
Борис.
Послать за ней! Но долог
До Выксы путь. Восстановить покорность
Мы здесь должны. Пример я над иными
Уж показал. Что? Утихают толки?
Шуйский.
Нет, государь. Уж и не знаешь, право,
Кого хватать, кого не трогать? Все
Одно наладили. Куда ни сунься,
Все та же песня: царь Борис хотел-де
Димитрия-царевича известь,
Но Божиим он спасся неким чудом
И будет скоро…
Борис.
Рвать им языки!
Иль устрашить тем думают меня,
Что много их? Но если б сотни тысяч
Меня в глаза убийцей называли —
Их всех молчать и предо мной смириться
Заставлю я! Меня царем Иваном
Они зовут? Так я ж его не в шутку
Напомню им! Меня винят упорно —
Так я ж упорно буду их казнить!
Увидим, кто из нас устанет прежде!
Федор Никитич, Александр Никитич, князь Сицкий, князь Репнин и князь Черкасский за столом.
Федор Никитич (наливая им вина).
Ну, гости дорогие, перед сном —
По чарочке! Во здравье государя!
Черкасский.
Которого?
Федор Никитич.
Ну, вот еще! Вестимо,
Законного!
Черкасский.
Не осуди, боярин,
Не разберешь. Разымчиво уж больно
Твое вино.
Сицкий.
Законному царю
Мы служим все, да только не умеем
По имени назвать.
Александр Никитич.
А коли так —
И называть не нужно. Про себя
Его пусть каждый разумеет. Нуте ж:
Во здравие царя и государя
Всея Руси!
Черкасский.
Храни его Господь!
Репнин.
Дай всякого врага и супостата
Под нозе покорить!
Сицкий.
А уж немало
Он покорил.
Черкасский.
Ты о татарах, что ли?
Репнин.
Аль, может, о татарине?
Сицкий.
Нет, этот
Еще крепо́к.
Александр Никитич.
Чернигов, слышно, взят.
Федор Никитич.
Еще по чарочке!
Все.
Про государя!
Входит Шуйский.
Шуйский.
Челом, бояре, вам! Чью пьете чару?
Федор Никитич.
Царя и государя, князь Василий
Иванович. На, выпей!
Шуйский.
Эх, Феодор
Никитич, чай, указ-то государев
Ты позабыл? Не так, бояре, пьете.
(Подымает чару.)
«Великому, избранному от Бога,
Им чтимому и Им превознесенну,
И скифетры полночныя страны
Самодержащему царю Борису,
С царицею, с царевичем его
И всеми до́ма царского ветвями,
Мы, сущие в палате сей, воздвигли,
В душевное спасенье и во здравье
Телесное, сию с молитвой чашу.
Чтоб славилось от моря и до моря,
И до конец вселенныя, его
Пресветлое, царя Бориса, имя,
На честь ему, а русским славным царствам
На прибавленье; чтобы государи
Послушливо ему служили все
И все бы трепетали посеченья
Его меча; на нас же, на рабех
Величества его, чтоб без урыву
Щедрот лилися реки неоскудно
От милосердия его пучины
И разума!» – Ух, утомился. Вот,
Бояре, как указано нам пить.
(Не пьет, а ставит чару на стол.)
Федор Никитич.
Уж больно кудревато; не запомнишь.