Второй.
Божественный, должно быть, человек.
Покажем лист ему!
Первый.
Нешто́, покажем!
(К сыщику.)
Отец родной, позволь тебя спросить:
Ты грамотный, никак?
Сыщик.
Господь сподобил.
Первый.
Так сделай божескую милость: вот
Какой-то лист нашли у подворотни;
Прочти его, родимый!
Сыщик.
Предъяви!
(Читает.)
«Мы, Божиею милостью, Димитрий
Иванович, царь и великий князь
Всея Руси, ко всем русийским людям:
Господним неким превеликим чудом
Сохранены и спасены…» Гм, гм!
(Читает про себя, потом громко.)
«И первых тех, которые навстречу
Со хлебом-солью к нам придут, тех первых
Пожалуем». Эй, люди, говорите:
Кто дал вам лист?
Первый.
Нашли под ворота́ми,
Ей-богу-ну!
Второй.
Под самой подворотней!
Сыщик.
А кто подкинул?
Первый.
Видит Бог, не знаем!
Сыщик.
Не знаете? (Свистит.)
Несколько сыщиков подбегают.
Хватайте этих двух!
В застенок их!
Первый.
Отец родной, за что?
Второй.
За что, помилуй?
Сыщик.
Вам в застенке скажут!
Мужиков уводят среди общего ропота. Подходит купец в разговоре со вторым сыщиком.
Сыщик.
Да что, почтенный, что за торг у нас?
Себе в наклад ведь продаем сегодня.
А с немцев пошлин половину снял!
Какой тут торг!
Купец.
Так, так, родимый; сами
Концов свести не можем. Разоренье
Пришло на нас!
Сыщик (таинственно).
Одна надежда ноне —
Царь Дмитрий Иоаннович. Не терпит
Ни немцев он, ни англичан. Пусть только
Пожалует!
Купец.
А что?
Сыщик.
Подметный лист
Попался мне: всех, говорит, купцов
От пошлин свобожу!
Купец.
Подай-то Бог!
Сыщик (хватает его за́ворот).
Так вот ты как! Так ты стоишь за вора?
Эй, наши! Эй!
Сыщики бросаются на купца.
Посадские и народ.
Да что вы! Бойтесь Бога!
За что его?
Первый сыщик.
А вы чего вступились?
Хватай их всех!
Народ.
Нет, всех-то не перехватаешь! Бей их, ребята! Довольно нам терпеть от сыщиков!
Звон бубен. Пешие бубенщики. Перед ними пристав.
Пристав.
Раздайтесь! Место! Место!
Боярин князь Василь Иваныч Шуйский!
Шуйский (в сопровождении двух дьяков).
С чего, миряне, подняли вы шум?
Грех вам мутиться!
Народ.
Батюшка, Василий Иванович! Вступись, отец родной! Твой род ведь всегда за нас стоял, а ноне нам от сыщиков житья нет! Вступись, батюшка!
Шуйский.
Опомнитесь, миряне. Царь Борис
Феодорыч так приказал. Он знает,
Кого хватать. А вы пройти мне дайте
До Лобного до места; по указу
По царскому я речь скажу.
(Идет к Лобному месту.)
Один из народа.
Нет, этот
Не вступится!
Другой.
Да, не чета Иван
Петровичу!
Третий.
Какую ж речь он скажет?
Первый.
А вот послушаем.
Шуйский (с Лобного места).
Народ московский!
Вам всем: гостям и всем торговым людям,
Всем воинским, посадским, и слобо́дским,
Митрополичьим всем, и монастырским,
И вольным, и кабальным всяким людям,
Я, князь Василь Иваныч Шуйский, бью
Напред челом!
(Кланяется на все стороны.)
Вам ведомо, что некий
Еретик злой, расстрига, чернокнижник
И явный вор, Отрепьев Гришка, Бога
Не убоясь, диаволу в угоду,
Дерзнул себя царевичем покойным,
Димитрием Иванычем назвать…
Ропот.
И с помощью литовской рати ныне
Идет к Москве, а с ним немало наших…
Из Северской земли…
Один.
Слышь, с ним и наши!
Шуйский.
Изменников. И хочет он, расстрига,
Великого, почтенного от Бога
Царя Бориса Федорыча свергнуть,
И церковь православную попрать,
И вовлекти в латинскую нас ересь.
Что́ ведая, великий государь
Мне повелел вам повестить сегодня
Все, что своими видел я очами,
Когда, при Федоре-царе, посылан
Я в Углич был, чтоб розыск учинить:
Как там царевич Дмитрий Иоанныч
Упал на нож и закололся.
Другой.
Знаем!
Третий.
Слыхали то!
Шуйский.
И по приезде мы,
С Андреем со Петровичем, в собор
Отправились, с Луп-Клешниным, и там
Увидели младенца бездыханна,
Пред алтарем лежаща, и его
Пресечена была гортань.
Третий (вполголоса).
Да кто же
Младенец был?
Шуйский.
Что Гришка же Отрепьев
Не Дмитрий есть, а некий беглый вор,
От церкви отлученный и проклятый, —
В том я клянусь и крест на том целую,
И не видать мне Царствия Небесна,
И быть на Страшном Божием суде
Мне прокляту, и в огнь идти мне вечный,
Когда солгал!
(Целует свой тельный крест.)
Первый.
Да в чем же он клянется?
Второй.
Что Дмитрий не Отрепьев.
Третий.
Без него
Мы знаем то!
Первый.
Постой, он говорит!
Шуйский.
И ведомый еретик тот и вор
Великого, почтенного от Бога
И милосердного царя Бориса
Кусательно язвит, а от себя
Вам милостей немало обещает
И Юрьев день обратно вам сулит.
И вам велит великий государь
Тому расстриге веры не давать;
А кто поверит или кто посмеет
Сказать, что он есть истинный Димитрий —
Великий царь тому немедля вырвать
Велит язык. Я все сказал – простите!
(Кланяется и сходит с Лобного места.)
Молчание в народе.
Один.
Вот те и речь!
Другой.
К чему он вел ее?
Третий.
Знать, близко тот.
Первый.
И наших с ним довольно.
Четвертый.
И милости, слышь, обещает нам.
Второй.
Да, Юрьев день, слышь, отдает.
Пятый.
Так что же?
Первый.
А то, что, слышь, язык свой береги.
Четвертый.
Побережем.
Пятый.
А не идти ль туда?
Второй.
Куда туда?
Пятый.
Навстречу-то?
Третий.
Ну, ну,
Чай, подождем.
Пятый.
Да долго ль ждать?
Второй.
А здесь-то
Спужались, чай!
Третий.
Да, есть с чего спужаться:
Ведь тот-то прирожонный!
Четвертый.
Подождем!
Второй.
Ну, подождем.
Первый.
И вправду подождем.
Народ расходится, разговаривая вполголоса.
Вдовая царица Мария Нагая, во иночестве Марфа, одна.
Марфа.
Четырнадцать минуло долгих лет
Со дня, как ты, мой сын, мой ангел Божий,
Димитрий мой, упал, окровавленный,
И на моих руках последний вздох
Свой испустил, как голубь трепеща!
Четырнадцать я лет все плачу, плачу,
И выплакать горючих слез моих
Я не могу. Дитя мое, Димитрий!
Доколь дышу, все плакать, плакать буду
И клясть убийцу твоего! Он ждет,
Чтоб крестным целованьем смерть твою
Я пред народом русским утвердила —
Но кто б ни бы́л неведомый твой мститель,
Идущий на Бориса, – да хранит
Его Господь! Я ни единым словом
Не обличу его! Лгать буду я!
Моим его я сыном буду звать!
Кто б ни́ был он – он враг тебе, убийца, —
Он мне союзник будет! Торжество
Небесные ему пошлите силы,
Его полки ведите на Москву!
Иди, иди, каратель Годунова!
Сорви с него украденный венец!
Низринь его! Попри его ногами!
Чтоб он, как зверь во прахе издыхая,
Тот вспомнил день, когда в мое дитя
Он нож вонзил! Но слышатся шаги —
Идут! Меня забила дрожь – и холод
Проникнул в мозг моих костей – то он!
Убийца тут – он близко – Матерь Божья!
Дай мне владеть собой! Притворством сердце
Исполни мне – изгладь печаль с лица —
Перероди меня – соделай схожей
Коварством с ним, чтоб на моих чертах
Изобразить сумела бы я радость
О мнимом сыне, возвращенном мне!
Входит Борис со свечой, которую ставит на стол.
Борис (с поклоном).
Царица Марья Федоровна, бью
Тебе челом!
Марфа.
Пострижена царица
По твоему указу. Пред тобой
Лишь инокиня Марфа.
Борис.
Твой обет
Не умаляет званья твоего.
Я пред тобой благоговею ныне,
Как некогда благоговел, когда
Сидела ты с царем Иваном рядом.
Марфа.
Благодарю.
Борис.
Царица, до тебя
Уж весть дошла…
Марфа.
Что сын мой отыскался?
Дошла, дошла! Благословен Господь!
Когда его увижу я?
Борис.
Царица,
В уме ли ты? Твой сын, сама ты знаешь,
Четырнадцать уж лет тому, в недуге
Упал на нож…
Марфа.
Зарезан был. Ты то́ ли
Хотел сказать? Но я лишилась чувств,
Когда та весть достигла до меня —
Его я мертвым не видала!
Борис.
Но
Он мертв, царица, – он убился – в том
Сомнений нет…
Марфа.
Так мнила я сама…