Вот такие дела.
Миссис Бейли показала на бумаги:
— А кто присмотрит за конторкой?
Я заметил:
— Если повезет, их сопрут.
Она не устояла.
Вышла из-за конторки и, это надо же, взяла меня под руку. Никто не берет вас под руку так, как женщина из Голуэя. Я почувствовал себя… галантным? Как часто сейчас можно услышать это слово? Я двинулся к двери, но миссис Бейли запротестовала:
— Нет, нет, я больше не выхожу.
— Что?
— Слишком опасно.
С этим трудно было спорить, снаружи действительно вам грозила смертельная опасность, моя хромота тому доказательство.
— И вообще, если мне предлагают выпить, я предпочитаю сама себя обслужить.
Хоть я и прожил в этой гостинице очень долго, сомневаюсь, что я когда-нибудь бывал в местном баре. Руководствовался принципом «не гадь у своих дверей». Но бар мне понравился, я такие заведения люблю: темный, дымный, старый, обжитой. Здесь серьезно пили серьезные пьяницы. Вы так и чувствовали волны, которые шептали:
— Хочешь повыпендриваться, катись отсюда.
Здесь вы получите свою пинту пива и стаканчик виски, и если вам требуется что-то еще, то вы явно пришли не туда.
Пока могила была открыта,
женщины расселись среди плоских
надгробий в обрамлении раннего
папоротника и начали причитать
и рыдать, оплакивая покойного.
Каждая женщина, чья очередь
подходила причитать, казалось,
впадала в глубокий печальный экстаз,
раскачивалась вперед и назад
и клонилась лбом к камню перед собой,
взывая к покойному и прерывая свои
причитания рыданиями.
Дж. М. Синг.
«Эренские острова»
Бар никто не обслуживал. В ирландских барах вы можете встретить самые странные вещи, но только не бар без бармена. Я вопросительно взглянул на миссис Бейли, и она пояснила:
— Я все сделаю сама.
Мне пришлось спросить:
— Разве в баре никто не работает?
Она глубоко вздохнула:
— Был у нас парень, но он больше обслуживал себя, своего самого любимого клиента. Народу обычно не очень много, так что я сама справляюсь.
Я провел миссис Бейли к столику, усадил, поклонился и произнес:
— Что мадам предпочитает?
Ей это явно понравилось, и она ответила:
— Что-нибудь сладкое.
Я взглянул на пыльные, но недурно укомплектованные полки. Сказал:
— Могу я предложить вам бокал шерри?
Миссис Бейли покачала головой:
— Это питье для старух. А я на минутку не хочу быть старой.
И кто бросит в нее камень? Я спросил:
— Creme de menthe?
Она хлопнула в ладоши:
— Превосходно.
Я зашел за стойку и застыл как вкопанный: алкоголик перед расстрельным взводом. Все несущие смерть ребятки были там, прицелы наведены: «Джеймсон», «Падди», «Блэк Буш». За одно мгновение я мог налить себе двойную порцию — и с копыт долой. Я взглянул на миссис Бейли. Она не следила за мной. Из стопки газет на столе она выбрала «Голуэй Эдвенчюрер» и листала ее. Я налил ей большой бокал, себе взял шипучку и оставил двадцать евро в кассе. Сегодня никакой бесплатной выпивки. Вернулся к столику и сел напротив миссис Бейли, поднял стакан, и мы чокнулись. Я сказал:
— Slainte amach. [5]
— Leat fein. [6]
Она деликатно отпила и заметила:
— Прекрасная вещь.
Мы с удовольствием немного помолчали, чувствуя себя вполне комфортно, потом я поинтересовался:
— Что вас беспокоит, миссис Бейли?
Она сложила руки на коленях и призналась:
— Они пытаются меня выжить. Эти строители, кредиторы, вся шайка-лейка. Я тону и боюсь, что все же придется «Бейли» продать.
Еще одно заведение в Голуэе, тонущее под наступлением прогресса. Все приличное, красивое, и да… старое должно быть уничтожено. Миссис Бейли спросила:
— Вы знаете, что они собираются срубить деревья на Эйр-сквер?
— Что?
— Говорят, они их заменят.
Она издала странный звук, будто ее душили, и добавила:
— Я этого не понимаю. Вы рубите здоровые деревья и заменяете их другими?
Старая женщина на мгновение потеряла дар речи, потом взорвалась:
— Это кощунство!
Я уловил запах creme de menthe. Разумеется, напиток сладкий, но в основе его крепкий алкоголь. У меня возникло непреодолимое желание перепрыгнуть через стойку, подставить рот под дуло и сосать до судного дня. Я вздрогнул, а миссис Бейли положила свою руку поверх моей руки, легко так, и проговорила:
— Замерзли, a mhic?
A mhic! По-ирландски это значило «сынок». В мои юные годы это слово приходилось слышать постоянно. В Кладе пожилые люди всё еще употребляют его. В нем есть симпатия и нежность, иногда звучит выговор, но злость — никогда. Я улыбнулся:
— Видно, дождь пойдет.
Миссис Бейли оглянулась. Уж не знаю, каких призраков она видела. У меня была своя собственная команда. Она сказала:
— Разумеется, они снесут дом, построят на его месте какое-нибудь чудище, но Бог милостив, я к тому времени уже упокоюсь. Вы ведь знаете, мистер Тейлор, можно пережить свое время, и это очень печально.
Я подумал о Синге, его «Дейдре — дочери печалей». Почему-то я постоянно вспоминал эту пьесу, тот отрывок из нее, который я отметил красным и выучил наизусть. В пьесе Дейдре причитает, согнувшись и раскачиваясь. Она говорит с умершими людьми напрямую, вспоминая те радости, которые она пережила вместе с ними при их жизни, и впадая в отчаяние, потому что их у нее больше нет. Это трогало меня так, как я и не ожидал. Странное ощущение, нелепое по существу, что драматург говорит со мной… возможно, пытаясь меня чему-то научить.
Вот этот отрывок:
Это вы трое не увидите, как наступает старость и придет смерть; вы, которые составляли мне компанию, когда огни на холмах были загашены и звезды были только нашими друзьями. Я верну свои мысли назад от той ночи — это так прискорбно за неимением жалости — ко времени, когда ваши палки и плащи служили для меня маленькой палаткой под сенью березы, на сухом камне; хотя с того дня мои собственные пальцы будут строить для меня палатку, распрямляя волосы, спутанные дождем.
Я невольно начинал ценить Синга. Его язык задевал первобытные струны моих предков в моей душе, доставал до самого центра того, что делало меня ирландцем. Хотя, возможно, все потому, что я слишком давно не напивался. Вслух я сказал:
— Это так прискорбно за неимением жалости.
Миссис Бейли вскинула брови:
— Разве это не прекрасная мысль? Печальная, но истинная.
Пузырьки в моем стакане с водой умирали. Я произнес:
— Это Синг.
Она кивнула:
— Когда его пьесу ставили в аббатстве, случился большой скандал.
— Вы знакомы с Сингом?
— Я знакома со скандалами.
В дверь просунула голову Джанет, горничная:
— Миссис Бейли, вас к телефону.
— Я вернусь через минуту. Мне приятно побыть с вами.
Она с трудом поднялась со стула под хруст костей. Я полистал «Голуэй Эдвенчюрер» и начал читать статью о предстоящем литературном фестивале. Перевернул страницу, не сосредоточивая внимание на фотографиях, и даже не сразу заметил, что Джанет заглядывает мне через плечо, пока она не воскликнула:
— Вот ваш друг!
Я почти подскочил:
— Что?
Она наклонилась, показала пальцем на снимок и объяснила:
— Вот этот, я его встретила у вашей комнаты, он нес большой пластиковый пакет. Очень обходительный мужчина.
Я посмотрел на фотографию грузного человека, обладавшего примечательной внешностью и густой гривой седых волос, который вручал студенту премию. Внизу стояла подпись: «Профессор О'Ши с английского факультета университета передает приз за лучший очерк своему студенту, Корнору Смиту».
О'Ши… эта фамилия мне что-то напоминала. Сначала я пристал к Джанет:
— Расскажите мне… о моем друге. Ничего не упускайте.
Горничная заметно забеспокоилась, сморщила свое и без того до невозможности морщинистое лицо:
— Я что-то сделала не так?
— Нет, нет, он хотел устроить мне сюрприз.
Вот это уж точно.
Джанет нахмурилась и наконец сообщила:
— Это было некоторое время назад. Я убиралась на верхнем этаже, хотела помыть урны и увидела его у вашей двери. Он спросил, ваша ли это комната, сказал, что вы старые друзья, что он немного подождет — может быть, вы вернетесь. Он так почтительно разговаривал, сразу можно было догадаться, что он человек ученый, и одеколон у него великолепный.
Я мог себе его представить.
— А пакет… вы видели, что в нем?
Глаза горничной прояснились.
— Вот тут я удивилась. Мне показалось, что в пакете цветок или растение. Он держал его, прижав к груди, как будто пытался спрятать. Это были цветы?
— Да, вроде того.
Создавалось впечатление, что миссис Бейли в ближайшее время не вернется, так что я взял ее стакан и протянул Джанет:
— Ваше здоровье.
— Ой, не знаю, стоит ли. У меня голова будет кружиться.
Я одарил ее своей лучшей улыбкой, фальшивой насквозь, и сказал:
— Это неплохо, если покружится.
В ту ночь я долго ворочался, пытаясь вспомнить. Затем сел: в тот раз, когда я был в магазине Чарли Бирна, Винни представил меня профессору, специалисту по Сингу. Этот профессор и был изображен на фотографии.
Я позвонил Винни в книжный магазин Чарли Бирна. Он спросил:
— Как продвигается изучение Синга?
— Прекрасно. Слушай, ты помнишь профессора О'Ши?
— Разумеется. Я тебя с ним здесь познакомил, он эксперт по Сингу. Тебе стоит пойти к нему и поговорить, если хочешь по-настоящему разобраться.
— Именно это я и собираюсь сделать. Винни поколебался, потом попросил:
— Постарайся проявить как можно больше такта, Джек.