М и х а э л ь. Я ни за что не ручаюсь, если вы будете разговаривать.
Т е ж е и С а б и н а.
С а б и н а. Машина сейчас подъедет… Папа, я не знала…
М и х а э л ь. Не волнуйте сейчас вашего отца.
С а б и н а. Папа, я действительно не думала, что так получится… Но если ты хочешь…
Р у д о л ь ф. Нам нужно еще о многом поговорить, моя маленькая. Как только выздоровлю, сразу же возьму отпуск.
М и х а э л ь. Господин Шнайдер…
Р у д о л ь ф. Я думаю, мне тут не хватает воздуха. Мне нужно убраться отсюда. Здесь душно, господа, душно…
Т е ж е и Б у б а.
Б у б а. Можно ехать, шеф.
Р у д о л ь ф. Ну и шеф у тебя, Буба.
Вик-на-Фере. Начало осени. Морской пляж.
М и х а э л ь и С а б и н а.
М и х а э л ь. О чем ты думаешь?
С а б и н а. Ни о чем.
М и х а э л ь. Человек всегда о чем-нибудь думает.
С а б и н а. Я девушка, а не человек. Девушки — существа бездумные. Иначе они не связывались бы с вами. А о чем думаешь ты?
М и х а э л ь. Тоже ни о чем.
С а б и н а. Человек всегда о чем-нибудь думает. Ну, скажи что-нибудь.
М и х а э л ь. Лень.
С а б и н а. Ладно. И мне лень. Но ты хоть помнишь, что мы сегодня собирались устроить помолвку?
М и х а э л ь. Мы собирались, да?
С а б и н а. Я так и знала, что забудешь.
М и х а э л ь. Закрой клювик. Я хочу немного поспать. Ночью это не удается.
С а б и н а. А еще мы хотели поискать ракушки и морские звезды. И красивые камни. А почему у морских ежей нет иголок?.. Может быть, это и не очень важно, господин Михаэль, но я люблю тебя. Сейчас осень, и я сижу с тобой у моря и люблю тебя. Если мы когда-нибудь совершим путешествие — в Америку, например, — то не полетим на самолете. Мы поплывем с тобой на корабле. Долго будем плыть. И вокруг ничего. Только корабль и море. И, конечно, небо, будто колпак для сыра, а ночью — звезды. Но даже чаек не будет, ни одной. И нам, конечно, покажется, что мы никогда не доплывем. Но потом однажды увидим вдруг землю. И небоскребы, и гангстеров. И статую Свободы. И какого-нибудь противного таможенного чиновника, который не будет верить, что мы муж и жена.
М и х а э л ь. Дальше.
С а б и н а. Я хотела только сказать, что мы поплывем морем и пристанем к какому-нибудь берегу.
М и х а э л ь. Ты, значит, хочешь поехать со мной в Америку?
С а б и н а. Не обязательно. Лишь бы куда-нибудь приехать.
М и х а э л ь. Не много надо, чтобы сделать тебя счастливой.
С а б и н а. О!.. Но это и не мало. Моей матери, например, это так и не удалось. Как она ни старалась. А ведь папа — такой хороший человек. Я почти вытащила его из этой трясины, и он даже не сопротивлялся. Только из любви ко мне. Но они ему этого не позволили. Он так хотел бы посидеть сейчас здесь со мной, а лежит в больнице. Бедняга…
М и х а э л ь. По своей вине.
С а б и н а. Нет, по моей. Только по моей. Или — также и по моей.
М и х а э л ь. Глубокомыслие не идет тебе. Ты мне нравишься потому, что веселая и всех нас водишь за нос.
С а б и н а. Я жила здесь, как в зале ожидания. Они хотели за мной приехать, и приехали, но мы не узнали друг друга. Мы сидели напротив, и я им сказала, что меня должны встретить, а они мне сказали, что хотели кого-то встретить, но мы и не заметили, что говорим друг о друге.
М и х а э л ь. Разве я тебя не встретил?
С а б и н а. Ты — да. А моя мать нет, и мой отец — тоже нет. Отец почувствовал это и был даже готов на жертвы — вопреки своим убеждениям. Он зашел очень далеко, чтобы найти точки соприкосновения. Но это не помогло нам, если честно признаться.
М и х а э л ь. Он слишком слаб. Я слабых не уважаю. Все эти фаустовские натуры никуда не годятся. Они еще хуже, чем однозначные. От тех хоть знаешь, чего ожидать.
С а б и н а. Но ведь у тебя у самого фаустовская натура. Ты тоже витаешь в туманных далях.
М и х а э л ь. Не иронизируй, пожалуйста. Это тебе не идет.
С а б и н а. Мимоза.
М и х а э л ь. Сама ты мимоза.
С а б и н а. Позволь-ка… Ты, оказывается, склочник.
М и х а э л ь. Когда-то это тебе нравилось.
С а б и н а. Мне и сейчас нравится. Но только когда это не против меня. Анархист.
М и х а э л ь. Для меня это не ругательство.
С а б и н а. Поэтому я так и сказала. Я же знаю, что тебе нравится. Анархисты — правильные люди. Они разрушают все вокруг и чувствуют себя хорошо, когда в живых остается только один. Но этим одним должны быть, разумеется, они сами.
М и х а э л ь. Ну вот, опять ты иронизируешь?
С а б и н а. Ты, наверно, очень медленно рос.
М и х а э л ь. Хочешь сказать, что я для тебя недостаточно вырос.
С а б и н а. Нет, не совсем. Но чуточку, совсем чуточку еще недорос.
М и х а э л ь. Мне противно, как мы здесь живем. Все прячут свое истинное лицо. Все лицемерят. И я с ними. Вот, например, разве я хотел быть врачом? Этого хотел мой отец. Он меня не принуждал, нет. Он у меня роскошный папочка. Он только сказал, что его сокровенное желание — увидеть меня врачом. А чего не сделаешь в пятнадцать лет!.. Но когда я однажды пришел к нему и спросил, как произошло, что он и моя любимая мама вдруг однажды вскинули правую руку на уровень глаз и взвыли: «Хайль Гитлер!», и как могло случиться, что господин доктор вдруг выгнал больного с приема, потому что этот больной оказался евреем, а не арийцем, — знаешь, что мне ответил отец? «Тебе, говорит, этого не понять, лечи людей и помалкивай».
С а б и н а. Так и сказал?
М и х а э л ь. И еще он сказал, что я должен лечить людей, чтобы искупить его прегрешения. Этого требует этика, и бог-де отпустит ему все грехи… И зачем только у людей бывают родители?
С а б и н а. Что тебе сказать? У меня их целых два комплекта, на выбор. Но сейчас у меня есть ты. И этого, пожалуй, достаточно. Почему ты не скажешь, что у тебя есть я?
М и х а э л ь. Я, кажется, начинаю понимать, что человек может сам испортить себе жизнь.
С а б и н а. Я уж позабочусь, чтобы ты ее себе не испортил.
М и х а э л ь. А потом бросишь меня, и все наши прекрасные принципы полетят в помойку.
С а б и н а. Не брошу. Я так рада, что встретила тебя наконец. И ты ведь мне тоже нужен.
М и х а э л ь. Клянись семь раз.
С а б и н а. Клянусь семь раз.
М и х а э л ь. Хорошо с тобой.
С а б и н а. Да?
М и х а э л ь. И если ты будешь всегда со мной, я, может быть, выстою. Не такой ведь я сильный, каким представляюсь.
С а б и н а. Нет, почему…
М и х а э л ь. Ты крепче.
С а б и н а. Вообще-то верно, что человек сам может испортить себе жизнь.
М и х а э л ь. Мы будем ею наслаждаться. И пусть все на нас ишачат. Мои родители, твои родители… Мы молоды, а это самая ценная валюта.
С а б и н а. Кстати о валюте. На сколько нам еще хватит денег?
М и х а э л ь. На неделю, я думаю. Но если ты захочешь пробыть здесь дольше, мой добрый предок подбросит монет телеграфом. Поживем здесь подольше?.. Слушай, ты спишь, что ли? Почему ты не отвечаешь?
С а б и н а. С ума сойти!.. Только что ты говорил, что твой отец — дрянь, а теперь вдруг — «мой добрый предок». Две недели мы тут говорили, что он дерьмо. И если захотим называть его так еще неделю, он должен прислать нам для этого новый чек. Сейчас он платит за нас, а потом предъявит нам счет.
М и х а э л ь. Ты какая-то странная все-таки… Не пора ли уж отказаться от теорий, привезенных оттуда? Они такие же фальшивые, как и все здесь. Существует третья сила. И это — мы, молодежь. Об этом забывают старые папаши. Но мы их еще удивим.
С а б и н а. Как бы нам самим не удивиться. Если недоглядим… Что ты знаешь о жизни, о мире? Ну, скажи, что ты знаешь об этом мире?
М и х а э л ь. Больше, чем ты. Я уже побывал в Америке. Был в Италии, в Испании, во Франции… Даже в Югославии.
С а б и н а. Я — в Германии. Раньше была там, теперь — здесь. Сейчас это куда больше, чем все твои впечатления.
М и х а э л ь. Ты, может быть, хочешь уехать?
С а б и н а. Ах, Михаэль! Если бы я знала, чего я хочу! В том-то и вся беда, что не знаю. А здесь все-таки так хорошо. Ты, море, мы и небо, будто колпак от сыра, и мы, мы, мы…
М и х а э л ь. Ну, значит, мы остаемся?
С а б и н а. Да. Но эти последние дни мы не будем жить только мечтами. Мы подумаем, как нам жить, когда кончатся твои каникулы. Договорились?
М и х а э л ь. Договорились. Когда вам угодно начать это, уважаемая фрейлейн? Сегодня? Сейчас?
С а б и н а. Пожалуй, уж завтра. Попутно мне хотелось бы оживить в твоей памяти то, что уже сказано: я тебя люблю. До сих пор не получено подтверждения, что эта информация до тебя дошла.
М и х а э л ь. Ну-ну-ну… Как будто я каждую ночь не подтверждаю этого.
С а б и н а. Ночью это легко. А вот днем…
М и х а э л ь. Если ты настаиваешь, пожалуйста: я тебя люблю.
С а б и н а. Сердечнее.
М и х а э л ь. Я тебя люблю.
С а б и н а. Еще сердечнее.
М и х а э л ь. Ты играешь на моих чувствах.
С а б и н а. Самые лучшие игрушки, о каких только можно мечтать. Богатый выбор. И запасные части всегда на складе.
М и х а э л ь. Ехидна. Что будем делать зимой?
С а б и н а. Об этом начнем говорить с завтрашнего дня. Впрочем, подожди… Зимой мы могли бы поехать в Берлин, я показала бы тебе, где жила. Сходили бы к моим родителям. И ящик с песком, где когда-то играла, когда не могла еще играть твоими чувствами, и школу, и фабрику, где работала… Встретились бы с моими подругами.
М и х а э л ь. И с твоим другом.
С а б и н а. У меня нет друга.
М и х а э л ь. Жаль. Интересно было бы знать, какой тип мужчин был в твоем вкусе.
Т е ж е и Э д и п.
Э д и п. Добрый день! Отличная погода! Прелестное море! Цветочки для дам!.. О… фрейлейн!.. Вас-то я и ищу.