Драматургия ГДР — страница 59 из 109

А б у (кивает). Следуй за мной в мой самый глубокий подвал, поставь кувшин между сокровищами моих предков, и ты найдешь его нетронутым, даже если за это время солнце превратится в луну.


Оба берутся за ручки кувшина и выносят его из комнаты. Д а р д а н а  появляется из-за ковра, держа в руке лилию, и садится. Она очень раздражена.


Д а р д а н а. Из-за какого-то кувшина с маслинами он выпроваживает меня из комнаты. Это оскорбительно.


Д р у з ь я  возвращаются. Абу садится. Калаф остается стоять.


К а л а ф. Полуденный жар прошел. Человек не может быть зачат без отца, не может родиться без матери. Но что такое человек, если у него нет друга? Мое сердце переполнено радостью. С ней я отправляюсь в путь. Прежде чем зайдет солнце, город останется у меня за спиной.

А б у. Однако, Калаф! В кувшине еще осталось вино!

Д а р д а н а. Не задерживай его, мой повелитель. Только тот, у кого спокойно на душе, быстро отправляется в путь. Он знает цену верности Абу аль Кассима!

А б у. Боль нашей разлуки хотела задержать тебя. О друг мой, прими от меня белую ослицу.

Д а р д а н а. Белую ослицу?

А б у. Пусть она будет моим благословением, Калаф!

К а л а ф. Ах, Абу, я растерян. У меня кружится голова от твоей великодушной щедрости. Почему ты смеешься над уезжающим другом? Я не могу принять твою белую ослицу.

А б у. У меня уже нет белой ослицы. Спеши, мой друг, — аллах да осыплет тебя своими благословениями!

К а л а ф. Какая жестокость. Ты отсылаешь меня, лишая возможности отблагодарить тебя, брат мой.

А б у. Благодарностью для меня будет твое успешное возвращение! Салам алейкум! Пусть мои глаза сгниют и их сожрут мухи, если они станут веселыми, прежде чем снова увидят тебя. Мой Калаф!


Обнимаются. Надолго замирают в объятии. Оба плачут. Дардана тоже плачет, прощаясь с Калафом. К а л а ф  быстро уходит, не оборачиваясь. Абу и его жена смотрят друг на друга, затем залезают на площадку на стене.


Д а р д а н а. Разве было так необходимо отдавать ослицу?

А б у (не отвечает. Еще выше поднимается на стену, машет рукой. Громко). Все сокровища мира тускнеют в блеске настоящей дружбы!

Д а р д а н а. Ты чрезмерно переутомляешься, мой повелитель!

А б у (делает знак). Прикажи принести кувшин с маслинами! (Берет у нее платок, машет им, кричит.) Салам ил аллах! Аллах да пребудет с тобой!


Д а р д а н а  спускается с площадки и уходит в дом. Абу аль Кассим возвращается на свое ложе. Все остатки пиршества уже исчезли. Входит  Д а р д а н а  и садится около своего супруга; перед ней стоит глиняный кувшин. Она погружает в него руку, вынимает горсть золотых монет и сквозь пальцы пропускает их снова в кувшин. Тишина. Ее нарушают лишь легкие звуки флейты и звон золота.


Д а р д а н а. Чудесные прекрасные маслины — чудесная прекрасная дружба!

А б у. Я думаю, здесь их больше тысячи.

Д а р д а н а. Все равно это не основание, чтобы приносить ему в жертву нашу ослицу.

А б у. Очень красивое и дорогое животное. Но, к сожалению, она жеребая. Он не решится убить ее, когда она принесет осленка и задержит его караван. Он пропустит корабль и потеряет драгоценное время. Корабль уходит только раз в месяц.

Д а р д а н а. А я должна лишиться ослицы.

А б у. Дай мне подумать.

Д а р д а н а. Ты возьмешь деньги?

А б у. К сожалению. А чем же я буду подкупать его неподкупных управителей и верных сторожей? А так у меня прямой и верный путь к его имуществу. Его собственное золото приведет меня к цели.

Д а р д а н а. А если он скоро вернется? Может быть, ты прикажешь задушить его в первом же оазисе?

Абу, Это было бы бесчеловечно. Он мой единственный друг.

Д а р д а н а. Но ты же знаешь, какой он умный и хитрый.

А б у. Хитрость и ум ничего не стоят, если они принадлежат побежденному, разве что могут спасти ему жизнь. Конечно, он станет кричать и требовать у калифа справедливости. Но что он сможет предпринять против меня, когда, завладев его состоянием, я стану самым могущественным человеком.

Д а р д а н а. Он еще не успел покинуть город, но уже потерял друга.

А б у. Долгое время я сам собирался в путешествие, но тогда бы он остался в городе. Он умен, а я недоверчив. Недоверие — лучшая предосторожность.

Д а р д а н а. Не хвались — я-то хорошо знаю, насколько ты ему доверял.

А б у. Только до тех пор пока его выгода была моей выгодой. Важно, кому это идет на пользу. Разве это называется дружбой?

Д а р д а н а. Ты мог бы хоть два раза объехать вокруг света, мой повелитель. Во мне ты имеешь жену, на которую можно положиться. Я охраняла бы твое имущество как зеницу ока. Калаф же до сих пор не женат потому, что боится обмана. А ведь родство — единственное, на что можно положиться.

А б у. Дай мне кувшин. Мне надо поехать в город по неотложным делам.

Д а р д а н а. Ты все чаще и чаще забываешь, что я молода. Я надеялась, что сегодня вечером мы поужинаем вместе.

А б у. Пригласи к ужину своих братьев. И запомни мое предупреждение! Если ты хочешь жить, живи со мной, живи для меня. Будь здорова. (Целует ее, приказывает вынести кувшин и уходит.)

Д а р д а н а (ложится на свое ложе. Тихо, как бы про себя).

Ночью белой птицей

Сон встревожен мой.

И всю ночь мне снится,

Что я вновь с тобой!

              Эта птица песни

              Напевает мне.

              И к тебе на крыльях

              Я лечу во сне.

И когда увидишь

Эту птицу вновь,

Ты ее расспросишь

Про мою любовь.

(Прислушивается, затем вынимает из складок одежды золотые монеты, разглядывает их и снова прячет.)

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Базар в Кувейте. Перед кофейной за столиком два посетителя пьют кофе. Это перекупщики Калафа бен Юссуфа. И б е н  а л ь  З а м а н, высоко подняв свою чашку, смотрит, как слуга наливает ему кофе из большого медного кофейника. М е н т о л у с, афинский перекупщик, беседует со своим приятелем из Кувейта.


М е н т о л у с. Так ты говоришь — краски?

З а м а н. Ах, что я говорю — здесь на базаре чудовищные образцы. Глаза лезут на лоб, просто ужасные, ах, что я говорю… да, конечно, ужасные.

М е н т о л у с. Так ты говоришь — он меня выслушает?

З а м а н. Ах, что я говорю, Абу аль Кассим не только выслушает тебя, но и поговорит с тобой. В серебряной беседке среди жасмина.

М е н т о л у с. Ты меня уговорил, Ибен. Хорошо, пусть будет так. Я не стану дожидаться бен Юссуфа, я поеду в Багдад сам.

З а м а н. Зачем? В этом нет никакой необходимости, Ментолус! Ах, что я говорю, настоящее самоубийство ехать в это время года через пустыню! Только потому, что бен Юссуфа нет в Кувейте, ты хочешь ехать в Багдад? Новые ковры можно купить и здесь, о, мудрый грек!

М е н т о л у с. Так ты говоришь, дорогой Ибен, если вернется Калаф… Клянусь богами, я тебя не понимаю.

З а м а н. Нет! На этот счет ты можешь быть спокоен. Он сейчас в Хайфе. Ах, что я говорю, наверно, уже в каком-нибудь другом городе. Не успеет он приехать на новое место, как спешит дальше, так как думает, что в следующем городе заключит еще более выгодную сделку, — и, сказать по справедливости, зря. Ведь уже много лет самые выгодные дела делаются здесь. Ну как, Ментолус, старая ковровая моль, ты до сих пор меня еще не понял?

М е н т о л у с. Так ты говоришь, краски…


В это время появляется  К а л а ф  б е н  Ю с с у ф  с  с у п р у г о й. С л у г а  ведет за ними осла. Калаф прогуливается по рынку. Закутанная в чадру Судане следует за ним на некотором расстоянии. Весь ее облик полностью соответствует вековым традициям. Большего ей не дозволено. Калаф замечает сидящих в кофейне.


К а л а ф. Ментолус! Судане, наконец-то ты видишь моего друга Ментолуса собственной персоной.


Направляется к Ментолусу, который идет ему навстречу. Они приветствуют друг друга.


М е н т о л у с. Калаф бен Юссуф. Клянусь богами моих отцов, вы снова в Кувейте. А я слышал о Хайфе.


Судане останавливается на почтительном расстоянии, протянув руку в знак приветствия. Калаф подводит к ней Ментолуса.


К а л а ф. Перед тобой моя супруга, Судане, дочь Маргата с Львиной горы. Ментолус, благодаря какому чуду я вновь вижу тебя! Все ли благополучно в Афинах? Ибен эль Заман, я рад, что и тебя я снова вижу.


Приветствует Замана, который поспешно и смущенно подходит к ним.


З а м а н. Ваше путешествие было столь успешным, Калаф бен Юссуф, что вы так быстро вернулись обратно!?

М е н т о л у с. Твои ковры совершили чудо, Калаф. Все Афины жаждут ковров из Багдада! Они побьют меня каменьями, если я не привезу им ковры Калафа бен Юссуфа.

К а л а ф. Не забудь, что это также ковры Абу аль Кассима. Тебе повезло, как раз вчера прибыл караван из Багдада.

З а м а н. Кто говорит ковер — говорит Абу аль Кассим и Калаф бен Юссуф.

М е н т о л у с. Разве мог я забыть вашу вошедшую в поговорку дружбу и твое бескорыстие, Калаф!

К а л а ф. Прекрасно, когда можно целиком положиться на настоящего друга. Да, моя поездка в Хайфу — я также заезжал в Каир и Алеппо — была весьма успешной. Я получил известия от Абу, что и в Багдаде все идет отлично!

З а м а н. Вы получили известия из Багдада?

К а л а ф. Пришел караван. Что нового здесь в Кувейте, Заман? Дела идут?

З а м а н. Дела идут, ах, что я говорю, они бегут!

М е н т о л у с. Калаф, ты счастливчик, любимец ваших богов. Я вижу перед собой потомка твоей ослицы, единственного в своем роде животного!

К а л а ф. Это ее жеребенок. Ты должен сегодня вечером отужинать с нами, Ментолус. Ты придешь?

М е н т о л у с. Я приду, Калаф! Для меня счастье тебя видеть. Я слышал — цены изменились?