Ты опять смеешься надо мной?
А х м е д. Я скажу тебе, над кем смеюсь. Над калифом я смеюсь…
Х а с с а н. А почему над ним?
А х м е д. Он сам был судьей или нет? Ты хорошо знаешь всю эту историю, будешь изображать подсудимого, Хассан.
Х а с с а н. Да-а, ты снова меня обведешь вокруг пальца!
А х м е д. Хассан, ну не будь таким упрямым. Это же просто шутка. Начнем! В виде исключения будь сегодня остроумным.
Х а с с а н. Из этого все равно ничего не выйдет. Кто будет представлять жалобщика, потому что, насколько я тебя знаю, ты будешь калифом!
А х м е д. Жалобщика?
Т о р г о в е ц м а с л и н а м и. Я его изображу. Я уж вас взгрею как следует за то, что вы не смогли доказать, что маслины…
А х м е д. Анекдот нельзя рассказывать с конца, тогда лучше уж не начинать. Вы слишком много понимаете в маслинах. Истца должен играть тот, кто любит маслины, но, кроме этого, не имеет о них никакого представления. Вон идет управляющий, он самый подходящий для этого человек.
П о г о н щ и к возвращается обратно вместе с ослом и подходит к беседующим.
Ахмед подводит его к перевернутой корзине.
Садись сюда, мы как раз разыгрываем сцену под названием: «Суд калифа». Ты будешь истцом, потому что ты единственный из всех нас можешь изобразить господина. Будешь играть с нами? Согласен?
П о г о н щ и к. Как я могу быть истцом, если я не знаю, кому, на что и почему я должен жаловаться, а главное, на кого?
А х м е д. Это ты сейчас поймешь. Я играю калифа. Разговор о маслинах.
П о г о н щ и к. В маслинах я ничего не понимаю. Терпеть их не могу.
Х а с с а н. Эй, новичок! Ты хорошо простака сыграешь. Что ты задаешься? Я же, в конце концов, согласился играть ответчика.
П о г о н щ и к. Ну, раз вам так уж хочется… Только если придет клиент, я уйду. Мне нужно работать.
Х а с с а н. Не беспокойся, в такое время даже золотарь не решится выйти на солнце.
А х м е д. Начинаем! Бим, бим, бим!
Х а с с а н. Говори: «Я величайший и справедливейший из всех калифов, калиф Аггад из Багдада».
А х м е д. Я калиф из Багдада и вершу сегодня правосудие. Истец, значит, вы утверждаете, что обвиняемый украл у вас тысячу золотых из этого кувшина. Поставьте кувшин сюда, в середину.
Хассан ставит кувшин в центре и снова садится на свою корзину. Погонщик широко открывает глаза, он удивлен.
П о г о н щ и к. Это правда, великий калиф. Тысячу золотых украл он у меня. Но откуда…
Т о р г о в е ц м а с л и н а м и. Ого, как он здорово играет, настоящий благородный господин.
А х м е д. Обвиняемый, что вы можете об этом сказать?
Х а с с а н. Ну, дал он мне кувшин с маслинами на сохранение, и я ему вернул его назад. О золоте не было и речи. Какое он имеет право называть меня обманщиком!
П о г о н щ и к. Ты сам проклятый обманщик! Я верил в твою дружбу, ты мне обещал, что кувшин будет у тебя в полной сохранности, а вместо этого что сделал? Лишил меня всего моего состояния! Я правильно поступил, не сказав тебе о золоте, ты вор!
А х м е д. Ты не должен так говорить. Ты горячишься, как будто речь идет о твоем собственном золоте, как будто ты на самом деле — бен Юссуф.
Х а с с а н. Оставь его в покое, он меня разозлил. Я ему хорошо отвечу. Так, значит, я вор, и это мне говорит низкий подлый обманщик. Весь подвал провонял его дерьмовыми маслинами, и вместо благодарности он уверяет, что это было золото. Золото воняет иначе, мой милый, это я хорошо знаю. Потому что я сам Абу аль Кассим, волк из Багдада, хорошо знаю, чем пахнет золото! Оно-то как раз совсем не пахнет!
А х м е д. Ответчик! Прошу быть осторожней в выражениях. Вы изъясняетесь, как грузчик. Если это еще раз повторится, суд вынужден будет оштрафовать вас за непристойные выражения: Черт возьми, если вы хотите ругаться, так будьте любезны ругайтесь, как благородный господин! Истец, отвечайте, в кувшине было только золото или еще и маслины?
П о г о н щ и к. Конечно, и маслины, но, во имя Аллаха, скажите, откуда вам все это известно, ведь суд калифа состоялся только вчера.
Х а с с а н. Мы все знаем, потому что у нас есть глаза и уши, ну а ты, проныра, откуда это знаешь?
Т о р г о в е ц м а с л и н а м и. Красиво получается! Хассан начал ругать его по-настоящему!
П о г о н щ и к. Откуда я знаю? Знаю, и все! И могу снова повторить, великий калиф, что в кувшине была тысяча золотых, клянусь собственной жизнью.
Х а с с а н. Хи-хи-хи, собственной жизнью, как будто его жизнь такая драгоценность, что ею можно клясться. Ты лучше поклянись навозом твоего осла, он гораздо ценней! Ты же никак не можешь доказать эту историю с золотыми!
А х м е д. Хассан, ответчик. Я должен тебя оштрафовать, здесь не пивная. Десять подзатыльников за неподобающее поведение на суде. (Дает Хассану десять подзатыльников.) Готово! Так — значит, вы оба не можете доказать истину. Может быть, случайно здесь присутствует какой-нибудь торговец маслинами?
Т о р г о в е ц м а с л и н а м и. Да, великий калиф!
А х м е д. Отлично! Наконец-то торговец маслинами нам скажет, каков возраст маслин в кувшине. Поскольку я величайший и справедливейший из калифов, я знаю, что по виду маслин можно установить, кто из вас двоих лжет! Торговец маслинами, погляди, каков возраст этих маслин?
Торговец маслинами подходит к кувшину. Погонщик кидается за ним, позабыв про игру. Он уставился на торговца, который вынимает несколько маслин, надкусывает их, затем швыряет обратно в кувшин.
Т о р г о в е ц м а с л и н а м и. Каждому знатоку маслин известно, что маслины после трех лет хранения, как бы тщательно их ни сохраняли, теряют свой вкус и меняют цвет. Самое позднее через четыре года они плесневеют. Великий калиф, эти маслины ни в коем случае не могут быть семилетней давности.
П о г о н щ и к (хватает маслину, надкусывает ее, давится и кричит). Что ты сказал?
Т о р г о в е ц м а с л и н а м и. Даже слепому ясно, что они не могли храниться семь лет!
П о г о н щ и к. О аллах, что за идиотом я был. И этот слабоумный калиф, воображающий, что все знает, а сам не имеет ни малейшего представления о маслинах! Дерьмо, вот что он такое, господин Аггад из Багдада! Дерьмо! Обвинять невинных! Вытягивать у них из кармана последние деньги, вот что умеет этот великий калиф. Поддакивать этому разбойнику, это он умеет! Ах я несчастный идиот, как я сам не додумался!
А х м е д. Эй, погонщик осла, управляющий! Ты что, сдурел? Ты не имеешь права так ругать калифа, это будет стоить тебе и головы и шеи, это же все просто игра. Какое нам дело до настоящих господ. Они сами найдут справедливость…
Т о р г о в е ц м а с л и н а м и. Но зато он хорошо их отделал. Этот управляющий смелый парень!
П о г о н щ и к. При чем здесь смелость, когда вся наша юстиция одно сплошное свинство, вместе со справедливейшим из всех калифов!
Из-за прилавка с маслинами выскакивают д в а с т р а ж н и к а к а л и ф а и кидаются на П о г о н щ и к а. Один из них хватает за руку Ахмеда.
П е р в ы й с т р а ж н и к. Именем калифа! Вы арестованы за подстрекательство и оскорбление высшей власти! Все назад! А вы пошли! Вперед!
Все отступают. Ахмеда и Погонщика уводят. Хассан хочет броситься на стражника, который уводит Ахмеда.
А х м е д. Не надо, Хассан. Нам это не поможет. Позаботься лучше о моих корзинах и осле.
Х а с с а н. Я не оставлю тебя в беде, Ахмед. Я вытащу тебя оттуда!
Стражник оборачивается. Х а с с а н убегает.
П е р в ы й с т р а ж н и к. Всех остальных предупреждаю, будьте готовы к тому, что я назову вас в качестве свидетелей.
С т р а ж н и к и уводят а р е с т о в а н н ы х. Х а с с а н возвращается и грузит корзины Ахмеда на осла.
Т о р г о в е ц м а с л и н а м и. Тоже мне управляющий! Не знает даже, как осла навьючить. Но зато кричать горазд! А Ахмед его еще пожалел. Вот и получил за это.
Х а с с а н. Нельзя думать только о своей выгоде. Ахмед настоящий человек, именно поэтому я его друг! (Уходит, ведя на поводу осла.)
В зале суда.
На скамью истцов садятся с т р а ж н и к и. На скамью подсудимых — А х м е д и П о г о н щ и к — К а л а ф. Х а с с а н и Т о р г о в е ц м а с л и н а м и на местах свидетелей. У входа в зал суда стоят д в а с о л д а т а.
П е р в ы й с о л д а т. Послушай-ка, ты ведь можешь свидетельствовать, что я сам лично пел для самого калифа, ты же был при этом.
В т о р о й с о л д а т. Зачем?
П е р в ы й с о л д а т. Потому что они хотят перевести меня к верблюдам.
В т о р о й с о л д а т. Но ты же всегда был при лошадях, кроме тех дней, когда стоял на часах, во дворце.
П е р в ы й с о л д а т. Ты-то прав, а они утверждают, что я пугаю лошадей, когда пою в конюшне. Где же я еще должен петь?
В т о р о й с о л д а т. Ну это же просто глупость! В конюшне никто еще никогда не запрещал петь. Кто говорит такую ерунду?
П е р в ы й с о л д а т. Казначей! Но ты же можешь засвидетельствовать, что я пел перед калифом.
В т о р о й с о л д а т. Ах, казначей! Конечно, ты пел перед калифом, но я должен буду добавить, что это было совершенно ужасно.
П е р в ы й с о л д а т. Ладно, я тебе это припомню, когда пойдем в увольнение! Ты враг искусства! (Рассерженный, переходит на другую сторону.)
Раздаются фанфары, возвещающие о начале суда.
С о л д а т ы. Величайший и справедливейший из всех калифов, калиф Аггад из Багдада!
Появляется к а л и ф, так же как и в первой сцене суда. Все опускаются на колени. Калиф усаживается и ест поданный ему шоколад. Фанфары звучат второй раз. П и с е ц ударяет в колокол и поднимается с места.
П и с е ц. Итак, открывается семьсот двадцать девятое заседание суда калифа Багдада, Аггада из Багдада. В Коране сказано: «Тот, кто сеет ветер, пожнет бурю». Выслушайте сначала толкование этого изречения, чтобы полностью постигнуть истину. Справедливейший и мудрейший из всех калифов, Аггад из Багдада.