Ушаков. Нету квартир? Ну, на нет и суда нет. (Заметил мастеровых). По какой причине сборище? Эй, вы! Кто такие?
Тихон. Мастеровые мы. С верфей.
Ушаков. По ночам чего бродите — с топорами?
Тихон. Напринимались муки. Уходим.
Ушаков. Указа такого не слышал — с верфей ретироваться.
Тихон. Чума указала. Сойди с дороги, барин!
Ушаков молчит.
(Угрожающее). Сойди с дороги!
Голоса: «Сойди с дороги!», «На Дон!», «Околеем тут, как псы!», «Баре тягу дали, а нам пропадать!», «С дороги!», «С дороги, офицер, не то башки вон — нас больше!» Шум.
Ушаков. Смутьяны вы! (Сделал шаг вперед). Супротив матушки государыни бунтовать? Сии кровью русской омытые места вновь басурманам — на поругание? Снова жен и дочерей ваших нагайками в Туретчину погонят, в неволю горькую? К тому стремитесь? Не быть! Затем пришли мы сюда, чтобы встать на Черном море твердо и сей позор стереть навечно! (Взглянул на иронически усмехающегося Тихона). А ты кто? Зачинщик ретирады? Бунтовать?
Тихон (спокойно, тихо и даже как бы грустно). Не боюсь я тебя. (Пауза). И никого на добром свете не боюсь. Ни тебя, ни черта, ни дьявола, ни матушку государыню.
Ушаков. Подойди ближе. (Подвел Тихона к костру, вгляделся). За то тебе медведь ухо и разодрал, что ты его не боялся. Небось, запамятовал, как мы с тобой на медведя с рогатиной хаживали?
Тихон вздрогнул, поднял глаза.
Долго же ты, плотник знаменитый, Тишка Прокофьев, был в бегах! Чай, лет двенадцать, да, пожалуй, и все полтора десятка…
Тихон. Барин!
Ушаков (помолчав). Да, я, я твой барин. А ты смутьян и: бунтовщик. Взять!
Матросы с ружьями вышли из рядов. Мастеровые загудели, приблизились к Тихону. Привлеченные шумом, появились мортусы с носилками.
Тихон (насмешливо). Хвалилась синица, что море зажжет. Не боюсь я ни тебя, ни черта… (Схватился за грудь, пошатнулся). Первый мастеровой. Чума!
Тихон упал, забился. Мастеровые разбегаются. Матросы подошли ближе. Ушаков склонился над Тихоном, заметил пену на губах.
Ушаков. Падучая. (Мортусали) Не ваш. (Матросам). Заберите, пущай отойдет!
Матросы поднимают Тихона, несут его в будку.
Пирожков, лекаря!
Пирожков. Тут он! (Убегает).
Внизу шумит песня. Звонят колокола.
Ушаков (подходит к бровке берега). Стой!
Песня стихла.
Други мои! Долгий был наш путь сюда, к Черному морю! Не пускали нас сюда татары, турки не пускали, теперь чума не желает пустить! Квартир нам тут не сготовили — с перепугу! Вон они, корабли на стапелях, квартиры наши, наш дом моряцкий! На порог сего дома чуму не пускать! Зараза вас от меня не отымет! Верьте мне, как я вам верю! Отныне слова того — «чума» — в русском языке нету! Помянувший — смерти повинен! Эй, баталеры, каждому по двойной чарке анисовой! Коки, вари борщ, да понаваристей! (Погрозил пальцем). Берегись, сам пробу буду делать! Разойдись!
Снизу доносится веселый гул.
(Повернулся к Васильеву). А что Войнович квартир не дал — пустое. Жить будем все там, куда не достанет зараза, бараки из камыша построим. Проникнет зараза — подложил огонек, спалил и новый поставил. Людей по артелям разобью и, минуя чумный город, из степи прямиком — на верфи. Мастеровые увидят — и за нами. Им пример важен. Лекарей всех из города заберу — на верфи… (Прислушался).
Пронзительные крики. Пирожков волочит упирающегося Ермолаева.
Пирожков (тяжело дыша). Согласно вашему ордеру лекарь прибыл, ваше благородие.
Ушаков. Дурень! Что ж он, каторжник, что ли?
Пирожков. Я его с политесом, ваше благородие! (Поставил Ермолаева па землю, вынул из его рта платок).
Ермолаев (вздохнул и тотчас же яростно). Произвол и насилие неслыханное! Я государыне жалобу принесу. Кляп в рот. Наглость. Я светлейшего пользовал. Алжирские пираты!
Ушаков (кротко). Прощенья прошу, милостивый государь, (Пирожкову). Линьков вам!..
Ермолаев. Янычары! Они меня из дормеза вынули! Ушаков (Пирожкову). Сквозь строй прогоню! Марш отсюда! (Подтолкнул Пирожкова, шепнул ему на ухо). Чарку анисовой за усердие! (Громко). Сквозь строй!
Пирожков убегает.
(Ермолаеву). Прошу прощенья сызнова, милостивый государь мой.
Ермолаев. Не нуждаюсь! Как мешок вынули из дормеза. А там жена моя ждет, лошади наемные.
Ушаков. Позвольте спросить: куда путь изволите держать? Ермолаев. А это мое дело. К теще едем, в Рязань.
Ушаков. Позвольте. Разве не лекарь вы Ермолаев? Ермолаев. А кем же мне еще быть? Ермолаев. И отец Ермолаев, равно и дед! Я светлейшего пользовал в бытность его, а они меня — как мешок с отрубями! Флибустьеры!
Ушаков. Что-то не пойму. Возможно ли? Покидаете город вы, лекарь?! Сейчас — ваше время. Ваша баталия.
Ермолаев. Допроса мне учинять не имеете ордера.
Ушаков (задумчиво). Ермолаев. Наилучший здешних мест лекарь, целитель ран человеческих. (Пауза). Ступай.
Ермолаев (не двигаясь). Куда — ступай?
Ушаков. Вон! (С тихим презрением). Червь ничтожный. Отечеству изменник. Будь в моей управе, на рее бы вздернул…
Ермолаев (не двигаясь). Да вы что, сударь, рассудка лишились? На рею… еще чего! Я… государыне… светлейшего от недуга… верой-правдой…
Ушаков. Вон!
Ермолаев испуганно убегает, семеня короткими ножками.
(Горестно). Чужеземец бы… а то Ермолаев.
Пирожков тащит упирающегося Лепехина.
Лепехин. Отцы родные! Караул! За что?
Пирожков. Своей волей его степенство не пожелали.
Лепехин (встал на колени). Берите что хотите, токмо не убивайте. Семья.
Ушаков. Кто таков?
Пирожков. Купец Лепехин. По вашему ордеру.
Лепехин. Лепехин я, Лепехин. Отцы родные, Лепехин!
Ушаков. Встань, мошенник. (Погрозил пальцем). Подряд взял, деньгу с Адмиралтейства небось выклянчил сполна, а теперь бежать?
Пирожков. С колымаги сняли, ваше благородие, уф-ф…
Ушаков делает нетерпеливое движение. Пирожков уходит в будку.
Ушаков. Мастеровым славный пример даешь? Всыпать бы линьков, да похлеще…
Лепехин. Отец родной, ваше высоко…
Ушаков. Дыхни. Еще. Почему чесноком столь отвратно разит от тебя? Сколько головок истребил?
Лепехин. От чумы спасаюсь, ваше высокородие…
Ушаков. Помогает?
Лепехин. Средствие изумительное. Чем боле скушаешь, тем мене страшна тебе зараза.
Ушаков. Так, так.
Лепехин. И уксусом, уксусом. Ведерочку уксусу на себя спозаранку.
Ушаков. Ведерочку… Завтра к утру, Лепехин, заготовишь уксусу не ведерочко, а двадцать бочонков, чесноку — два воза.
Входит Ермолаев.
Торопись, вскорости рассвет, времени у тебя нисколько.
Лепехин. Где же изыщу, ваше высокопревосходительство? (Плачет).
Ушаков. Не изыщешь — утром всыплю штук сто линьков. Потом можно и на рее подвесить…
Лепехин. Ваше наивысочайшее… (Плачет).
Ермолаев. А что! Чего на них глядеть? Сколь часто уксусу молил — не дают, прощалыги, аршинники. Забились в подвалы, сундуки свои стерегут или уползают из Херсона, яко крысы с корабля. Турки!
Ушаков (грозно). Вы! Кто разрешил вам воротиться?
Ермолаев. А вам бранить меня не позволю, да-с, не позволю, милостивый государь мой! Чего вздумали — на рею! Повернется же язык! Извольте лучше вашего нехристя к супруге моей, Матрене Никитичне, отправить, дабы вояжировала на Рязань самостоятельно. (Доверительно). Нрав у нее вроде вашего. Сам пойду к ней — назад ходу не будет. Слаб, не устою. (Важно). Ну-с, государь мой, что от меня требуется?
Ушаков (помолчав, строго). Тягостное преступление свершили вы. С поля баталии ретировались! И шутки тут неуместны. (Показал на будку). Там — больной… Вылечить! (Лепехину). Ночей не спать. Живота не щадить. Заразу истреблять. Флот строить. Токмо так будете достойны вы имени гражданина государства Российского.
Лепехин, кланяясь, исчезает.
Ермолаев. Еще чего! На рею! Повернется же язык! Где ваш больной?
Из будки медленно выходит Тихон, сопровождаемый Пирожковым.
Пирожков. Так и есть — падучая, ваше благородие. Отошел чернобородый и — в полном здравии. Куда его?
Ушаков (Тихону, грозно). Ну, будешь еще бунтовать?
Тихон. Буду.
Пауза.
Ушаков (хмурясь). Мастер ты знатный. Иди ко мне на корабль рекрутов обучать. Робу тебе дам, жалованье положу.
Тихон. Пугал, теперь улещиваешь. Эх, баре…
Ушаков. Сколь злобы в тебе! А подростком был — озорней да веселей в губернии не сыщешь. Где ж нрав свой веселый растерял?
Тихон. На псарне! Там жену мою староста батогами до смерти забил. Не слышал про то, барин? А ты старосту расспроси. А и спрашивать не надо — разве самому не ведомо? Одной веревочкой виты — что евонный холуй, что барин!
Пауза.
Ушаков (Пирожкову). Ступай.
Пирожков уходит. Ермолаев деликатно отходит в сторону. Пауза.
Про старосты подлое самоуправство ничего мне не ведомо. Какой я барин, Тишка! Деревеньку свою с незапамятных времен покинул. Сам, чай, лет двадцать в бегах. Не барин я, Тишка, — моряк!
Тихон. А! Застыдился! Ишь как застыдился, зарумянился! Нет, врешь, барин! Все тебе ведомо: и боль моя, и злоба моя, и тоска — не притворствуй!