в ладонью опухшие от бессонницы веки. Входит Николай II; он в форме егерского полка, с хлыстом.
Витте (вскакивая, кланяется). Государь, наконец-то!
Николай (оживленно). Дивная прогулка в Александрию верхом! Погода сегодня чудная! Правда, утром был резкий ветер, но сейчас тепло и, пожалуй, даже жарко. Если вспомнить, то вчера было гораздо холоднее. Дважды начинался дождь. Завтра, я уверен, будет ясно. Можно будет покататься на яхте.
Витте. Государь, они ждут более полутора часов.
Николай. Кто?
Витте. Депутация городских и земских деятелей.
Николай. А, эти испорченные типы…
Витте. За ними торгово-промышленные круги России, и — увы — не только России. Вы обещали их принять, государь!
Николай. А вот Трепов считает, что их лучше повесить.
Витте. Государь, я всегда говорил правду в глаза вашему незабвенному батюшке, говорю ее и вам. Лгать вам, когда Россия стоит над пропастью, было бы с моей стороны изменой престолу.
Николай (морщась). Я вас слушаю.
Витте. Государь, зашаталась самая верная опора трона — армия и флот. Восстание матросов «Потемкина» на устах всего мира. Посол Франции вчера передал мне слова президента Лубе: «Европа нуждается в том, чтобы Россия сильной рукой уничтожила заразу». Примите их, государь. Они сами укротят революционную чернь.
Николай. А Трепов считает, что уступки только разжигают чернь. Он считает, что надо вешать. И тех и других. И, по-моему, Трепов прав. Глубоко прав.
Витте (помолчав). Государь, я скрывал от вас, но я скажу вам все. Подойдите к окну, государь. Видите пароход на рейде? В согласии с членами императорской фамилии я позаботился, чтобы этот пароход мог сразу же развести пары… На случай вашего внезапного и вынужденного отбытия из России. Но, государь, вчера забастовала и команда этого парохода, и… мы стоим над пропастью. Я умоляю вас, государь, пойти на уступки!
Пауза.
Николай (морщась, отходит от окна). Я выразил согласие принять этих людей. Что вы еще хотите?
Витте. Я хочу, государь, чтобы вы соизволили произнести им слова, которые завтра облетят весь мир, успокоят Россию, успокоят Европу, откроют нам сейфы Англии, Бельгии, Франции, помогут мне, когда я поеду в Америку…
Николай. Вы приготовили текст?
Витте (торопливо берет портфель со стола). Если вы соизволите…
Николай. Читайте же! Надеюсь, не слишком многословно!
Витте (берет бумагу, читает). «Благодарю вас, господа».
Николай морщится.
«Я рад был выслушать вас».
Николай снова морщится.
«Отбросьте ваши сомнения. Моя воля, воля царская, — созвать выборных от народа — непреклонна». Вот и всё.
Николай (нерешительно). Ну что ж! Впрочем… Надо бы с Треповым посоветоваться.
Витте. Трепов — вахмистр по воспитанию; что он понимает в политике? Государь, больше заставлять их ждать нельзя!
Николай (нерешительно). Ну что ж! Как это у меня там… сказано? «Моя воля, воля царская…»
Витте (с готовностью). «Моя воля, воля царская, — созвать выборных от народа — непреклонна».
Николай. Оставьте просто: «Моя воля, воля царская, — непреклонна». «Созвать выборных от народа» — три лишних слова. Даже четыре. Я забыл «от».
Витте (подавляя возльущение). Ради этих четырех лишних слов написана эта речь! Ради этих слов…
Николай. Однако как вы любите настаивать на своем, Сергей Юльевич. Я подумаю. Что еще? Я хочу переодеться.
Витте. Для депутатов приготовлен обед, государь. Если бы вы соизволили…
Николай. Увольте! Обедать с ними не буду! Сыт по горло предстоящей беседой. И вы, Сергей Юльевич, успели вашим пароходом испортить мне аппетит.
Витте (низко кланяясь). Как вам будет угодно, государь. (Молча передает бумагу царю).
Николай (идет во внутренние покои, в дверях оборачивается ). Покормите их где-нибудь подальше. В задних комнатах. И поскромнее. Мало и невкусно. Я их не собираюсь задабривать.
Витте (кланяясь). Как вам будет угодно, государь.
Николай (уходит. Возвращаясь). Пожалуй, Сергей Юльевич, я прочту им все, что написал, а потом, для прессы, лишние слова можно будет вычеркнуть.
Витте (стиснув зубы). Ваше императорское величество…
Николай. Я подумаю. (Уходит).
Витте (один, шепчет, сжав кулаки). Ваше императорское величество, есть ли в Российской империи человек ничтожней и коварней вас? (Резко поворачивается, идет к наружным дверям, кричит). Камер-фурьер, введите депутатов!
Пауза. В зал входят лакеи в шитых золотом и парчой ливреях. Бесшумно становятся у дорожек. Появляется камер-фурьер, затем Скреблов — он уже не полковник, а генерал. Входят депутаты: Петрункевич, Белокопытов, бакинский нефтепромышленник, киевский помещик, фабрикант из Иванова.
Витте. Здравствуйте, господа! Его императорское величество был занят делами большой государственной значимости. Он сейчас соизволит выйти к нам. (Здоровается поочередно со всеми). Господин Белокопытов, как самочувствие ваше?
Белокопытов. Глядите сами: краше в гроб кладут. Два месяца, Сергей Юльевич, заводы мои не дымят — эдак недолго с сумой по миру пойти…
Бакинский нефтепромышленник. Пойдете с сумой, возьмите меня, Манташева, Нобеля и Гукасова в компанию. А то в амбалы пойдем, в грузчики, Нищие миллионеры… Промысла стоят, нефть не идет, акции падают. Баку лежит на боку… (Хохочет при полном молчании остальных). Смех сквозь слезы, господа.
Киевский помещик. У нас на Киевщине селяне луга захватывают, наши исконные луга. Урожаи увозят…
Фабрикант. Войска, войска нужны, миленькие! Вот ввели на мануфактуры мои пехотный полк да драгун два эскадрона — божья благодать и в человецах благоволение… Русский человек без нагайки не жилец…
Белокопытов. Войска, батюшка, в казарму воротятся, а рабочие останутся на заводах. Нет, нам тред-юнионы надобны, как в Англии, Америке… Вон что в Лодзи делается — баррикады!..
Петрункевич. А нас посадили в ложи как безучастных зрителей. Смотрите, как в крови, в предсмертных судорогах извивается, корчится, умирает Россия! Красный цвет, цвет социалистических партий, становится национальным цветом. Цвет пожаров, цвет революции…
Витте (холодно вглядываясь в Петрункевича). По-моему, где-то в журнале я видел вашу фотографию. Вы не Петрункевич?
Петрункевич (иронически). Петрункевич.
Витте. Но, господин Петрункевич, как же вы тут?
Петрункевич (растерянно улыбаясь). То есть как?..
Витте (холодно). Господа, я же предупреждал вас: я не имею возможности допустить к царю господина Петрункевича.
Всеобщее движение.
Государь выразил недовольство господином Петрункевичем. Его речь на банкете о трагедии Порт-Артура и Цусимы стала известна государю. Государь усмотрел в этой речи выражения недостойные… революционные…
Петрункевич (гордо). История скажет, кто был прав. Я мечтал о встрече со своим императором, но я презирал бы себя, если бы ради этой встречи я отрекся от своих убеждений. Я уйду. (Направляется к двери).
Белокопытов (сердито). Да погодите, какой вы… непримиримый Мирабо! (К Витте). Сергей Юльевич, не такое нынче время, чтобы нам вражду затевать. Слов нет, охоч господин Петрункевич до красного словца, да ведь по нынешним временам оно и в жилу. Красное словцо — не красный цвет, Сергей Юльевич…
Пауза.
Витте. Вы хотите, господа, чтобы я взял на себя огромную ответственность? Хорошо. Пусть будет Петрункевич.
Петрункевич подходит к Витте и благодарно трясет ему руку.
Но позвольте, господин Петрункевич! Где ваши белые перчатки?..
Петрункевич (растерянно). Белые перчатки?! Я… а мне не сказали…
Витте (холодно). Как же вы, господин Петрункевич, предполагали представиться царю? Господа, разве вас не предупреждали, что необходимо быть в белых перчатках?
Белокопытов. Как же-с!.. (Вытягивает руку в белой перчатке, остальные депутаты следуют его примеру).
Петрункевич (гордо). Я могу уйти!
Скреблов. Я вас выручу, господин Петрункевич. (Подзывает лакея, недвижно стоящего у дорожки). Голубчик, одолжи-ка барину свои перчатки. (Не ожидая ответа, стягивает с рук лакея белые перчатки). Пожалуйте, господин Петрункевич!
Петрункевич благодарно трясет руки Скреблову, с трудом натягивает перчатки.
Спасибо, братец!
Из внутренних покоев появляется гофмейстер.
Гофмейстер. Его императорское величество государь император!
Распахивается дверь. Входит Николай И. Депутаты склоняют головы. Молчание. Николай остановился и ждет.
Петрункевич. Ваше императорское величество! Смута и крамола охватила все государство. Крайние революционеры возбуждают одну часть населения против другой, они натравливают народ на помещиков, на фабрикантов. После Мукдена и Ляояна, после Порт-Артура и в особенности после Цусимы…
Николай сердито морщится.
…народ подозревает изменников решительно во всех: и в генералах, и в советчиках ваших, и в нас, и во всех «господах» вообще. Вот грозная опасность, требующая единения сил, ваше императорское величество! (Замолчал, низко опустив голову).
Белокопытов. Крамола, ваше величество, наш враг, как и ваш. Успокоить народ надобно, от крайних революционеров его оторвать, ужасы революции предупредить… А то как во Франции будет, а то и похлеще… Оторвать бы народ от крайних, выборных созвать, ваше императорское величество… (