. Федя, не балуй.
Гуща (медленно). Я печать пришлепнул, чтобы — из тюрьмы. А чтобы к красным…
Позднышев. Вы что ж, белые?
Гуща. А чтобы к красным — я ходатаем не был. (Позднышеву). На пушку не бери… батя. Были красными и будем. Только другими.
Позднышев. Какими же, к примеру?
Гуща. Без тирании.
Позднышев. А чего же коммунистов — в тюрьму?
Иван. Идите, батя.
Гуща. В тюрьму — комиссаров, диктаторов, демагогов. Позднышев. А если наша возьмет? С вашими клешами далеко не упрячетесь. Есть еще выход, еще не поздно.
Гуща. Ну-ка?
Позднышев. Арестованных коммунистов — освободить. Выйти навстречу нашим войскам, под красным знаменем. Зачинщиков окружить, как изменников и предателей в тяжкий момент революции.
Иван (все тревожнее). Батя…
Гуща. Пусть, пусть. Ну и далее? Под расстрел? Позднышев. Дуракам только влепить по шапке. Честным морякам — честь и слава в Красном флоте. А провокаторам, бунтовщикам и агентам Антанты — народный суд и трибунал. Гуща. Суду все ясно. Кланяемся за науку.
Иван (сердито, Поздпышеву). Наговорились? Ступайте. Позднышев. Один?
Иван. Один.
Гуща. Компанию ищете? Со мной давайте, комиссар. Позднышев. С тобой далеко не уйдешь. (Поглядел на сына, хотел что-то сказать, махнул рукой, пошел, не простившись, не оглядываясь).
Гуща (медленно). Чтобы из тюрьмы — я за. А чтобы…
Иван. Ладно тебе.
Гуща. Спички имеешь, Ванечка?
Иван. Были, кажется. (Роется в кармане).
Позднышев уходит дальше и дальше.
Гуща. И закурить есть?
Иван. Найдется.
Гуща присел на одно колено, сорвал наган. Прицелился.
(Кинулся к Гуще). Что ты, Федя, что ты?
Гуща (отчаянно). Кури, Иван, кури.
Выстрел. Позднышев продолжает идти, скрывается.
Иван (рвет пистолет из рук Гущи). Не дури.
Гуща. Небось он нас не пожалеет.
Иван (с угрозой). Не дури, говорю.
Гуща. Зарез его выпускать. Зарез, понял?
Иван. Отец он мне. Не стреляй. Гад ты, не стреляй.
Выстрел.
А-а-а! (Отбежал, сорвал с пояса гранату). Убью!
Гуща. Иван, дружбу продаешь! Ревком продаешь!
Иван. Сам продал! Пропадай всё на свете! (Замахнулся гранатой).
Гуща. Друга, друга — кончить?
Иван. Бандит? Кого обманул? Клятву нашу забыл, приказ забыл, все забыл?
Гуща. Не терзай душу, Ванька! Зарез его выпускать. Ходывыходы из крепости знает. На след наведет. Тебя теперь Петриченко… Не жди — не помилует.
Иван. Боялся я его!
Гуща. Щенок ты, жизни не знаешь. Не жить тебе больше в Кронштадте. Беги. Я смотреть не буду. (Отвернулся). Прощай, кореш. Не помни зла. (Медленно пошел к Кронштадту).
Где-то вспыхнуло ржавое пламя, со свистом пронесся над заливом тяжелый снаряд. Далекий грохот. Разрыв. Гуща исчез. Иван все стоит на месте. Появился из темноты Гордей Позднышев. Иван его не замечает. Гордей дотрагивается до плеча Ивана. Тот вздрагивает.
Позднышев. Форт Краснофлотск стрелял. Значит, наш. Значит, свирепит злобой снести вас, как предателей, за вашу авантюру.
Иван молчит.
Видел я всё. Весело!
Иван молчит.
Что же теперь?
Иван молчит.
Может, и прав твой… гад. А? Теперь тебе податься — куда? Или со мной, или в полынью?
Иван. Топайте.
Позднышев. Порубят тебя теперь, Ванька, твои…
Иван. Долго терзать меня будете?
Позднышев. В последний раз, Иван!
Иван. В последний раз — топайте!
Позднышев. Погибай!
Иван поворачивается, идет к Кронштадту. Медленно всходит луна.
ЛЕНИН И ПОЗДНЫШЕВ
Ночной разговор. Бессонница.
Позднышев. Сам глазами не увидал бы — не поверил! Кто другой расскажи — задушил бы. Ведь — Кронштадт. Не хвалюсь, но на Зимний в семнадцатом кого позвали? Кронштадт! (С горькой яростью). Ведут, Владимир Ильич, под конвоем, по Якорной — кого? Коммунистов! Кто? Кронштадтцы! В казематы гонят. Кто гонит? (Презрительно). Ревком! Сморчки, иванморы, жоржики!
Ленин. Могут расстрелять?
Позднышев. Двинем на лед — могут.
Ленин. От отчаяния, от страха, от бессилия — могут. (Ходит). Двинем. И — немедля. И — подавим. Прозеваем — не простит никто. Кто еще в ревкоме?
Позднышев. Еще Путилин.
Ленин. Матрос?
Позднышев. Сейчас они все матросы. Поп-расстрига.
Ленин. Еще кто?
Позднышев. Гуща.
Ленин. Матрос?
Позднышев. Писарь.
Ленин. А… генерал Козловский входит?
Позднышев. Покамест — в тени.
Ленин. Именно — покамест. «Ревком». Какой же это ревком? В кавычках. Поп, писарь, домовладелец из жандармов и во главе — полтавский кулак Петриченко! Революционный комитет! Слово поганят.
Позднышев. Поганят наши слова, поганят. Как же вышло это, Владимир Ильич? Святые слова наши — для них звук пустой, мы за них — кровь, а они их — в грязь. Под водой у них. все это, а? Как же вышло?
Ленин. А вы объясните — как?
Позднышев. Я?
Ленин. Слушаю вас.
Позднышев. Настоящий моряк, Владимир Ильич, под Сивашом, на Кубани, на Волге голову сложил. Пришло на Балтику новое пополнение — деревня: тут и кулачье, и махновцы, сплошной суррогат, вот вам и правда вся, Владимир Ильич.
Ленин. Не вся. Четверть. Осьмушка. И не надо делать вид, что ничего не случилось. Случилось. Иные боятся смотреть правде в глаза. Боятся, что эта правда окажется им не под силу. Боятся не совладать с правдой. А нам с вами, товарищ Позднышев, — под силу. Совладаем. И мы не будем скрывать, что крестьянство имеет глубочайшее основание к недовольству. Вот суть Кронштадта, если хотите знать.
Позднышев. Тсс, Владимир Ильич… (Показал на дверь). Кажется, проснулись.
Ленин (на цыпочках пошел к дверям, послушал, вернулся). Спит. Давайте все-таки шепотом. Вот вы сказали — сплошной суррогат. А матросы, настоящие, дети рабочих и крестьян — такие есть в этом… ревкоме… в кавычках?
Позднышев. Есть.
Ленин. Вы их знаете?
Позднышев. Знаю, Владимир Ильич.
Ленин. Чем они дышат? Чего хотят? Откуда принесли эти лозунги? Например, о том, что надо снять в деревне заградиловские отряды? Из подметных листовок? Или — побывали в деревне? Увидели, как вы говорите — глазами? Разговаривали с кем-нибудь из них? Так, накоротке?
Позднышев. Было.
Ленин. С кем?
Позднышев. С сыном.
Ленин ( с изумлением). Ваш?
Позднышев. Мой. Единственный.
Пауза.
Ленин. Лед в заливе — мягкий?
Позднышев. Полыньи, трещины. Неделька, другая — вскроется.
Ленин. Да, спешить, спешить. Завтра, на съезде, на секретном заседании изложите все конкретные обстоятельства, чтобы стало ясно, как действовать, и чтобы стало всем ясно — медлить преступно… Сколько ему лет?
Позднышев. Девятнадцать.
Ленин. А как зовут?
Позднышев. Иван. Иван Гордеич. Упустил я его, Владимир Ильич.
Ленин. Упустили. Не вы один. И не его одного. А знаете, что главное? В экономике, в политике, во всем? Не упускать. И не трусить, сказать, если — упустили. Не трусить! Во всем. И в военном деле — тоже. Вот почему нельзя медлить с наступлением на Кронштадт. И вот почему, милейший товарищ Позднышев, вам надо будет туда вернуться. Вернуться, немедля. Вы сумеете.
Убежденные побеждают. А к тюрьме, где арестованные, надо подойти внезапно, скрытно, чтобы не успели… Ну вам пора — нам обоим нужно успеть хорошенько выспаться… Давайте я вам пропуск подпишу. Что поделаешь? Жестокая наша судьба. Суровая. Революция — не Невский проспект. До завтра.
Позднышев. До завтра, Владимир Ильич. (Уходит).
Ленин тихонько выходит в другую комнату, возвращается с пледом, с подушкой, устраивается в кресле, полулежит, прикрыв ноги пледом.
Ленин. Раз, два, три, четыре… Уснуть, уснуть, уснуть, уснуть. Не могу, не могу, не могу, не могу. Обух велел считать до ста и гнать вон все мысли. Вон, вон! Если думать — о пустяках, только. О пустяках, пустяках, пустяках. Пять, шесть, семь… Милейший человек и как врач недурен. Хотя и революционер. Успел выучиться — когда же? Восемь, девять, десять… Выступать мне — в утреннем или вечернем? Одиннадцать… В вечернем. Не думать, не думать. Сын — член контрреволюционного ревкома. Драма, да. Трагедия. Всего объема трагедии мне, очевидно, не постичь. Нет сына. А если б был, мог бы стать таким? Не знаю, не думаю, ну а — вдруг? Не думаю. Не думать, не думать, не думать. Двенадцать, тринадцать, четырнадцать… Несчастные кронштадтцы. А почему, собственно, несчастные? Ножом в спину. Кого жалеть? И все-таки несчастные кронштадтцы. Все подвести к уроку Кронштадта. Все, от начала до конца. Кронштадт все осветил как молния. Экономика весны двадцать первого превратилась в политику, вот суть. Вот грозная суть. Наша трагедия. Мы сделали и еще сделаем огромное количество глупостей. Никто не может судить об этом лучше и видеть нагляднее, чем я. Не думать, иначе не смогу выступать. Почему я так волнуюсь перед выступлением, всегда — волнуюсь? Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать… Лед. Восемнадцать… Что — лед? Позднышев сказал. Лед — мягкий. Неделя, другая — вскроется, к Кронштадту не подойдешь. О пустяках. Познышев или Позднышев? Забыл спросить. Какие, однако, есть фамилии. У Чехова — Капитон Иваныч Чирий. Дьякон Катакомбов. Акушерка Розалия Осиповна Аромат. Какая прелесть. Кажется, у Чехова же один действительный статский советник взглянул на ландшафт и сказал: какое красивое отправление природы. (