Баронесса. Бедная деточка.
Рилькен. Оставьте, мама. Истерика. Прекратите, Тата.
Таська. Контрочка, не угрожать. Разлюблю. Буду как полено. А ты хочешь — страсти.
Козловский (баронессе). По-моему, она просто пьяна.
Таська. Выпимши. Эн-пе. Чуть-чуть.
Баронесса. Пойдемте, Таточка, я вам постелю.
Таська. Юн минут. Маман, не зря я вас бушлатиком прикрыла. Кореш ты мой — до гроба. (Хлопает баронессу по плечу). А моя мама — на Волковом кладбище. Дощечки над ней не прибили. Какая покинутость, господа. Какая покинутость, Афик сдох. Папа убег. Мама в забытой могилке. (Поет). «Чего тебе надо? Ничего не надо». Нет, господа, как хотите, Тата НерадоЕа умерла, фини.
«Впереди двенадцати не шел Христос,
Так мне сказали сами хамы.
Но зато в Кронштадте пьяный матрос
Танцевал польку с прекрасной Дамой.
Говорят, он умер… А если и нет?
Вам не жаль Дамы, бедный поэт?»
(Пошатываясь идет к двери, по пути хлопает баронессу по плечу). Кореш! До гроба. (Уходит).
Баронесса. Бедная деточка. А могла бы принести столько пользы… (Уходит вслед за ней).
Рилькен. Господи! Шли с мечом в руке, с крестом в сердце. За правое дело. Царь… да он в природе русского человека! Царь… Царь — божьей милостью. Что же будет с Россией?
Козловский. Нет уж, так, как было, друг мой, уже не будет.
Рилькен. Будет, будет, будет.
Козловский. А что, Зинаида Гиппиус — в Париже? Ну и как она там? Устроилась?
Рилькен. Почему мы здесь? Почему нас нет в Петрограде? Почему не стоим под Москвой? Это самоубийство.
Козловский. Спросите ревком.
Рилькен. А вы, вы, вы?
Козловский. Я их убеждал.
Рилькен. Приказывайте. Отсидеться хотите, до англичан. Вы — трус, ваше превосходительство.
Звонок. Появляется баронесса, потом убегает в переднюю.
Козловский. Поздновато — для визитов. (Встает). Грубим, барон, грубим. Снимите-ка все это. Гусей дразнить. Я с ними пуд соли сожрал.
Баронесса вбегает.
Баронесса (радостно). Оказывается, за вами, генерал.
В комнату вваливаются три матроса из пантомимы во главе с Гущей.
Гуща. Гражданин военспец… Разыскивает… ревком. Революция в опасности. Движение на льду. Возможно, штурм.
Рилькен. Поздравляю.
Гуща (искоса взглядывает на него, Козловскому). Поручено — вам крепость в боеготовность. Немедленно. Автомобиль внизу. Прошу.
Рилькен. Могу я быть полезен?
Гуща (оглядывает его). Не по моде.
Козловский. За модой следить будете в другой раз. Гражданина Рилькена на флагман — советником.
Гуща (помолчав). Есть! (Двинулся к выходу).
Вбежал Иван.
Иван. Федька, измена! «Фиат» твой внизу — давай!
Гуща (выхватил револьвер). Где, кто?
Иван. Сегодня — к стенке, всех, всех, кто в морской следственной. Чье решение? Клятву дали — никого не тронем. Братва не простит, Федька! Измена третьей революции!
Гуща. Не галди ты, праведник. Тебя-то где носило, пока ревком заседал? Где и с кем? Тебя самого еще — разбирать черед. Ревком решил — к стенке. Революция в опасности — движение на льду. Ждем штурма. Мигни — проглотят. «Агентам Антанты — суд и трибунал», — забыл?
Иван. Решение ревкома — расстрелять?
Гуща (кивнул). Поехали в штаб. Замолвлю за тебя… Петриченко. (Взял его за плечо).
Иван (вырвался). А мне на твоего Петриченко… В гроб его, в богородицу! С этими езжай! Снюхался, шкура! (Оглядывает Рилькена). Вырядился!
Рилькен. Я могу ударить.
Иван. А! Не забыл? Ты уж моего отца мордовал. Лупи, твоя власть, жаба, не ревкома.
Рилькен (Козловскому). Терпите, терпите, ваше превосходительство. И Христос, помнится, терпел…
Козловский (Гуще). Арестуйте этого… желторотого негодяя!
Гуща. Не диктуй! Не диктуй!
Козловский садится к буржуйке, невозмутимо начинает помешивать угли. Гуща потрясен.
Да вы что? Ревком…
Козловский. Сами, батенька, сами. (Греет руки).
Гуща. Движение на льду — слышали или нет? (Ивану). Суешься, сопляк. Гражданин… военспец. Товарищ Козловский… (В отчаянии махнул рукой, матросам — показал на Ивана). Взять!
Вышла Таська-боцман.
Таська. Ах, родненькие вы мои, клешники! За мной? И доперли, что я тута? Федечка, не тронь Рилькена. Стукнешь — голубая кровь прольется…
Гуща (матросам). Взять, говорю. (Козловскому). Поехали?
Матросы бросаются на Ивана.
Козловский. Теперь — поехали.
Таська. Федя, что они делают?
Рилькен. Молчи, шлюха.
Баронесса. Господи, Саша…
Рилькен. Убирайтесь, мама…
Таська. Федя? Молчишь?
Гуща (Козловскому). Поехали, гражданин… генерал. (Рилькену). Поехали. (Матросам, показывая па Ивана). В морскую следственную.
Матросы скрутили Ивану руки, потащили к дверям. Мимо него не глядя прошли Козловский и Рилькен.
Таська. Контры вы проклятые, контры, контры… (Плачет).
Гуща схватил ее за руку, с силой потянул к выходу. Вытолкнул. Баронесса одна. Пошла по комнате, потушила одну за другой все свечи.
Баронесса. «Убирайтесь, мама». А куда? Куда?
В КАМЕРЕ СМЕРТНИКОВ
Глазок в двери, нары, на нарах — арестованные моряки-коммунисты. Пантомима. Их разули — босые. Слышна старая матросская песня, которую поет один из арестованных.
«Черной кровью запачкан мундир,
Это матросы кронштадтские,
В воду их бросить велел командир,
Сердце им пули пробили солдатские…»
Шалашов. Тсс! Тсс!
Песня смолкает. В тишине — слабый, но отчетливый стук.
(Припав к степе, слушает). С «Петропавловска». Коммунисты. Свезли ночью. Как и нас.
Тихий отчетливый стук — в другую стенку.
(Бежит туда, припадает, слушает). С «Азарда». Пятнадцать. Коммунисты.
Стук прекратился.
Зачем свозят, а?
Молчание. Снова затянул один из матросов песню.
«Трубы блуждают в морской тишине,
Плещутся волны зеленые,
Связаны руки локтями к спине,
Лица покрыты мешками смолеными…»
(Мечется по камере). А разули зачем? Все погибло, да? Тсс…
Снова стук в стенку.
Тсс… (Припал к стенке, слушает). С «Андрея Первозванного»… Коммунисты. Сорок во…
Лязгнули засовы, открылась дверь. Втолкнули Красного Набата с неразлучным его портфелем. За ним — Расколупу, босого.
Красный Набат. За некорректное поведение будете отвечать! Перед Российским Телеграфным Агентством! Коротко — РОСТА.
Шалашов. Что там, на воле? Ну? Что?
Красный Набат. На воле? Дорогой товарищ, нас поволокли через пять минут после вас.
Расколупа. Восемнадцать суток в каземате на линкоре с им отшлепали, ребяты, как одну копейку. (Шалашову). Ты мне сколько всего — двадцать пять назначил?
Шалашов, недоумевая, посмотрел на Расколупу.
Семь осталось. (На Красного Набата). Верно, с им не соскучишься.
Ну запускает! «Портреты белых палачей под кистью красных смехачей»! Только бы запомнить!
Шалашов (лихорадочно). Зачем сюда? А? Чохом — под лед?
Красный Набат. Единственно, что удалось почувствовать, — люди колеблются. Вели нас сюда — ракеты над заливом. Боятся атаки…
Шалашов (безнадежно). А! Что мы знаем? Ничего мы не знаем. Коммунистов на воле больше нет. А что есть? Может, ничего? И никого? (Вдруг, шепотом). А может, над Кремлем — белый флаг? Свергли? Как здесь, а? Хоть самому в петлю от таких мыслей залезь… Или — надежда есть? Вынырнем?
Расколупа. Быстро ты, милый, цикорий пустил.
Шалашов. Я — убитый обстановкой, товарищи.
Расколупа (Красному Набату). Стих ему скажи какой… Этот кого хочешь сагитирует, ребяты. Доказал мне, например, научно — ведьмов нет. Теперь, точно, их редко встретишь; а дед мой, тот шел с гостей до хаты — глядь, из трубы, естественным путем, выезжает на помеле ведьма. Теперь-то кругом телеграфные провода, чепляются помелом, вот и вывелись.
Снова лязг засова. Открылась дверь. И тотчас же донесся далекий орудийный грохот. Пантомима — конвойные втолкнули окровавленного, избитого Ивана. Дверь захлопнулась. Иван отер кровь с бушлата, огляделся.
Красный Набат. Кто бьет? Ваши?
Иван (медленно). Кто — ваши? Кто — наши? (Отер кровь).
Расколупа. Кто ж тебя, милок, так обработал? За отца?
Иван. За себя.
Красный Набат. А где он?
Иван. Не нянька за ним. (Пауза). К стенке всех. На рассвете. Решение ревкома.
Молчание.
Шалашов (кинулся к дверям, заколошматил неистово). Ура! Откройте! Ура! Разуверился! Пустите!
Расколупа. Помутился!
Красный Набат. Шалашов, не дурите!
Шалашов (бьет в дверь). Да здравствует рассвет третьей революции! Ура!
Арестованные бросаются к нему, оттаскивают от двери, усаживают на нары.
Расколупа. Глаз, смотри, бешеный.
Красный Набат (иронически). А другой — нормальный. Иван (подошел к Шалашову). Разуверился?
Шалашов вскочил, они стоят друг против друга.
А когда грело? Верил? (Замахнулся).
Шалашов. Не смей!
Иван