. А ты посмел? Не твои кишки, шкура, на колючей проволоке висели, не твои. (Вдруг, с рыданием). Не ты — я бы…
Лязгнул засов, открылась дверь — конвойные из пантомимы.
Шалашов (оттолкнув Ивана, бросился к ним). Раскаялся! Разуверился! Рассвет третьей! Выхожу из партии! Пустите! Ура!
На него кинулись арестованные. Конвойные преградили им путь: один из них выхватил гранату, замахнулся. Шалашов убежал. Конвойные медленно отходят к двери, ушли. Лязгнули засовы. Молчание. Тишина. Далекие орудийные громы.
Расколупа. Хоть бы стишок какой сказал…
Красный Набат молчит.
Еще пропагандировал меня, ребяты: земля вертится. А как же, говорю: допустим, год назад я был в Кронштадте — если бы вертелась, зараза, где бы я был сейчас?
Красный Набат.
На страже Коминтерна
Стояли корабли
И вдруг так лицемерно
Коммуну подвели…
Расколупа. Ну с ходу, с ходу! Надо же — все из головы! «Там на матросов сел верхом белогвардейский контрревком!» Тоже его. Ну талант, ребяты!
Красный Набат (грустно). Графоман. Весь вопрос — способный ли? Впрочем, теперь и не суть важно. Пишу до беспамятства — и только о революции… (Оглядел всех). В девятьсот пятом году я был еще гимназистом. Убеждения мои были крайне расплывчаты. За случайное участие в сходке запихнули в Кресты. Так что нынче — по второму разу. (Протер пенсне). Грозы. Ливни. Войны. Революции. Минуточку внимания, товарищи. Я попросил бы вас. Взамен ушедшего. Если можно — не откладывая. Полагаю, писать формальное заявление в этих… несколько необычных… условиях… излишне…
Слабый, но отчетливый стук в стену. Красный Набат припал к стене, слушает. Стук. Вскочил.
Живыми не сдаваться! Стучите — по камерам!
Матросы бросились к стенам, припали к полу, стучат, стук все громче, громче, стучит вся тюрьма. Открылась дверь — вошли конвойные, вкатили пулемет. Арестованные сгрудились. Конвойные приготовились к стрельбе. Молчание, в котором особенно отчетливо стало слышно, как стучит тюрьма, передавая по камерам сообщение о начале штурма. Один из матросов, разорвав тельняшку, двинулся вперед, на пулемет, за ним — Красный Набат, Иван, Расколупа, другие арестованные. Секунда напряженного молчания, сейчас начнется расстрел. Внезапный шум где-то в тюремных коридорах, конвойные обернулись и — оказались перед наставленными на них винтовками ворвавшихся в камеру людей в белых балахонах. Конвойные бросают винтовки, медленно поднимают руки. Один из вбежавших людей откинул назад белый башлык — это Гордей Позднышев.
Позднышев. Политузники кронштадтской морской следственной тюрьмы! Красная Армия вошла в Кронштадт! На корабли!
Расколупа (одному из конвойных с поднятыми руками), А ну, сымай сапоги, естественным путем. (Стащил сапоги). На три номера больше, утопнешь в их! (Схватил сапоги под мышку, поднял брошенную винтовку). Ну, Гуща! Я из тебя жижу сделаю! (Побежал к выходу).
Красный Набат (Позднышеву). Ваш сын…
Позднышев (перебил). Нет у меня сына!
И смолк, увидев Ивана, проталкивающегося к выходу. Иван, не глядя на отца, выхватил из кобуры одного из конвойных, стоящих с поднятыми руками, наган, бросился следом за Расколупой.
Красный Набат (мягко). Есть у вас сын. (Как и Иван, выхватил револьвер из кобуры другого конвойного). Смертники, на штурм!
Все устремляются к дверям. Гул орудий, залпы.
ГИБЕЛЬ
Палуба «Севастополя». Светает. Слышны уханье пушек, пулеметные очереди. Время от времени вспыхивают прожекторы. Луч прожектора высветил башню, скользнул по фигуре Рилькен а, по лицу Козловского.
Рилькен. Маму — в Чека?
Козловский. Могут.
Рилькен. Мама, мама…
Козловский. А могут — ив ликбез. Не угадаешь.
Рилькен. Опять будет меня ждать… Сева, не горбись… Позади, снова всё позади? Россия, Петроград, мама, любовь, могилы дорогие…
Козловский (вздыхает). Милостив и справедлив господь.
По трапу на палубу поднимается Гуща. Светает все больше. Гуща похож на загнанного зверя. Тащит за собой пулемет. За Гущей — Таська-боцман.
Гуща (озираясь). А вахта где? Уползли, змеи! (Заметил Козловского). А, ваше превосходительство! Всё. Тюрьма идет сюда.
Таська. Дворяне, тикайте.
Рилькен (печально). Хоть в такую минуту не фиглярничайте, Тата.
Гуща (устало). Диктуешь, все диктуешь…
Рилькен. Писарь ничтожный! Молчать! Где твой ревком вонючий? Вшивая твоя революция — где? Демократы! Погоны мои не в масть? Советы без коммунистов, — мать вашу растак! Сапоги финнам будете лизать! А вас — сапогом, сапогом! Пороть! В два шомпола!
Гуща (устало). Никому не буду я сапоги лизать, ваше скородие, худо ты матросов знаешь, хотя лепил им с утра до ночи. Слушай, не перебивай. Девку бери с собой. Бери. Пехом не дойдет — подсади на телегу. Другого скинь — а ее довези. Отдаю, потому — люблю. Не пил бы, не спал бы, на нее глядел бы, ясно тебе, ваше скородье? Больше жизни и больше смерти. Мне-то податься некуда, я весь тут, на кронштадтском горемычном льду, а ты — дойдешь. Бери, офицер, твоя взяла. (Взялся за пулемет). Отходи, я прикрывать буду. Живым в могилу не лягу. (Потащил пулемет к башне). Боцман, вспомни Федьку, когда был хорош.
Козловский (Рилькену). Пошли.
Рилькен. Тата, идем.
Таська. А раныне-то я ходила? Один другому отдает, а меня — спросили?
Рилькен. Тата, хватит. (Берет ее за локоть).
Таська (вырывается). Клеш разорвешь — Кронштадт не возьмешь!
Рилькен тащит ее к трапу, она упирается, кусает его за руку. Гуща у башни молча наблюдает.
Козловский. Оставьте ее, ну ее к бесу.
Рилькен. Получай, шлюха. (Пощечина).
Не оборачиваясь Рилькен идет к трапу. Спускается вместе с Козловским. Пулеметная очередь совсем близко. Прожекторы. Гуща выходит из башни.
Гуща. Не ушла, выходит?
Таська. Выходит.
Гуща. Судьба.
Таська. Судьба.
Гуща. Подходят. Давай сюда. (Перетаскивает пулемет к башме).
Таська-боцман идет за ним. Палуба некоторое время пуста. Лучи прожектора, скрещиваясь, ложатся то на палубу, то на башню, то на трап. На палубе, освещенные лучом прожектора, появляются Иван Позднышев, Расколупа с гармонью на ремне, матросы, освобожденные большевики из камеры смертников.
Расколупа. А ну, ребяты, кто половчей, — в погоню!
Несколько матросов убегают.
Ах, был бы очкастый, в блокнот черкнул — кто первым на линкор ворвался! Расколупа, красный смертник! Зачтется? Иван, держи вахту!
Расколупа, матросы, исчезают. Иван обходит верхнюю палубу. Из-за башни показался Гуща, позднее — Таська-боцман.
Гуща. А, гадюка. Амнистию зарабатываешь?
Иван. Руки вверх!
Гуща. Убью. Иуда!
Таська. Это ж Ваня.
Гуща. Кишки из него вон! (Выхватил револьвер).
Таська. Федечка, миленький, это Ваня, Ваня…
Гуща. Отойди! А то — обоих! (Отталкивает ее).
Выстрел. Иван успел забежать за башню.
Сдох, Ванюша?
Иван (высунул голову из-за башни). Живой.
Гуща (повертел пустой наган). Убил бы, да нечем.
Иван (выходит сбоку, спокойно). Со свиданьицем.
Гуща (крутит барабан). Не хватило пули для друга моего вернейшего, Ванюшечки, вот досада-то… (Поднял руки). Веди. Иван. Давно бы так. А то хвалишься попусту.
Гуща. Может, и сам приговор в исполнение приведешь? За тридцать сребреников?
Иван. Ты за тридцать сребреников белякам матросскую душу продал. Топай. Сюда, вниз. Побежишь — пулю промеж лопаток.
Гуща (пошел, остановился). Эх, Ванька, забыл? Все забыл?
Пауза.
Таська. Отпусти его, Иван. Отпусти, а? Он же теперь беспомощный, отпусти…
Гуща. Отпустит, держи! Выслужиться — кому неохота. Забыл. Веди. (Двинулся).
Иван. Не забыл, Федя, помню. Беги. (Отвернулся). Быстро! Беги!
Пауза. Гуща двинулся нерешительно. Увидел валявшийся наган. Наклонился. Взял. Пошел. Остановился.
(Не оборачиваясь). Ну, ушел?
Гуща (прицелился в Ивана). Ушел.
Таська. Не смей! (Бросается наперерез). Низко, грязно, под…
Выстрел. Она падает.
Гуща (взревел, в ужасе). Таська-а!
Иван склоняется над Таськой-боцманом.
Таська. Ай-я-я-яй, как некрасиво… Как стыдно… Прости, Иван… (Смолкла).
Иван поднялся. Гуща выстрелил первым. Иван упал. Гуща подбежал к Таське-боцману, склонился над ней. На палубе появились Гордей Позднышев, Красный Набат. Следом за ними — в белых маскировочных халатах моряки, делегаты съезда — пантомима.
Гуща. Амба!
Гуща закрыл глаза Таське-боцману, встал. Увидел Позднышева. Моряков. Делегатов съезда. Медленно пошел им навстречу. Позднышев прицелился.
(Швырнул ему под ноги свой наган. Рванул тельняшку). Нет в жизни счастья! Стреляй!
Матросы хватают Гущу. Позднышев бросается к Ивану, склоняется над ним.
Иван (с закрытыми глазами). Вы, батя?
Позднышев. Я, Ванюшка, я.
Иван. Убил меня Федька, да? Руку. Держи.
Позднышев. Держу.
Иван. Вот что-то глаз не открыть… Сыпнотифозный… Не пускали… Что я мог? Фельдшер — жаба. Не серчай…
Позднышев. Не серчаю.
Иван. Она… прикрыла. Похорони ее. Чин-чинарем.