Молчание.
Марьяна. Разве так спрашивают?
Степан (сердито). Я тебя люблю. Я тебя давно люблю. Марьяна. С какого времени?
Степан. С прошлого года.
Молчание.
Марьяна. Я тоже. (Пауза).
Степан сделал робкое движение.
Стой так. И ничего не говори. Какой ты… болтун.
Резкий звонок. Марьяна побежала в переднюю. Из спальни вышла Александра Ивановна, Павлик выскочил, вышел Черногубов с книжкой в руках и дядя Федя, обвязанный полотенцем. Марьяна вернулась, пропустив вперед Клавдию Сергеевну. Павлик, махнув рукой, мрачно кивнув головой, ушел.
Клавдия Сергеевна (сухо). Общее здравствуйте. (Александре Ивановне). Не очень-то ты его вежливости обучила. (Степану). Я за тобой.
Черногубов вдруг захохотал.
Что вас так развеселило?
Черногубов. Забавный случай. Как я в сорок пятом на «Дугласе» из штаба фронта к новому месту назначения летел. Приземляюсь. Шагают мне навстречу адмиралы, генералы, ни дать ни взять — почетный караул. Стою ни жив ни мертв у трапа со своим чемоданчиком без ручки. Дошли до моей особы, вгляделись, на мой чемоданчик посмотрели, головной адмирал как руганется да как повернется ко мне… гм-гм… тылом, и вся эскадра легла на обратный курс. Оказывается, я в самолете командующего летел, и они меня за самого и приняли.
Клавдия Сергеевна (без улыбки). Ну и что?
Черногубов. Всё. (Дяде Феде). Не пора ли уксус лить? (Александре Ивановне). Взялся напоследок, по случаю моего отъезда, рыбную солянку сварить. По рецепту. Пока что в рот нельзя взять. Пошли? (Кланяется Клавдии Сергеевне).
Дядя Федя. Пардон. (Идет за Черногубовым).
Клавдия Сергеевна (вслед). Не смешно. (Степану). Пришли Воронины, я же тебе звонила.
Степан. А я тебе сказал: занимаюсь.
Клавдия Сергеевна (глянула на Марьяну). Я вижу.
Марьяна вспыхнула и ушла из комнаты.
Степан. Зачем ты пришла? Я тебе сказал: никуда не пойду.
Клавдия Сергеевна. Дерзи, дерзи матери, так ей и надо, дуре. Выставляй ее перед людьми в глупом свете. Как это ты не пойдешь, когда они уже у нас?
Степан. Вот так. Иди домой.
Клавдия Сергеевна. Диктатор, не командуй. Саша, повлияй на него: люди пришли к нам всей семьей.
Степан. С дочкой?
Клавдия Сергеевна. Ну и с дочкой. Сказала им, что иду за сыном, а ворочусь одна — неприлично.
Александра Ивановна. Иди, Степан, неловко в самом деле.
Клавдия Сергеевна. Уговоришь его, как же! Назло, всё назло родителям. И на войну назло отцу пошел — что тот ему броню на оборонный завод выцарапал.
Степан. Ты заставила.
Клавдия Сергеевна. Что я людям скажу, что скажу? Сам — видный корреспондент наук, дочь — скромная такая, самостоятельная… В дом пришли в первый раз. Мне с высокого дерева начхать на чины и звания, но…
Степан. Вовсе тебе не начхать на чины и звания, мама.
Клавдия Сергеевна. Начхать, начхать, я моды не ищу. Сама из простой семьи, мужа с высшим образованием не ловила, он меня сам нашел, да я еще два годика носиком крутила. Раньше тоже все моральное превосходство показывал, свое «я», а жизнь научила — без наказа моего со ступеньки не сойдет.
Степан. Вот в этом-то вся и драма нашей семьи.
Клавдия Сергеевна. Какая драма еще?
Степан (повернулся к Александре Ивановне). Я люблю отца, Александра Ивановна, он мне друг. Но с каждым годом он все дальше и дальше от меня. Он постарел душой, посерел как-то. Жить хочет гладко. А живет утомительно и… стыдно. А ведь раньше не было так.
Клавдия Сергеевна (сдавленным голосом). Не только мать — отца чернишь!
Степан (жестко). Я его от тебя защищаю.
Клавдия Сергеевна. Враг, враг в доме!
Степан прикрывает дверь в коридор.
Пусть, пусть все слышат! Плесень! Тип взят с него! Господи, как такие дети вырастают, как они вырастают?
Александра Ивановна. Вопреки родителям они выра стают, Клавдия. (Степану). Иди домой, Степан, прошу тебя, иди домой.
Клавдия Сергеевна (уперлась руками в бока). Возьми себе такое добро! Приголубь, матушка, обласкай! Заманили женишка!
Александра Ивановна. Какие ты гадости говоришь, побойся бога.
Клавдия Сергеевна. Не поповна, мне бога бояться нечего.
Степан. Мама!
Клавдия Сергеевна. Анкету дочурке заштукатурить хочешь? Давай, давай. А только паспорт у меня! Живите нерасписанные, как в таборе цыгане!
Степан. Уйди отсюда! Слышишь?
Клавдия Сергеевна. Не робей, сыночек, ударь мать! Ударь, что она жизнь на тебя положила! Ударь, что свету божьего не видела! Ударь, что конфеты лишней не скушала. (Всхлипнув, пошла к выходу).
И Александра Ивановна и Степан стоят опустив глаза. Доносятся из передней рыдания уходящей Клавдии Сергеевны. С грохотом закрылась дверь.
Александра Ивановна. Иди заниматься, Степа.
Степан. Да. (Пошел. Остановился). Простите, что так вышло, Александра Ивановна.
Александра Ивановна. Что делать, голубчик… (Пауза). Ничего она в тебе не понимает.
Степан (с горечью). Только ли во мне, Александра Ивановна?
Александра Ивановна. И все-таки нельзя… Не имел ты права так разговаривать. И мать есть мать.
Степан (горячо). Да что у меня с ней общего?
Александра Ивановна. Любит она тебя.
Степан (с горечью). Какая это любовь? Животный инстинкт. Так и я ее люблю. А мы ведь люди, Александра Ивановна. (Уходит в коридор).
Навстречу ему из коридора Черногубов и дядя Федя.
Александра Ивановна. Как солянка?
Черногубов. У повара спросите.
Дядя Федя. Не ту пропорцию взяли, Сашенька.
Вошла Марьяна.
Черногубов. Бес с ней, с солянкой. Время мое выходит, Александра Ивановна. Алексея, по всему, так и не увижу. (Подходит к своему чемодану). Неужто отбуду, ничего не узнав? (Вздохнув, начинает укладываться).
Марьяна. А что на врачебной комиссии вам сказали, Ион Лукич?
Черногубов. Не суть важно. Важно, что я им научно доказал: солдат умирает в поле, моряк — в море. Безоговорочно капитулировали.
Марьяна. Опять, значит, к своим чепе, Ион Лукич?
Черногубов. Вон нынче в «Звезде» прочитал — на «нейтральных территориях» военные базы строят. А мне что же, с палочкой по скверику циркулировать? Некрасиво как-то…
Марьяна. Действительно, Ион Лукич, служите.
Черногубов. Ли служу. (Встал, вытянулся, шутливо козырнул Марьяне). Служу Советскому Союзу. (Подошел к пакету около дивана). Книг в столице накупил — куда ставить? (Тщетно пытается впихнуть в чемодан две большие книги в красных переплетах). Не лезут. Поедут отдельным местом — стоят того.
Дядя Федя. Что это, Ион Лукич?
Черногубов. Это?.. (Надевает очки, листает книгу). Вот, заложил. Восемьсот пятьдесят седьмая страница. (Читает). «Пора понять, что партия стала для члена партии очень большим и серьезным делом и членство в партии или исключение из партии — большой перелом в жизни человека».
Марьяна. Что вы читаете, Ион Лукич?
Черногубов. Одну книгу хорошую, Марьяна. Одну очень хорошую книгу. Кое-кто забыл, что тут написано, вот ее и издали. Чтобы не забывали, у кого память короткая. (Продолжает читать).
На пороге Хлебников. Его еще не видят.
«…Пора понять, что для рядовых членов партии пребывание в партии или исключение из партии — это вопрос жизни и смерти…»
Марьяна. Кто это пишет, Ион Лукич?
Черногубов. Это пишет партия.
Хлебников молча подходит к Черногубову, берет у него из рук книгу, молча смотрит, возвращает. Общее молчание.
Хлебников. У тебя когда поезд?
Черногубов. Да часок есть еще.
Хлебников. А, дядя Федя, вот кого рад видеть! А Павлик где?
Александра Ивановна. Занимается со Степаном. Хлебников (идет к двери, кричит). Эй, Павлик! (Возвращается). А ты моряку пирожков на дорогу напекла?
Александра Ивановна (напряженно). Напекла. Хлебников. Ну правильно.
Вбегает Павлик, за ним — Степан. И останавливаются как вкопанные.
А почему никто меня не спрашивает: что было в МК? Ну хоть ты, Саша?
Александра Ивановна. Что было в МК?
Хлебников. А почему не спрашиваешь, из-за чего я опоздал?
Александра Ивановна. Из-за чего ты опоздал?
Хлебников. Из-за того и опоздал, что заезжал по пути домой в министерство. Теперь спросите: почему я заезжал по пути в министерство? Я заезжал в министерство, чтобы внести за восемь истекших со дня моего исключения месяцев партийные взносы. Вот так. Сегодня четверг — партийный день. Прием партийных взносов. Заплатил за каждый месяц по двадцать копеек! (Хохочет). Как домашняя хозяйка. (Марьяне). Дура, не плачь! Так как же, Марьяна: мать по левую сторону, я по правую, а?.. (Показывает на Степана). А этого куда?
Марьяна. Не болтай глупости, папа.
Александра Ивановна. Не дерзи, Марьяна.
Хлебников. Пусть дерзит. Сегодня можно!
Черногубов. Давай лапу, Алексей.
Хлебников. Погоди, не всё. А где мне сделали отметку, что я уплатил членские взносы? (Марьяне). Ну, ты…
Марьяна. Где тебе сделали отметку, папа?
Хлебников. Вот здесь. (Вынул партийный билет). Вот так. (Пауза). Погодите, еще не всё. Вы не спросили — кто сделал мне эту отметку? Ее сделал секретарь партийной организации главка предприятий Востока… товарищ Солдатов. Тот самый секретарь той самой партийной организации, которая ходатайствовала перед МК подавляющим большинством голосов об отмене своего прежнего решения. И я счастлив, да, именно счастлив, что парторганизация сама ходатайствовала об этом. (