Люба. Ежели Вадим Николаич придут — скажите, чтобы они на крышу поднялись. Ко мне. Сразу. Пожалуйста, чтобы сразу, товарищ майор.
Коновалов. Есть сказать, чтобы сразу. А что случилось-то?
Люба (с испугом). Ничего, товарищ майор. Сразу, пожалуйста, ладно? Ничего не случилось, товарищ майор. (Убегает).
Коновалов пожал плечами, подошел к ванной, молча выпустил Б атенина.
Батенин (с горькой усмешкой). Теперь вы мой сообщник.
Коновалов. Слову я своему хозяин.
Батенин. В наши неверные времена — не так мало…
Коновалов. Ас отцом-то как? Отцу лет сколько?
Батенин (грустно). В прошлом году орден получил — к семидесятилетию.
Коновалов. И такого родителя — на произвол?
Батенин (грустно). Что же с ним делать? Когда была дорога — не тронулся. В Петербурге, в квартире своей, на Петроградской — всю жизнь, предложи вы ему сейчас ковер-самолет — отмахнется. Он — часть города. Как кони Клодта. Как Медный всадник. Кабинетный ученый. Китаист. (С нежностью). Весь в пыли веков… И влюблен, как юноша влюблен — в шестисотый год до нашей эры. Немцы, думаю, что не тронут. От политики далек, антифашистских статей не сочинял…
Коновалов. А вы сочиняли?
Батенин. Сочинял.
Коновалов. И боитесь — повесят?
Батенин. И вы бы боялись.
Коновалов. А студенты чего вас — на руках? За сочинения?
Батенин. За речь.
Коновалов. Набрехали им полный короб?
Батенин. Верил.
Коновалов. А как зарыли партбилет в лунку — разуверились?
Батенин. Это был не повод, а следствие. У меня было Много, слишком много времени до этого… когда я подметку глотал. И, думаете, таких мало?
Коновалов. Каких?
Батенин. Как я… Как вы… Разочарованных коммунистов. Папироску. Я разочаровался… когда нас врасплох… Как Чапаева — в одном белье… Вы, когда вас — в одну камеру с уголовниками… тоже, вероятно, в одном белье?
Коновалов. А вы в чем разочаровались, скажите? В командовании, что вас в котел немецкий завело? Или — в самом коммунизме?
Батенин. Вероятно, как и вы, — в системе, сделавшей меня человеком из окружения. А вас — человеком из тюрьмы. Заставившей меня трусить коридорной. А вас — Жемчугова… Приведшей нас к этим вот бойницам в гостиничном номере, в центре Ленинграда. Эта система рухнула, она перечеркнута, как несостоявшаяся гипотеза. И я не хочу кричать «ура», когда уже самый раз вопить «караул».
Коновалов. Ну, тех, кто либо «ура» орет, либо «караул», и без нас с вами хватает…
Батенин. А вы, майор? Вы всё еще кричите «ура»?
Коновалов. Я? (В раздумье). Ежели кто и имеет претензию… то я в этой очереди — не крайний…
Батенин. Найдутся и за вами…
Коновалов. Найдутся. А вы, я погляжу, умница. Куда до вас Жемчугову.
Батенин (улыбнулся). При всей присущей мне скромности — невелика честь.
Коновалов (задумчиво). Действительно, «так надо». «Так надо» — и на льдине с белыми медведями зазимует. «Так надо» — и под чужой звездой молча умрет. «Так надо» — и по свистку в атаку поднимется. Тоже ведь не за свою шкуру-болеет — за идею, будь он трижды… Жемчугов… И партбилет в лунку не закопает…
Батенин. Но…
Коновалов. Умница вы. И речь у вас — исключительно красивая. То-то студенты за вами валом повалили. А Жемчугов… Он солдат, и я солдат. Он верит, и я верю. А ведь побеждают те, кто верит… Мне велено умереть — помру. И ему велено — помрет.
Батенин. Я рассчитывал на взаимную откровенность…
Коновалов (задумчиво). А разве я с тобой, сукиным сыном, не откровенен? Вслух при тебе думаю. Чапаев… Да, в подштанниках настигли. Ну? Оттого Чапаевым быть перестал? И не перестанет. Был и будет. И что меня в исподнем — обидно, однако советская власть оттого не перестанет. Слушаешь тебя, умника, думаешь — как же оно могуче, то, чему я с комсомольского возраста себя на службу поставил… Как же могуча идея наша, ежели она все превозмочь может — и обиду мою, и что Гитлера проморгали, и что «ура» и «караул» кричим… И что таких, как ты, рыбьей крови, в партию нашу впустили…
Батенин. Не думал я, что вы, вы станете Жемчуговых охранять…
Коновалов. От таких, как ты, я его охраняю.
Батенин. Я понимаю…
Коновалов. Ни хрена ты, серый дурак, не понимаешь. И правильно партийный билет зарыл. Не желаю, ну, не желаю с тобой в одной партии состоять.
Батенин (понимающе кивнул). Правы. (Понизил голос). Мудро. И стены слышат…
Коновалов молча взял его за ворот.
Что вы делаете? Успокойтесь. Помните, вы дали слово.
Коновалов так же молча тащит Батенина к окну.
Успокойтесь.
Коновалов подтащил Батенина к окну.
Успокойтесь.
Метроном перестает частить. Секунда — и знакомый голос из репродуктора: «Воздушная тревога! Воздушная тревога!» Вой сирены заполняет номер, коридор, площадь.
Коновалов (с тихим бешенством). Я тобой, мародером, все рамы вышибу.
В дверь входит Линда, за ней — Аугуст и Ян. Коновалов неохотно выпускает Батенина из своих объятий.
Нет желания три года схватить. (Кивнул Линде. Батенину). На сей раз — законных. По уголовной статье — за порчу гостиничной архитектуры. (Линде). Немножко тут… физзарядка… (Батенину). Крепенький, ничего.
Батенин. А слово?
Пауза.
Коновалов. Вылетаем завтра в ночь… И… успеете отца навестить. (Повернулся к вошедшим). Что это вы все — словно мошкара на огонек?
Линда. Мои товарищи не понимают по-русски. (Нервно закуривает сигарету).
Батенин. Мне, пожалуйста.
Коновалов. Папиросы. (Торопливо достает портсигар. Вполголоса). Еще, только не срамитесь.
Батенин с недоумением взглядывает на него.
Да берите, бога нет, царя убили.
Батенин, пожав плечами, забирает несколько папирос, молча кивает Линде и ее спутникам, идет к дверям.
Погодите. (Взял с дивана подушку). В прошлый раз брали…
Батенин, помедлив, взял подушку, ушел.
(Линде). А за ту глупость… примите и прочее. Что тут много размазывать? Исключительно по-хамски.
Линда. Я ничего не помню, майор.
Аугуст (резко). Туле ляхме минема.
Ян. Ята ти рахиле.
Линда (посмотрела на обоих равнодушно, повернулась к Коновалову). Можно мне говорить с вами наедине?
Коновалов. Кройте.
Линда обернулась к Яну и Аугусту, сделала им знак. Оба уходят. Линда запирает дверь. Гасит верхний свет. Помедлив, гасит и настольную лампу. Темно. Учащенно дышит метроном. Линда поднимает штору, и мертвенный свет с площади заливает их обоих.
Люстру навесил, сволочь.
Линда. Что?
Коновалов. Ну, ракеты осветительные. Какой-то гад внизу ассистирует. (Пауза).
Линда. А есть… по-русски., такое слово — напоследок?
Коновалов. Есть.
Линда. Возможно мне… напоследок… поцеловать вам руку?
Коновалов (испуганно). Вот еще вздумали.
Линда. Напоследок?
Коновалов. Ни к чему и незачем.
Линда. Я желаю это сделать.
Коновалов. Странные у вас желания.
Линда. Я вас люблю.
Коновалов (тихо). Будет вам.
Линда. Я вас люблю, как никогда и никакого человека не любила.
Пауза.
Коновалов (растерянно). Ей-богу, что ответить… даже и… не найдусь.
Линда (медленно). Пуля… или бомба… или маленький осколок в сердце… и никогда не скажешь, что надо сказать. Я никогда и никого не любила, это правда. И теперь только, когда я вслух произнесла это слово… только теперь я догадываюсь, что оно… есть. Его говорить очень легко и очень… да, очень трудно. У этого слова очень дорогая цена.
Коновалов (с горечью). И я ему цену знаю.
Линда. Я читала в книгах… Читала, что женщины отвечают, когда их спрашивают о любви. Я женщина. Но я не отвечаю. Я спрашиваю. Стыдно? Нет, мне не стыдно.
Пауза.
Коновалов. Стар я для вас… Линда.
Линда. Мне все равно, сколько вам лет. Все равно. И если вас убьют, мне не надо ожидать конца войны. Я не хочу жить одна…
Коновалов (с горечью). Эх, Линда, кажется все людям.
Линда. Я хочу, чтобы вы полюбили меня, как я полюбила вас. Тогда мы будем счастливые. Вдвоем. Мне никогда не будет скучно с вами. Я не буду никуда ходить без вас. К подругам — нет. В ресторан — нет. В кафе? Нет. Всегда мне будет хорошо с вами вдвоем. Видеть вас. Видеть. Таким, как вы есть. И седым тоже хочу видеть вас. Совсем-совсем седым…
Пауза.
Коновалов. Сказка такая есть. Не то итальянская, не то в Испании слышал. Как девушка все земли обошла, все искала свое счастье, домой воротилась, а у калитки ее домишка счастье стоит. Только оно вовсе седенькое, это счастье-то. Состарилось, ожидаючи. Что молчите?
Линда. Я хочу… хочу, чтобы у нас… сын…
Пауза.
Коновалов. Нет, Линда. Сын у меня есть. (Невесело усмехнулся). Только что и осталось от моего счастья… когда я в калитку стукнулся.
Линда. Я хочу, чтобы… у нас…
Пауза.
Коновалов (очень грустно). Слушайте, Линда. Ничего у нас с вами не выйдет. Будем мы живы, не будем — не выйдет, поняли? И не обижайтесь. Побаловаться с вами по-солдатски? Нет, вижу, вы не из того ерундового теста. Дай вам-то, ежели вы все это… по-честному… и вам не надо. Назло жениться на вас? Дешевка. Линда. Вы очень любите ее?