Ф е д о р. Мамочка, она тебе понравилась?
М а р и я И г н а т ь е в н а. Подожди, подожди… Она повела твоего высоконравственного дядюшку и моего брата в отведенные ему апартаменты.
Ф е д о р. Говори же скорей: понравилась?
М а р и я И г н а т ь е в н а. Господи, какой же ты еще… Тебе двадцать семь лет.
Ф е д о р (шутливо). Вот, а брак разрешен с восемнадцати.
М а р и я И г н а т ь е в н а (в раздумье). Впрочем, когда тебе было приобретать житейскую мудрость? Где? Институт — и сразу фронт. (С улыбкой.) Летчики никогда не бывают мудрецами. Гораздо мудрее артиллеристы…
Ф е д о р. Вероятно, еще мудрее астроботаники. Мама, зачем ты все это говоришь?
М а р и я И г н а т ь е в н а. И в самом деле.
Ф е д о р. Ну, скажи: правда, она красивая? Какая-то необыкновенная!
М а р и я И г н а т ь е в н а. Конечно, конечно. Вот такой же был твой отец. Весь в порыве. И сколько пережил ошибок!
Ф е д о р. Да, и как просчитался: полюбил тебя!
М а р и я И г н а т ь е в н а. Эх ты… легкий сын легких родителей…
Ф е д о р. Ты не такая уж легкая, мама. А отец мой… Ведь недаром же его до сих пор так тепло вспоминают друзья полярники…
По лестнице спускается и входит в комнату Н и л а.
Мама, вот она! Это Нила…
М а р и я И г н а т ь е в н а. Мы уже немножко знакомы.
Н и л а. Вас ждут… там, наверху.
М а р и я И г н а т ь е в н а. Скажите, пожалуйста, Нила, вы жили здесь, в городе, во время оккупации?
Н и л а. Да, я приехала сюда из Харькова.
М а р и я И г н а т ь е в н а. Теперь я вспомнила наконец… Федор, ты подымись, пожалуйста, со мной к Аркадию Игнатьевичу.
Ф е д о р. А что ты вспомнила, мама?
М а р и я И г н а т ь е в н а. Да так… кое-что… В наш партизанский лазарет там, за линией фронта, попадали и те, кто хорошо знал обстановку в городе, в немецком штабе… В общем, ты подымись, Федя, туда, наверх, или лучше пойдем вместе.
Ф е д о р. Сейчас, мамочка. Одну минуту!
М а р и я И г н а т ь е в н а. Хорошо. (Выходит.)
Ф е д о р (видя, что Нила также собирается покинуть комнату). Постойте!
Н и л а. Мне некогда, извините.
Ф е д о р. Может, вам вообще некогда жить?
Н и л а. Как известно, жить — это прежде всего работать. Меня ждет… метла.
Ф е д о р. А меня ждет мать, которую я не видел два с лишним года. И все-таки я задержался с вами.
Н и л а (с наигранной дерзостью). Итак, мы остановились на том, что вы наконец снова встретили меня…
Ф е д о р (грустно). А ведь это не вы говорите — и я не обижаюсь.
Н и л а. Кто же говорит?
Ф е д о р. Вы гораздо тоньше, душевнее, я чувствую. Зачем так грубить?
Н и л а. Время грубое — война.
Ф е д о р. Опять не ваши слова. Вы все время стараетесь казаться хуже самой себя.
Н и л а. Ах, какой вы психолог!
Ф е д о р. Поймите, если человек, ужо кое-что испытавший, во всяком случае переживший боль и, может быть, смерть, если он…
В дверях появляется Т у з и к о в а. Увидев Нилу и Федора, отступает и подслушивает.
Н и л а. Вы хороший парень, как видно… и тем хуже.
Ф е д о р. Почему?
Н и л а. Разочарование всегда страшнее для чистого сердца.
Ф е д о р. А в чем я должен разочароваться? Стойте, стойте… Вы замужем? Любите другого?
Н и л а. Нет-нет.
Ф е д о р. Ура! Вы полюбите меня. Да-да! И будете моей женой.
Н и л а (впервые рассмеялась). Так наступал только Суворов.
Ф е д о р. Время решительное — война.
Н и л а. И на войне думают. Вы слишком… как бы вам сказать… порывистый очень.
Ф е д о р. Вам это не нравится?
Н и л а. Так недолго и ошибиться. Вы меня совершенно не знаете, а говорите уже бог весть что.
Ф е д о р. Я вас знаю со дня рождения.
Н и л а (с ноткой настороженности). Что-о?
Ф е д о р. Мне уже было лет семь, а вы еще ползали в кроватке, бренчали погремушкой и совали в рот все, что попадается, от собственных пальцев на ручках и ножках до самых опасных вещей, вроде кошачьего хвоста. А ваша мама…
Н и л а. Мама? Этим вы, пожалуйста, не шутите. Я и сама не помню своей мамы. Я выросла в детском доме.
Ф е д о р. Простите.
Н и л а. Мне заменила мать одна эмигрантка… немка, Марта Шредер. Она работала в детском доме воспитательницей…
Ф е д о р. О чем вы задумались?
Н и л а. Я вспомнила детство.
Ф е д о р (увидел Тузикову). Я поднимусь к матери, а потом… Ведь ваша комната… кстати, она хорошо организована пространственно… так эта комната, к счастью, пока проходная. Вам трудно будет отказать мне еще в одном визите. (Уходит вверх по лестнице.)
Н и л а (Тузиковой). Больше ничего интересного не услышишь. Входи, входи.
Т у з и к о в а (пугливо). Мне не к спеху… (Ретируется.)
Входит Э д и к — один, без Сашки. Он очень серьезен, он явился для чрезвычайно важного разговора.
Э д и к (почти торжественно). Слушайте, вы когда-нибудь были пионеркой?
Н и л а. Была.
Э д и к. Как же вы пионерскую клятву забыли? С немцами водились… Может, Сашка прав?
Н и л а. Сашка не прав. Я не такая уж плохая, как думает Сашка. Даю тебе честное слово, Эдик.
Э д и к. Пионерское?
Н и л а. Комсомольское.
Э д и к. Вы, может быть, и врете, а почему-то хочется вам верить.
Н и л а. Спасибо, Эдик.
Э д и к. Хоть вы и овчарка, но вы, как мама говорит, наверное, сами не понимаете свое поведение, вас воспитывать надо, а не…
Н и л а (быстро). А не что, Эдик?
Э д и к (замялся). Я не ябеда… и товарища по предаю…
Н и л а (после паузы). Ты песни пионерские знаешь?
Э д и к. Я не умею петь. Мама говорит — мне медведь на ухо наступил. Вот Сашка поет хорошо.
Н и л а. Вместе у нас с тобой получится! Ты про юного барабанщика знаешь? Это моя любимая песня с детства. Давай споем? Только тихо. (Поет.)
«Мы шли под грохот канонады,
Мы смерти смотрели в лицо.
Вперед продвигались отряды
Спартаковцев, смелых бойцов.
Средь нас был юный барабанщик,
В атаках он шел впереди.
С веселым другом барабаном,
С огнем большевистским в груди.
Однажды ночью на привале
Он песню веселую пел,
Но, пулей вражеской сраженный,
Допеть до конца не успел».
Э д и к (подхватывает песню).
«С улыбкой юный барабанщик
На землю сырую упал…»
(Видя, что Нила перестала петь и закрыла лицо руками.) Песня-то ведь боевая!
Н и л а. Боевая, Эдик, боевая.
Э д и к. Ладно, я пойду.
Н и л а. Ты приходи ко мне… поговорить.
Э д и к. О чем с вами говорить? А песней этой совсем меня запутали… (Убегает.)
Голос с улицы: «Эй! Где дворник?» Н и л а выходит. Заглянув в комнату и увидев, что Нилы нет, входит Т у з и к о в а. Некоторое время стоит в нерешительности. Затем стучит в дверь Зои.
З о я (появляется). Что тебе еще?
Т у з и к о в а. Как ей везет! А?! То немцы на опель-афтанабилях раскатывали, теперь наши пришли — опять ей счастье…
З о я. Да отстань ты, ржавчина!
Т у з и к о в а. Ты не закрывайся, ты дверями не хлопай. Вопрос надо срешить.
З о я. Без тебя не решат?
Т у з и к о в а. Совсем другой оборот теперь получается! Ежли этот артихектор в любви к ей располаживается, тогда, значит, гнать ее из дому нет никакой выгоды. А? Для-ради зазнобушки он весь дом безо всякой очереди на ремонт поставит! Вот бы только кровать конфиксовать в мое сиротское пользование…
Тузикова садится на кровать. По лестнице спускается Ф е д о р. Он сильно взволнован. Тузикова, увидев его, вскочила и смахнула с кровати на пол фотографии, оставленные Кругликом.
З о я. Иди ты… (Скрывается за своей дверью.)
Ф е д о р. Овчарка… овчарка… Так вот почему и мальчишки, и эти женщины…
Федор ходит по комнате. Тузикова, испуганная, наблюдает за ним. Заметив, что топчет какие-то бумажки, Федор поднимает одну из них и узнает на фотоснимке Нилу. Тогда он подбирает и другие снимки. Тузикова, увидев, с каким болезненным интересом архитектор рассматривает подобранные бумажки, также поднимает снимки, вглядывается и роняет на пол.
Т у з и к о в а. Как же теперича ремонт?.. (Бросается к Федору.) Товарищ артихектор, миленький, это не она! Ей тя господи, не она! И в опель-афтанабилях не она ездила, и… и… ей тя боженьки, не она! Одна сходства лицом… А ремонт нам раньше всех домов требуется…
Федор молчит. Тузикова отступает и скрывается в комнате Зои. Входит Н и л а. Она видит, как взволнован Федор, замечает в руках его фотоснимки. Федор подходит к Ниле, смотрит ей в лицо.
Н и л а (не сразу). Я предостерегала вас, Федор.
Ф е д о р. Да, вы вели себя честно… со мной.
Н и л а. Федор…
Ф е д о р (указывая на снимки). Что это — всего лишь «сходство лицом»?.. Но моя мать — она знает правду… Вы обворовали меня… (Швыряет ей в лицо фотографии.)
З о я (вместе с Тузиковой выглядывает из своей комнаты). Эх вы! А еще интеллигентный человек…
Ф е д о р быстро уходит.
Т у з и к о в а (Зое). Чего ты встревала, чего? Видала, как он к ей метнулся?..
З о я. Смотри, она переживает.
Н и л а. Я — переживаю?! (Деланно хохочет.) Объяснился… подумаешь! Ха, сколько ж я этих объяснений слышала…
Т у з и к о в а. От немцев, шлюха!
Н и л а. Любовь выше политики… Политика меняется, а любовь — никогда! (Схватила аккордеон, вызывающе весело запела.)
«Нельзя ли, проказница Мэри,
Узнать ваш сердечный пароль?
Кого ожидаете, Мэри,