Драмы и комедии — страница 62 из 100

Р я з о в (помолчав). Ну, что там в Москве?

К у д и н о в. А ты, Иннокентий Алексеевич, шуруешь!.. Это я и в Москве вчера почувствовал.

Р я з о в. Информировал, конечно. Бюро приняло столь опрометчивое решение, поддержав тебя…

К у д и н о в. Дружище, ты сам задал принципиальный тон! Вспомни. Когда я праздновал день рождения. Хорошо ты тогда говорил!

Р я з о в. Чего не скажешь в тосте.

К у д и н о в. Нет, ты прав, это ужасно… Судьбы людей, большие проблемы висят на волоске случайной мысли, настроения… Я добился разрешения провести пленум крайкома. Именно о том, пересматривать ли нам свой перспективный план или оставить его в прежнем виде.

Р я з о в. Жаль, неважно будешь выглядеть на пленуме. Да и сын тебя не украсил.

К у д и н о в. Мой сын сам ответит за себя. А вот как нам быть с зажимом, который ты, Иннокентий Алексеевич, пытаешься осуществлять, как быть с бюрократами, которые не дают истратить ни копейки без десятикратных согласований? Равнодушные, знать ничего не хотят: «все до лампочки».

Р я з о в. Илья Степанович, ну зачем на анекдоты скатываться?

К у д и н о в. Это «анекдот» о гибели двадцати трех человек. В Усть-Балане, районе Ржановой. Тайфуном повредило мост. Затрата на ремонт согласовывается, согласовывается, согласовывается, а мост стоит дырявый. Сегодня утром ехал автобус и — в реку… Договоримся о пленуме, и завтра вылетаю в Усть-Балан.

Р я з о в. Ты надеешься, что пленум тебя поддержит?

К у д и н о в. Да. Лучшие люди края — ведь они-то знают, куда вести дело, как строить экономику, они живут этим… Дамбы, плотины спасут нас от наводнений, и людям и землям дадут устойчивость. Я уверен, члены крайкома еще раз утвердят наш перспективный план.

Р я з о в. Допустим… Но что это будет, если пленум поддержит наш план и тебя заодно? Тебе ясно?

К у д и н о в. Это — всего лишь спор.

Р я з о в. Кому нужен спор?! Чудак, от этого, слава богу, давным-давно отвыкли.

К у д и н о в. Так мы же все погубим, если будем жить только одной командой!

Р я з о в. Страна огромная, энергичная… если не держать в кулаке…

К у д и н о в. Теперь уж, когда нет страха, кулаком не управишься. Смеются люди, когда кто-нибудь в кулак их пытается зажать, смеются…

Р я з о в. Посмеются — и перестанут.

К у д и н о в. Нет, страх ушел навсегда… Иннокентий Алексеевич, если пленум выразит здоровую коллективную мысль, мы с тобой радоваться должны! Значит, мы неплохо работаем, воспитываем убежденных, принципиальных людей.

Р я з о в. Вот наивняк-то, извини ты меня… Октябренок! Из-за чего ты рискуешь? Что ты рвешься из постромок? А знаешь ты, куда нас потянет эта твоя самостоятельность, чем обернется? В экономике, в идеологии… Повстречался я недавно с одним приятелем… секретарь обкома, тоже первый, как ты… Рассказал ему о наших спорах. Так он за голову схватился: зачем раскачиваете стихию?! Если каждый начнет мыслить, как хочет, выдвигать свои домыслы, противоречить, это же черт те что получится!..

К у д и н о в. А знаешь, Иннокентий Алексеевич, пожалуй, мы с тобой работать дальше не сможем… Сильный ты, здоровый, а взгляды твои — отжившие… Партия прошла тебя, Рязов.

Р я з о в. Та-а-ак… Спасибо, Илья Степанович, ну, буду и я откровенным… Мне, понимаешь ты, стало известно, что тебя… Ты должен будешь уйти, освободить пост. Существует такое мнение.

К у д и н о в. Если и пленум крайкома скажет мне: уходи…

Р я з о в. Советую тебе, сделай потоньше, заяви сам, а пленум — удовлетворит. Я ж тебе сказал доверительно: уж коли существует мнение…

К у д и н о в. Но существую я и мое мнение!

Р я з о в. Твое мнение переросло в конфликт. Ясно тебе, что это значит?

К у д и н о в. Я не боюсь конфликтов с теми, кто лишь болтает об инициативе, о научном подходе! Болтают, болтают, но любое дело отсылают на административный правеж.

Р я з о в. Повторяю тебе: проси об уходе. Пленум тебя все равно снимет.

К у д и н о в. Мне приходит в голову, что ты — сова Минервы… Чепуха! Каждая минута времени движет стрелку часов к разуму. Время, время — колыбель справедливости…

Р я з о в. Заумь какая-то. Используй достойный выход, просись. Больше тебе скажу: не брыкайся, иначе положишь партийный билет.


З а т е м н е н и е


Комната в квартире Кудиновых. Ева заканчивает просмотр ученических тетрадей. У нее — Л я л я  П о с к о к о в а.


Л я л я. В Москве делают пластическую операцию. Подтягивают кожу лица. Вот так. (Показывает.) Собачьи щечки, проклятые.

Е в а (огорченно). Вторая двойка сегодня.

Л я л я. На ночь не ешь. Делай по утрам зарядку. Это что на тебе?

Е в а. Мой школьный костюм для работы.

Л я л я. Тряпка для уборки общих мест пользования в коммунальной квартире. Сейчас же иди переоденься. Илья должен видеть тебя только красивой. Ситуация не в твою пользу. Этой летчице двадцать восемь лет.

Е в а (громко, истерически кричит). Перестань! Перестань! Перестань! (Разрыдалась.)

Л я л я (успокаивает). Ладно тебе…

Е в а (причитая по-бабьи). Илия — в неприятности. Эрик глупость наморозил, еще эта летчица… Бедная моя голова!

Л я л я. С Ильей объяснись.


Из внутренней двери вбегают  М а р ф у ш а  и  Э р и к. Хохочут, визжат, как малыши. Скрываются.


Е в а (вытирает слезы). Я не скажу Илии ни слова. Сейчас ему очень трудно.


Снова вбегают  Э р и к  и  М а р ф у ш а. Борются на полу. Входит  К у д и н о в.


Э р и к. Молилась ли ты на ночь, Квазимода?

Л я л я. Ого!

Е в а. Так Эрик путал в детстве.

М а р ф у ш а. Молилась, молилась! Милиция!


Кудинов кашлянул. Ева увидела его, вскочила ему навстречу. Поднялся, отряхивается смущенно Эрик.


К у д и н о в (рассеянно). Весельем мы сменили бранный клич… (Здоровается с Лялей.)

Е в а. Ужинать будешь, Илия?

К у д и н о в. Спасибо, Ева. Пил чай с учеными.

Е в а. Ты выступал?

К у д и н о в. Слушал.

Е в а (Ляле). Если он выступает плохо, три дня потом скрипит зубами.

Л я л я. Илья — трибун. Мой Посконов каждое словечко пишет заранее. Прощайте, мальчики и девочки. (Тихо, Еве.) Скинь с себя этот крапивный мешок. (Уходит.)

К у д и н о в. Так, мои дорогие… Что, если я покачусь кубарем из крайкома? Высказывайтесь.

Э р и к. Для меня это будет хорошо. Идиоты перестанут попрекать знатным родителем.

М а р ф у ш а. Я потеряю массу привилегий. Обидно.

Е в а. Ты должен победить, Илия.

К у д и н о в. Ура тренеру.


Молчание.


Тэ-экс… (Марфуше.) Ваша фамилия?

М а р ф у ш а. Кудинова! И горжусь.

К у д и н о в (задумчиво, в тоне детской песенки). Я теперь работаю страшной бегемотою… Эрик, ты хочешь со мной поговорить?

Э р и к. Хочу.

К у д и н о в. Наедине или в коллективе?

Э р и к. Если будешь рычать, то — наедине.

К у д и н о в. Что в твоей парторганизации?

Э р и к. Будут меня прорабатывать, наметили собрание.

К у д и н о в. Где расписка за партбилет?

Э р и к. Вот. (Показывает.) Приняла Еленушкина. Краденый! Диомидов украл партбилет у партии.

Марфуша. А кто тебе дал право…

Э р и к. Устранись.

М а р ф у ш а. Ты — анархист. Цыпленок жареный.

Е в а. Ты тоже, милая, не приклеивай этих… этикеток.

Э р и к. Папа, давай без коллектива!


Кудинов молчит. Е в а  и  М а р ф у ш а  выходят.


Я тебе навредил? Сильно?

К у д и н о в (вспыхнул). Ты еще спрашиваешь? Только сынишка мог этак добавить, в такой момент!

Э р и к. Прости… Понимаешь, мысль отобрать партбилет пришла так неожиданно… Только видел перед собой его затылок, ничего не соображал.

К у д и н о в. А теперь соображаешь?

Э р и к. Папа, я не чувствую себя виноватым. Это плохо?

К у д и н о в. Очень плохо.

Э р и к. Но ты знаешь Диомидова… Это же настоящий кулак. Рабочих вот так зажал. Кое-кто уже сами несут ему с каждой получки. Я говорю: что вы делаете, ребята! А они: ага, попробуй стань поперек. Понимаешь ты это! А как собрание, такие речи толкает — прямо агитатор, горлан… Все же знают — врет. Какой он коммунист?! Почему его поддержали, оставили в партии? Ах, ты уже хмуришься! Но ты же учишь меня думать о судьбах всего человечества…

К у д и н о в. Ты пока еще плоховато усваиваешь.

Э р и к. Твоя жизнь — моя школа. Я знаю всё, что с тобой сейчас происходит. Знаю! Люди всё знают. Хлопни погромче дверью — и уйди. Или ты боишься покинуть свой кабинет?

К у д и н о в. Боюсь.

Э р и к. Отец?

К у д и н о в. Эрик, я боюсь покинуть дело своей жизни.

Э р и к (мечется по комнате). Кто-то же должен быть безумцем! Храбрым безумцем…

К у д и н о в. Истеричные герои смешны. Я имею в виду тебя и твой поступок.

Э р и к. Но ведь сожрут Диомидовы!.. Их надо бить! Бить, иначе — переварят в желудках…

К у д и н о в. Бить, говоришь? Это уже бывало. Те, которых ты своим поступком повторил, когда-то, в годы гражданской войны, начинали с комиссаров, интеллигентов, евреев…

Э р и к. Я — серьезно!

К у д и н о в (жестко). Ж я — серьезно. Вчера ты опрокинул мещанина, завтра ты, в горячке, бросишься на меня. Тебя рано приняли в партию, сынок.


Э р и к  выходит. Кудинов одиноко сгорбился, присел на стул.

Входит  Е в а. Она очень хорошо одета.


Е в а. Илия… (Дотронулась до плеча мужа.)

К у д и н о в. Куда собралась?

Е в а. Я — к тебе. Как мне идет это платье?

К у д и н о в. Очень.

Е в а. Ты все ездишь… летаешь…

К у д и н о в (не понял намека). Летаю… Скоро перестану.

Е в а (резко, со слезами в голосе). Ты летай, летай!

К у д и н о в (в недоумении). Ева?..

Е в а. Конечно, летчики не привозят мне свежие розы, чтобы я могла их дарить… Я не умею делать женскую политику.