(отдает Белышеву журнал). Селихов просил передать вам… Опыт — на верном пути. Причина взрыва — одностороннее управление… бездействовал вспомогательный пульт. Корчемный сбежал.
Б е л ы ш е в (Корчемному). Судить вас будут.
К о р ч е м н ы й. Меня? Интересный поворот… За что?! Метан судите. Меня судить не за что.
С улицы вошла М а р и я. Остановилась на пороге.
М а р и я. Селихов умер.
Молчание.
Л е н ь. Так вот она, ваша борьба мнений.
К о р ч е м н ы й уходит.
К о н ы ш к о в. Ася, нам пора.
А с я. Не пойду я, Петя… Тут сейчас каждый человек дорог.
К о н ы ш к о в. Понимаю.
А с я (отважилась — целует Конышкова). До свиданья…
К о н ы ш к о в. Проводи меня.
А с я провожает К о н ы ш к о в а.
Д и н а. Вот и вдовы мы с вами, Маша. Только вы счастливее меня… вы любили настоящего человека!
З а н а в е с
1952
ЗАБЫТЫЙ ДРУГДрама в трех действиях
Посвящаю сержанту Раисе Бейлис
ГРИГОРИЙ КАРПОВ.
НАТАША.
БАСКАКОВ.
ЯНУШКИН.
ЕЛЕНА — его жена.
ШУРИК — их сын.
ГОША — брат Янушкина.
ТЕРЕНТИЙ ГУСЬКОВ.
ТАМАРА.
ОСМОЛОВСКИЙ.
Действие происходит на Урале в 1953 году.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Комната на втором этаже. Здесь живет Григорий Карпов. Из окна видны улица и сквер в прозрачной весенней зелени. В комнате мало мебели и много книг.
Г р и г о р и й К а р п о в, среднего роста человек с неторопливыми движениями, характерными для людей физически сильных, ходит возле письменного стола, помахивая карандашом, что-то вдохновенно бубнит, пишет.
Входит Б а с к а к о в — высокий молодой человек в очках, светлом костюме, без галстука, со шляпой в руке; у него совершенно юные, с близоруким прищуром глаза и уже явно обозначившиеся пролысины повыше висков.
Б а с к а к о в (медленно, неожиданным для него густым баритоном). Привет, кузнец!
Г р и г о р и й. Здорово.
Б а с к а к о в. Что ты пишешь?
Г р и г о р и й. Так… письмо.
Б а с к а к о в (присматривается к Григорию). Отмечаю сверхобычное сияние на твоем челе. Причины?
Г р и г о р и й. В отпуске. Первый день.
Б а с к а к о в. Постой, да ты только вчера вечером вернулся из дальних странствий.
Г р и г о р и й. Еще накануне поездки разрешили.
Б а с к а к о в. Ну-с! Как же ты думаешь проводить свой отпуск?
Г р и г о р и й. Есть наметочка.
Б а с к а к о в. С тобой невозможно разговаривать!
Г р и г о р и й. Забыл, что я туговат на ухо?
Б а с к а к о в. Ты мне своим слухом не финти. Помнишь, как я первый раз брал у тебя материал для газеты? (Прислушивается.) Если бы ее репетиционный зал был непосредственно против твоего окна… Так, наискось, через кусочек двора и окно, почти ничего не видно. Ап, Котька! Ап… Репетирует. Редкий номер. Дрессированная рысь — мировой рекорд, Впервые! Я уже тиснул об этом две информации и снимок.
Г р и г о р и й. Не многовато?
Б а с к а к о в. Молчи, кузнец.
Г р и г о р и й. Это можно.
Б а с к а к о в (после паузы). Эх, убить бы тебя, Гриша!
Г р и г о р и й. Давай.
Б а с к а к о в. И за что она тебя любит? А? Грубый, неуклюжий…
Г р и г о р и й. Ну-ну…
Б а с к а к о в. А рядом, тут же, блестящий молодой человек, воспитанный, красивый, с огромной славой журналиста… Смотрите подшивки «Уральского рабочего» и центральной печати! Как несправедливо женское сердце!
Входит Н а т а ш а, возбужденная, сияющая. Она в кофточке и брюках, с хлыстом в руке.
Н а т а ш а (на ходу забинтовывая палец). Гриша! Гриша! Котька сделала пируэт! Самый чистый пируэт! (Баскакову.) Завяжите. Пойдемте, Гриша, я вам покажу. Это одна минута, Гриша. Спасибо, Баскаков!
Б а с к а к о в. Позвольте и мне, Наталья Владимировна.
Н а т а ш а. Вам?
Б а с к а к о в. Наталья Владимировна, даю слово, ни одной строки, меня и так на редколлегии взгрели.
Н а т а ш а. Извините, Баскаков.
Б а с к а к о в. Наталья Владимировна…
Н а т а ш а (строго). Ап! (Взмахивает хлыстом.)
Баскаков подпрыгивает, Н а т а ш а уводит Г р и г о р и я.
Б а с к а к о в (один). Змея… Сердце мое…. Ах, Гриша, Гриша… Пируэт… Котька сделала пируэт. (Берет со стола листок.) Стихи… Стихи! Хо-хо! Гм… (Читает.)
«Я вспоминаю чудное мгновенье,
Когда ты появилась предо мной,
И молнии, и грохоты сраженья
Встают, как за туманной пеленой…»
Плохо, товарищ Карпов. Даже для начинающего скверно. (Читает.)
«Года идут и образ твой уносят
Все дальше, дальше, дальше от меня,
Но вижу, вижу золотые косы
Да вижу очи, полные огня».
Прорвало-таки! Душа заговорила. (Читает.)
«Мне тяжело, но то не тяжесть плена,
То боль Души, то старой раны боль.
Где ж ты теперь, далекая Елена?»
Е л е н а? Гм… Елена… Великолепные стихи! Отличные стихи. Просто талантливые стихи. Не Наташа, нет, Елена, и притом далекая. Что, вообще говоря, не так уж хорошо. Лучше, если б она была где-то поближе. (Кладет на место листки.)
Входит Г р и г о р и й.
Г р и г о р и й. Хороша Котька. И не так эта Котька… Наташа была хороша.
Б а с к а к о в. Наташа?
Г р и г о р и й. Сила, выдержка, ум, талант. И красота.
Б а с к а к о в. Да, редкая девушка. А знаешь, кузнец, смотрю я на ее отношение к себе как бы со стороны, страдаю, конечно, да не в этом дело… Думается мне, обожает тебя, именно обожает, не столько девушка, сколько артистка.
Г р и г о р и й. Проник! Тонко.
Б а с к а к о в. Стоит этакий Прометей возле вечного огня… А вокруг, ореолом таким, газеты, книги, плакаты избирательной кампании. Как снег, кружатся письма осчастливленных граждан. Музыка телефонных звонков. Таблички международных вагонов. А Прометей улыбается, нажимает кнопку, бьет молот — и все утопает в бурном сверкании искр…
Г р и г о р и й. Дуля с маком. Послушай-ка лучше. Нет, сам… Вот, читай письмо.
Б а с к а к о в (читает). «Здравствуйте, дорогой товарищ Карпов. Я не знаю, помните ли вы меня, но я вас до сих пор не забыл, тем более что ваша производственная, а потом и общественная слава в последние годы широко облетела просторы нашей области…» Гм… «К вам обращается с фронтовым приветом бывший командир отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона, знакомый вам майор Семен Александрович Янушкин…» Что ж, обычное дело: фронтовые товарищи часто находят друг друга. Мне тоже до сих пор пишут.
Г р и г о р и й. Давай. (Берет письмо, дочитывает последние строки.) «Привет вам от моей супруги Елены Осиповны. Она тоже хорошо помнит командира орудия третьей батареи Григория Карпова». (Любовно складывает письмо.) Елена Осиповна… Елена…
Б а с к а к о в. Елена?
Г р и г о р и й. Елена… Последний раз видел я ее в сорок третьем году. Давно, давно было… а будто вчера! Маленькая сестренка большого дивизиона.
Б а с к а к о в. Вот оно откуда, твое сияние! И ты все эти десять лет ее помнишь?
Г р и г о р и й. Помню… Ты знаешь, помню.
Б а с к а к о в (покосившись на стол, где лежат стихи). Так… Прошло десять лет. Для тебя она осталась совсем молодой женщиной, а знаешь, что с ней могло случиться за десять лет? У нее уже четверо детей.
Г р и г о р и й. Четверо детей?
Б а с к а к о в. Конечно. Если не пятеро. Кстати, кто ее муж, работает ли она сама?
Г р и г о р и й. Янушкин пишет, что он работает в районном отделе сельского хозяйства. А она — не знаю, работает ли.
Б а с к а к о в. Значит, твоя златокудрая, подоткнув подол, возится в коровнике, она сморкается в передник и в порядке культурного развлечения перемывает кости соседкам.
Г р и г о р и й. Замолчи!
Б а с к а к о в. Позволь, позволь… это… дорогой депутат, не в традициях демократии.
Г р и г о р и й. А я тебя — в спортивных традициях. (Надевает боксерские перчатки.)
Б а с к а к о в. Черт возьми… Я-то что кипячусь? Лично я заинтересован как раз в том, чтобы ты увлекался кем угодно, кроме Наташи. Тебе, знаешь ты, надо выработать это… такт, да, такт.
Г р и г о р и й. Такт?
Б а с к а к о в (отступая). Гриша, я у тебя в гостях.
Г р и г о р и й. Если бы ты знал, какая она! Тогда ей было… двадцать один. Ну и что ж? Разве тридцать один так уж много?.. Отобьем налет самолетов. Еще над позицией дым, песок на зубах, спина ноет, а она уже бежит. «Привет, товарищи! Все целы-невредимы?» Работала по материальному снабжению, в сержантском звании. Пройдет, улыбнется, бросится раны перевязывать… не хуже любой медсестры. Наша Леночка… Елена Осиповна…
Б а с к а к о в. А все-таки чем же тебе она так в душу врезалась?
Г р и г о р и й. Да разве это объяснишь? Мне казалось, что она чаще задерживается возле нашего орудия… чаще заглядывает в землянку нашего отделения. Впрочем, это я, пожалуй, выдумал.
Б а с к а к о в. Это выдумывается довольно просто.
Г р и г о р и й. А вот случай один… От батареи до штаба я ее провожал — попросила. Ночь, темень, поле в траншеях, а накануне были дожди. Того и гляди, по горло ухнешь. Да еще, знаешь ты, лягушек боялась… Ну, тут и взял я ее на руки. Понес я ее через мертвое поле… И вот никак не могу понять…
Б а с к а к о в. Что?
Г р и г о р и й. За шею она за мою держалась…
Б а с к а к о в. Ну-ну?
Г р и г о р и й. Знаешь… до сих пор кажется, будто обнимала она меня тогда. Вспоминаю вот — и просто страшно делается, как я не спросил ее в тот раз… и сам ничего не сказал?!