[127]
Киприан
Дьявол
Флор
Лелий
Москон
Юстина, дама
Ливия, служанка
Лисандр, старик
Правитель Антиохии
Фабий, слуга
Кларин
Слуга
Солдат
Солдаты
Толпа
ХОРНАДА ПЕРВАЯ
СЦЕНА 1-я
В уединении приятном,
В невозмутимом этом месте,
В красиво-стройном лабиринте
Стеблей, деревьев и цветов
Меня вы можете оставить,
Со мной оставив (их довольно,
Чтоб быть мне обществом приятным)
Те книги, что велел я вам
Принесть из дома; потому что,
Пока Антиохия славит
Такою пышностью праздник,
И освящает новый храм
Юпитеру, и всенародно
Туда относит изваянье,
Чтобы с достоинством там большим
Ему оказывать почет,
Я, убегая от смятенья,
От шума площадей и улиц,
Остаток дня теперь желаю
Весь изученью посвятить.
Идите ж в Антиохию
И оба в празднествах участье
Примите, а сюда позднее
Придти вы можете за мной,
Когда, спадая книзу, солнце
Захочет схорониться в волны,
Которые средь облак смутных
Серебряный готовят гроб
Для исполина золотого.
Так значит здесь меня найдете.
Я не могу пойти на праздник,
Хоть очень быть желаю там,
Не вымолвив перед уходом
Пять тысяч слов. Возможно ль это,
Чтоб в день столь праздничный, веселый,
Четыре книги, господин,
С собою взяв, ты вышел в поле
Один, к веселью повернувшись
Спиной.
Наш господин отлично
Так поступает. Что скучней
Процессий в праздник, братств и плясок?
Кларин, коль можно молвить правду,
Живя с лукавством и уменьем,
Ты применяющийся льстец:
Что делает он, это хвалишь,
Что чувствуешь, о том молчанье.
Ты ошибаешься (так будет
Сказать учтивее: "Ты лжешь", —
Когда лицом к лицу беседа),
Что чувствую, то выражаю.
Москон, довольно, — и довольно,
Кларин. В невежестве своем
Всегда упорствовать хотите,
Друг с другом непременно споря.
Ступайте же и (как сказал я),
За мной придете в час, когда
Настанет ночь, окутав в тени
Строенье светлое вселенной.
Бьюсь об заклад. Хоть и сказал ты,
Что празднества — один пустяк,
На них смотреть сейчас пойдешь ты.
Подобный вывод очевиден:
Тот, кто другим дает советы,
Сам так не будет поступать.
Чтоб Ливию скорей увидеть,
Хотел бы в крылья я одеться.
Хотя, коль точно молвить правду,
Мне в Ливии приманка чувств.
И так держать туда дорогу
Само мне имя указует:
Раз Ливия — не вправо, влево,
И будешь с Ливией счастлив.
СЦЕНА 2-я
Один я, и теперь мне можно,
Коль только хватит разуменья,
Вопрос тот рассмотреть подробно,
Который душу захватил
С тех пор, как в Плинии прочел я
То место, где в словах он странных
Дает определенье Бога[129].
Нигде не видит разум мой
Такого Бога, чтоб сошлись в нем
Такие знаменья и тайны.
Сокрытость истины подобной
Я должен зорко рассмотреть.
СЦЕНА 3-я
Как ни читай и как ни мысли,
Той правды, Киприан, не сможешь
Достигнуть ты, ее я скрою.
Какой-то шум среди ветвей.
Кто там?
Я, господин мой, странник,
С утра в лесу я потерялся,
Мой конь измучен, и усталый
На изумрудном он ковре
Пасется там, в лесистой чаще.
Мой путь лежал в Антиохию,
Где важное имею дело.
От каравана отойдя,
Я так заботами развлекся,
(Кто этого лишен богатства?)
Что вовсе сбился я с дороги
И потерял друзей и слуг.
Я изумляюсь, что могли вы,
В виду высоких этих башен
Антиохии, заблудиться:
Тропинок полон этот лес,
Он ими целиком исчерчен,
Любой пойдите, непременно,
В пути достигнув средоточья,
Дойдете до ее вы стен.
Неведения в том и свойство,
Что пред лицом различных знаний,
Как применить их, не умеешь.
Решивши, что нехорошо,
Чтобы вошел в чужой я город,
Где никому я неизвестен,
Один, в расспросах о дороге,
Здесь подожду, покуда ночь
Не завладеет днем победно.
По вашей я сужу одежде
И потому, что с вами книги,
Наклонны к изученьям вы,
А к тем, кто любит изученье,
Большую чувствую я склонность.
Вы занимались изученьем?
Нет. Но довольно знаю я,
Чтоб не был я вполне несведущ.
Какие ж знанья вам известны?
Их много.
Если изучаешь
Одну науку много дней,
И то ее не достигаешь,
А вы (великое тщеславье!),
Наук совсем не изучавший,
Так много ведаете их?
Да, потому что из страны я,
Где познают, не изучая,
Круг знаний даже высочайших.
Будь это родина моя!
Чем более здесь изучаешь,
Тем более твое незнанье.
Мое столь верно утвержденье,
Что я, совсем не изучав,
До первой кафедры стремился,
И мой расчет почти был верен,
Я голосов имел так много,
А если потерял ее,
Довольно, что ее хотел я:
Похвальные есть пораженья.
Коль не хотите в это верить,
Скажите мне, в чем ваш предмет,
И вмиг начнем мы рассужденья.
Хоть я не знаю ваше мненье,
Допустим — это мненье верно,
В противном буду убеждать[130].
Весьма мне радостно, что в этом
Ваш ум находит развлеченья.
Из Плиния одно мне место
Неясно, как ни поверну:
Постичь не в силах, о каком он
Там боге рассужденье строит.
Я помню четко это место —
"Бог высшая есть доброта,
Он сущность, также как основа,
Весь зрение, и весь он руки"[131].
Так.
В чем же ваше возраженье?
Где Бог такой, не знаю я,
Как тот, о коем мыслит Плиний[132].
Коль нужно высшей добротою
Его считать, так и Юпитер
Не высшая есть доброта,
Уж видим, он во многом грешен:
Пусть обольщенная Даная
С похищенною им Европой
Об этом точно говорят.
Так как же в доброте верховной,
Чьи действия должны быть святы,
Собой божественность являя,
Вместится прах людских страстей?
Обманные легенды это,
В которых нам мирское знанье
Под именем богов являет
Моральной мудрости устав.
Он недостаточен, ответ ваш:
Величество должно быть Бога
Таким, чтоб дерзостные вины
Не льнули к имени его,
Хотя б и вымыслами были.
И, данный случай обсуждая,
Коль боги высшей добротою
Зовутся, значит, вывод тот,
Что к лучшему они стремятся.
Так как же одного желают
Одни, другие же другого?
А это ясно видим мы
В тех, столь сомнительных, ответах,
Что нам дают их изваянья[133].
Чтоб не сказали вы вторично,
Что на мирское знанье я
Ссылаюсь... Вот стоит два войска,
Обоим идолы сказали,
Что битва выиграна будет,
Одним проигран этот бой, —
Не ясный ли отсюда вывод,
Что две противоборных воли
Не могут к той же самой цели
Идти? Коль встреча суждена,
И видим, что одна благая,
Другая воля — злой должна быть.
Дурная воля в Боге, это
Бессмысленно вообразить.
Итак, нет благости верховной,
Коль в них недостает единства.
Посылки не приемлю главной.
Те изречения, что нам
Даются идолами, служат
Для целей, коих ум бессилен
Достичь и оценить, затем что
Здесь провиденье, и важней
Тому, кто потерял сраженье,
То пораженье в состязаньи,
Чем победителю победа.
Согласен. Все же этот Бог, —
Ведь не обманывают боги, —
Не должен был бы о победе
Вещать им, как о достоверном:
Довольно было бы ему
То поражение дозволить,
Не утверждая достоверность.
И, если только Бог — весь зренье,
Так увидал бы всякий Бог
Конец, предвидящийся четко.
И, видя, уверять не стал бы
В том, что не может совершиться.
И пусть такое божество
Различно будет в лицах разных,
Но в обстоятельстве малейшем
Оно по сущности едино.
Тут было важно для него
Так через голос двигать чувства.
Коль было важно двигать чувства,
Есть гении[134] для этой цели,
(Которых добрыми зовут
Ученые, а также злыми),
То духи, что меж нами бродят,
Своим влияньем нам диктуя
Ряд добрых дел, а также злых,
Тем аргумент осуществляя
Бессмертия души, и с ними,
Способность лжи нам не являя,
Отлично мог бы этот Бог
Все чувства приводить в движенье.
Заметьте, что противоречья
Богам не возбраняют вовсе
Быть вместе божеством одним,
Затем что никогда раздора
В них нет ни в чем, что было б важно.
И это можно четко видеть
В строеньи человека... Он
Был создан замыслом единым.
Коль был он замыслом единым,
Так очевидно пред другими
В нем преимущество тогда.
А если допустить, что равны
Все божества, хоть между ними
(Чего нельзя вам отрицаться)
Противоборство в чем-то есть,
При созиданьи человека,
Чуть Бог один о том помыслил,
Другой сказал бы: "Не хочу я,
Чтоб в мире был он сотворен".
Так если только Бог — весь руки,
Чуть бог один его творил бы,
Другой его бы мог разрушить.
И если равны две руки
В могуществе, но в данной хоти
Неравны и противоборны,
Какой же суждена победа
Из этих двух?
Немыслим спор
И созиданье аргумента,
Когда посылки невозможны
И ложны! Но какой отсюда
Вы вывод сделали сейчас?
Я мыслю: Бог есть, что являет
Верховную собою благость,
Он высшее благоволенье,
Весь руки, он непогрешим,
В себя обмана не включает,
Верховный, вне он состязанья,
Бог, и никто с ним не сравнится,
Начало без начала он,
Он бытие в себе, и сущность,
Он власть, единое хотенье,
Когда же он, как таковое,
Одно, иль два, иль больше лиц,
Он, Богом будучи верховным,
Быть должен в сущности единым,
Причина всех причин.
Такую
Как очевидность отрицать?
Настолько велика досада?
А кто ж досады избежал бы,
Увидя, что другой — соперник
По разумению ему?
И нет в ответах недостатка,
Но больше отвечать не стану:
В лесу идут, я вижу, люди,
И в город продолжать мой путь
Настал уж час.
Идите с миром.
И вы здесь пребывайте в мире.
(Хоть преуспел ты в изученьях,
Тебя заставлю их забыть,
Увлекшись редкой красотою.
Я разрешение имею,
Отдавшись ярости, Юстину
Преследовать, — дать мести путь
Осуществлю в одном деяньи.)
Тот человек, он необычный,
И я не видывал такого!
Но слуг моих все нет и нет,
И возвратиться я желаю
К причине стольких размышлений.
СЦЕНА 4-я
Нам далее идти не нужно,
Лишь эти скалы, эта сеть
Пустых ветвей переплетенных
И входа солнцу не дающих,
Одни свидетелями будут
Дуэли нашей.
Шпагу вынь.
За дело. Все слова уж были.
Известно мне, что в чистом поле
Язык молчит, и речь за сталью.
Стой, Лелий! Флор, остановись!
Что вижу я? Довольно боли,
Меж вас я встану безоружный!
Ты, Киприан? Пришел откуда,
Чтоб мести помешать моей?
Ты из стволов выходишь этих?
Ты выбросок ветвей нависших?
СЦЕНА 5-я
Беги, там с нашим господином
Схватился кто-то, блещет сталь.
Чтобы к таким вещам бежал я?
Да никогда. От них — охотно.
Наш господин...
Ни слова больше.
Что вижу я? Два друга здесь,
Что славою своей и кровью
Сейчас для всей Антиохии
Являют око и надежду, —
И сын Правителя один,
Другого славный род — Коляльтос, —
Двумя так жизнями играют,
Что могут родине быть честью!
Хоть я исполнен, Киприан,
К тебе великим уваженьем,
И в это самое мгновенье
То чувство шпагу удержало,
Не обращай ее к ножнам,
Ты сделать этого не можешь.
Ты знаешь более в науках,
Чем в поединках, и не можешь
Постичь, что, если межь двоих
Дуэль, так здесь на поле битвы
Соображенья нет такого,
Чтоб эти двое благородных
Друзьями стали, но устав,
Чтоб из двоих один здесь умер.
Я с тем же обращаюсь словом
К тебе, прося, чтобы ушел ты
С своими слугами, и мы
Могли сражаться без помехи,
По чести и без преимуществ.
Хоть мнится вам, что в изученьях
Условий поединка[135] я
Не знаю, что дуэль наука
Лишь дерзких, в этом вы не правы:
Мое рождение решило,
Чтоб тот же долг мой был как ваш?
И в нем есть честь, и в нем бесчестье,
Известно мне. Отдавшись знаньям,
Мою я храбрость не принизил,
Не в первый раз рука с рукой
Идут науки и оружье.
Коль вышли в поле вы, чтоб биться,
Вы бились, нет тут оговорки,
И невозможна клевета.
Так значит, можете сказать вы,
В чем повод был для этой ссоры,
И если я, о том услышав,
Увижу, что один из двух
Имеет к удовлетворенью
Предлог и повод, вас оставлю,
И я даю вам в этом слово.
Коль в этом слово нам даешь
И обещаешь не мешать нам,
Я рассказать хочу причину.
Люблю одну я даму сердцем,
И эту даму любит Флор.
Решай же, как согласовать нас.
Возможности не существует,
Чтоб благородных двух ревнивцев
Заставить позабыть их страсть.
Ее люблю я и желаю,
Чтобы не смело даже солнце
Смотреть на лик ее, — так значит
Здесь средства никакого нет,
И, дав нам слово не мешать нам,
Теперь уйди.
Постойте. Нужно
Мне больше знать. Что, эта дама
Возможна для надежды вам
Иль для надежды невозможна?
Так благородна, так отменна,
Что, если Флор ревнует к солнцу,
Не должен был бы ревновать
И к солнцу, потому что, мыслю,
Что и оно ее не видит.
Хотел бы ты на ней жениться?
Надеюсь я на то.
А ты?
О, если б пожелало небо,
Чтоб счастья этого достиг я!
Она бедна, и чрезвычайно,
Но ей приданым — честный нрав.
Так если оба вы хотите
На ней жениться, разве это
Не преступленье и не низость
Ее ославить перед тем?
Что скажут люди, если только
Один в супружество с ней вступит,
Из-за нее убив другого?
Пусть повода не будет тут,
Чтоб говорить, — довольно если
Без повода молва возникнет.
Не говорю, чтоб вы служили
Одновременно ей, — о, нет,
Так говоря, я был бы низким.
Влюбленный, подавивший ревность,
Чтоб эту допустить возможность,
Бесславье тем бы совершил.
Но говорю, чтоб вы узнали,
Кого из двух предпочитает
И после...
Стой. Ни слова больше.
Деянье низкое — пойти
Спросить у дамы, чтоб сказала,
Кого предпочитает дама.
Один из двух ей будет выбран,
Я или Флор. Так коли я.
Еще в том больше оскорбленья:
Ту любит кто-то, кем я избран.
А если выбирает Флора,
Свирепость высшая есть в том:
Кого люблю — другого любит.,
Итак, излишне знать, что скажет:
Какой ответ мы ни узнаем,
Вернуться к шпагам надо нам.
За честь свою любимый встанет,
Другой искать отмщенья будет.
Согласен, что это мненье
Удостоверено вполне,
Но с дамами, что позволяют
Себя любить и выбирают
Свою любовь. Итак, сегодня
Спрошу о ней ее отца.
И так как мне вполне довольно,
Что вышел я со шпагой в поле,
(И так как, — довод наибольший, —
Мешает как-то биться мне),
Я, Лелий, меч слагаю в ножны.
Меня отчасти убедил ты.
Я мог бы это рассужденье
Проверить доводом своим,
Но верно ты или неверно
В том рассуждаешь, я согласен.
Пойду отца ее сегодня
О ней просить.
Предположив,
Что служите вы оба даме,
И в том ей не грозит опасность, —
Вы оба твердо заявили,
Что добродетельна она, —
Скажите мне, кто эта дама.
Имея в городе влиянье,
Я буду от лица обоих
С ней говорить, чтобы, когда
Отец с ней заведет беседу,
Она уже об этом знала.
Мне нравится, как говоришь ты.
Так кто же это? Ваш ответ?
Юстина это, дочь Лисандра.
Когда о ней вы говорите,
Хваленья ваши были малы.
И благородна, и чиста.
Я к ней немедленно отправлюсь.
Ко мне ее да склонит небо,
Она всегда неблагосклонна.
Да изберет любовь меня,
Венчая лаврами надежду.
Да даст мне рок, чтоб устранил я
Злословия и злополучья.
СЦЕНА 6-я
Вы, ваша милость, расслыхать
Изволили, что господин наш
К Юстине в дом направил путь свой?
Да, сударь мой. А что ж такое,
Что он пошел иль не пошел?
Там вашей милости не место.
А по какой бы то причине?
А потому, что по служанке
Юстины, Ливии, совсем
Я помираю. Не хочу я,
Чтоб видело ее и солнце.
Довольно. Ссориться не буду
Я из-за дамы никогда,
Что быть должна моей супругой.
Такую мысль я одобряю,
И пусть сама она заявит,
Кто нелюб ей и кто люб.
Идем туда с тобою оба,
Пусть выберет.
Тот план прекрасен.
Хоть выберет тебя, боюсь я.
Уверенность имеешь в том?
Да, Ливии неблагодарны[136],
И худшее всегда возьмут.
СЦЕНА 7-я
Себе не в силах утешенья
Придумать я, владыка мой,
Увидев этот грех большой,
И всенародность заблужденья.
Весь город освящает храм,
И лик в нем — в почитаньи строгом,
Который быть не может богом,
Но явственно моим глазам,
Хоть нет свидетельства такого,
Что дьявол там, родник обид,
Из бронзы мертвой говорит.
Такое говоря мне слово,
Юстина, ты, сейчас скорбя,
Вполне похожа на себя.
Как не скорбеть о власти злого?
Трагедия ужасна та,
Что терпит вера здесь Христа.
Скорбеть должна я без сомненья,
Еще бы, я ведь дочь твоя,
И ею не была бы я,
Когда б не знала огорченья.
О, горе мне! Ты мне не дочь,
Юстина! А не то счастливым
Я был бы. Вот я взят порывом,
Из сердца тайна вышла прочь.
И как мне этому помочь?
Что говоришь мне, мой владыка?
Не знаю сам, я так смущен.
Ты так не раз был огорчен,
Не раз внимала звуки всклика
Такого же, как вот теперь.
Но никогда я не хотела
Коснуться тайного предела,
Раскрыть в мое страданье дверь,
Покой твой берегла я, верь.
Но вижу, было заблужденьем
Не постараться распознать,
Что так велит тебе страдать,
Так преклонись к моим моленьям,
Я, тайну выслушав твою,
Не разглашу, а утаю.
Расстанься же с своим мученьем
И сделай вольной грудь свою.
Юстина, тайна то большая,
Боясь влиянья вести злой,
Всегда щадил я возраст твой,
Ее так тщательно скрывая.
Но видя, что способна ты
Теперь сама на рассужденье,
Я, убегая слепоты
И зная, что мое томленье
Есть смертной сени предваренье,
Теперь уж не могу молчать
И долга вижу я свершенье
Той тайны разрешить печать.
И скорби мне отдаться надо,
Чтобы была твоя отрада.
Боязни я полна сейчас.
Я покорю свое волненье.
Окончи же мое смущенье.
Юстина, слушай мой рассказ.
Лисандром я зовусь[137], как знаешь,
Да не дивит тебя нисколько,
Что именем я начинаю
Повествование мое.
Хотя мое ты имя знаешь,
Что обо мне тебе известно,
Как не одно лишь это имя?
Но повесть следует за ним.
Из города того я родом,
Что на семи горах гнездится,
Тот город — каменная гидра,
Имеющая семь голов[138].
Там царства Римского столица,
Приют для христиан достойный,
Лишь Рим заслугу ту имеет.
В том городе родился я,
Родители мои смиренны,
Коль именем смиренных должно
Тех называть, кого наследство
Ряд добродетелей таких.
Родились оба в христианстве,
Благосчастливые потомки
Тех, кто своею красной кровью
Томленья жизни завершил,
Запечатлев триумф над смертью.
Я вырос в христианской вере
И с детства так ей был научен,
Что, на защиту встав ее,
Я жизнь отдам, и многократно.
Был юношей, как в Рим сокрыто
Разумный Александр, наш папа[139],
Пришел — апостольский престол
Занять, и не имел он места,
Где б мог престол тот находиться.
Язычников жестоких ярость,
Чтоб жажду утолить свою,
Кровь мучеников проливает,
И Церковь подлинная ныне
Своих детей лелеет втайне, —
Не потому, что смерть страшна,
Не потому, чтоб строгих пыток
Они боялись, — потому лишь,
Чтобы мятежная суровость
Не истребила сразу всех,
А коль разрушена вся Церковь,
В ней больше никого не будет,
Кто просвещение давал бы
Язычникам, и их учил.
В Рим прибыл Александр, и, тайно
Его увидев, получил я
Благословенье, посвященье,
В достоинство был возведен,
В котором пребывает святость,
И зависти к ней полон ангел,
Затем что средь живущих этим
Отмечен только человек.
Мне Александр дал повеленье
В Антиохию путь направить,
Чтоб проповедовал я тайно
Закон Христа. Покорный, я,
Столь многие пройдя народы,
Путь совершил в Антиохию;
Когда же наконец увидел
С величественных этих гор
Верхи златые гордых башен,
Меня оставило вдруг солнце,
День увлекая за собою,
Мне видеть дав лицом к лицу
Замену солнечную, звезды,
Как бы в залог того, что скоро
Оно придет меня увидеть.
Но с солнцем путь я потерял
И, горестно во тьме блуждая,
В извилинах и скал и чащи,
Себя увидел в месте скрытом,
Где пряди трепетных лучей,
Что изливал живой тот факел,
Невидимы для зренья были
Что было там листвой зеленой,
То стало мраком смутных туч.
Я там решил дождаться солнца
И, дав простор воображенью,
Что столь законен для мечтанья,
С уединением я вел
Многоразличные беседы.
Так пребывал я, — вдруг раздался
Чуть слышный возглас, — вздох неясный,
Едва был эхом донесен,
И, где возник, туда вернулся.
Все чувства обратил я к слуху
И с большей четкостью услышал
Дыханье слабое и вздох,
Немой язык печальных сердцем,
Единственный, что им дарован.
То стон был женщины, и тотчас,
Тот покрывая слабый вздох,
Раздался голос человека,
Вполголоса сказал мужчина:
"На крови самой благородной
Пусть будет первое пятно
Моей рукою стерто лучше,
Чем если умереть должна ты
В руках у палачей презренных!
Прерывисто ему в ответ
Несчастная так говорила:
"Хоть над своею кровью сжалься,
Когда меня ты не жалеешь!"
Я к ним приблизиться хотел,
Дабы жестокость не свершилась,
Но я не мог, умолкли звуки,
И лишь мужчину увидал я,
Он удалялся на коне.
Но жалости моей магнитом
Опять возник тот голос слабый
И лепетал, стонал, рыдая,
И, замирая, говорил:
"Я мученицей умираю,
Невинною и христианкой!"
Как на звезду, пошел на голос
И быстро я дошел туда,
Где женщина боролась с смертью
Во тьме, где смутно было видно.
Едва мою услышав поступь,
С усильем молвила она:
"Вернись, кровавый мой убийца,
Не дай мне и минуты жизни!"
"Не тот я, — говорю в ответ ей, —
Случайно я пришел сюда,
Но, может быть, ведомый небом,
Чтоб вам помочь в беде великой!"
"...Уж невозможно, — отвечала, —
Мне состраданием помочь,
Жизнь истекает с каждым мигом,
Но пусть благоволенье ваше
В несчастной этой сохранится,
Которой небом суждено,
Родившись из моей могилы,
Наследовать моим несчастьям!"
Последний вздох свой испустила,
А я увидел...
СЦЕНА 8-я
Господин,
Купец, которому ты должен,
Пришел за деньгами, с ним власти,
Сказала, что тебя нет дома.
Скорее выйди в эту дверь.
О, как огорчена я этим!
Тебя прервали в то мгновенье,
Когда я всей душой внимала
Повествованью твоему.
Но уходи теперь, владыка,
А то тебя увидят власти.
О, горе, сколько огорчений
Претерпеваешь от нужды!
Я слышу там шаги. Конечно,
Они приходят.
Нет, другие.
То Киприан.
Чего же хочет
Здесь Киприан?
СЦЕНА 9-я
Лишь вам служить.
Увидя, что отсюда власти
Выходят, я, подвигнут дружбой,
Соображая о Лисандре...
(Во мне смущенье)... может быть...
(Какой по жилам сильный холод!)
Служить вам в чем-нибудь могу я...
(О, нет, не холод, это пламень!)
Вас небо да хранит века!
Отцу благоволенье ваше
Почетно, также как и важно.
Всегда готов вам быть слугою.
(Но что смущает мой язык?)
Он вышел и его нет дома.
Тогда сказать сейчас могу я,
Что, госпожа, меня приводит:
Причину я уже сказал,
Но не единственная это.
Итак, чего же вы хотите?
Я буду краток и хочу я,
Чтоб вы услышали меня.
Исполненная чар Юстина,
Краса людского естества
В вас знак являет божества,
Меня единая причина
Сюда приводит в этот час,
Чтоб ваш покой лелеял вас.
Но видите, в том тирания,
Что берегу я ваш покой,
А нарушаете вы мой,
И пытки здесь терплю такие.
Был Лелий так любовью взят,
(Он в том имеет оправданье!)
И Флор любовью так объят,
(Понятно это состоянье!)
Что оба, — этот, как другой, —
Друг друга быстрою рукой
Убить хотели. Во вниманье
(О Боже!) к вам, им помешал.
Я зло умножил, не исправил:
Других от смерти я избавил,
Но в вас я смерть мою снискал.
Во избежание злословии,
От них двоих пришел сюда,
(Не приходил бы никогда!)
Чтоб во вниманье к их любви
Судьей вы были их забот,
Решили, этот или тот
Способен в вас будить не гневность.
Но мне за что подобный гнет?
Их чувств хочу свести я счет,
А вы даруете мне ревность.
Так, госпожа, свожу к концу:
Хочу я, чтобы вы сказали,
Кого из двух (о час печали!)
Избрали, — к вашему отцу
Тогда придут (о я несчастный!),
Чтоб все решил он мыслью властной.
Вот притязания мои.
Но только знайте (я сгораю!) —
Несправедливо (умираю!),
Чтобы ходатайство свое
Я выполнял за их мученье,
За их любовь, а в то мгновенье
Я сам бы чувствовал ее.
Бесчестное то предложенье
Так озадачило меня,
Что сразу онемела я
И вдруг лишилась рассужденья.
Что означает эта речь?
Я повод не давала Флору,
Ни Лелию, дабы позору
Таких мне подвергаться встреч.
И видя, как я к ним сурова,
Понять могли бы вы пример,
Чтоб избежать подобных мер,
Не строя здесь такое слово.
Коль был бы вами, кто любим,
Я, на вниманье притязая,
Явился б низким и дурным,
Во мне была бы страсть слепая.
Но вас скалою твердой зная
И зная, что волна шумит,
А вы пред нею, как гранит,
Себя другими не карая,
Я вас люблю, и никаких
Себе примеров в тех двоих
Не нахожу. Какое слово
Я Лелию снесу?
Чтоб он
В себе рассеял этот сон,
Я много лет к нему сурова.
А Флору что?
Чтоб в стороне,
Вдали держался он.
А мне?
Чтоб ваша страсть была скромнее.
Но страсть любви есть Бог.
Для вас
В ней больше силы в этот час?
Да, этот бог во мне сильнее.
Ответ дала (как дать яснее?)
Для Флора, Лелия и вас.
СЦЕНА 10-я
К вам, госпожа, мы за ответом.
К вам за ответом, госпожа.
Вниманьем вашим дорожа,
Мы оба ждем.
Что скрыто в этом?
Чего хотите?
Мы хотим
Сказать, что оба вас мы любим,
Еще минута — и погубим
Друг друга, сразу истребим.
Но, городских бежа злословии,
Скажите, кто из двух любим
Иль может ожидать любви?
Настолько я огорчена,
Что так со мной вы говорите,
Что потеряла все я нити,
Нет разума, я смущена.
Чтоб одного я выбирала?
Мое страданье таково?
И так терпеть! Я — одного!
Ума во мне настолько мало,
И так слаба душа моя,
Чтоб не двоих избрала я?
Двоих в одно и то же время?
Тебе не будет в этом бремя?
Нет, женщины, — скажу я вслух, —
Мы переварим сразу двух.
И будешь в этом ты счастливой?
Какая глупость — повторять!
Могу любить, любить опять,
Я честно...
Как?
Альтернативой.
Альтернатива? Это что ж?
А каждый ты — свой день возьмешь.
Так, я сегодня выбираю.
Не спорю с прихотью твоей:
День будет завтрашний длинней.
Так как бы ни было, а знаю,
По Ливии я помираю,
И нынче Ливия моя.
И этим очень счастлив я.
Я, ваша милость, вам известен.
Что утверждаешь? Заключай.
Я заключил, что, как я честен,
Двенадцать бьет, и ты прощай.
СЦЕНА 11-я
Чуть только ночь объята мраком,
Покров распространился черный,
Как я до этого порога
Молиться сердцем прихожу.
Хоть Киприан сумел сегодня
Сдержать стремившуюся шпагу,
Но не сдержал он этим чувство,
Возможно ль чувства задержать.
Пусть здесь заря меня находит.
Когда не здесь, я мучусь буйно,
В других местах себя я вижу
Вне средоточья моего.
О, пусть любовь зарю торопит,
От Киприана жду ответа,
Гадаю, будет ли в нем счастье,
Или опасность и печаль.
Какой-то шум в окне я слышу.
Какой-то шум там на балконе.
СЦЕНА 12-я
Оттуда вышел кто-то смутный.
Кого-то вижу средь теней.
Дабы преследовать Юстину,
Как это я намереваюсь,
Ее дерзну я так ославить.
Несчастный! Что я вижу здесь!
Злосчастный! Что здесь взор мой видит!
С балкона устремился книзу
Неявственный какой-то призрак.
Из дома вышел человек.
О, ревность, дай мне жить, покуда
Я не узнаю, кто он, этот.
Узнаю, кто он, и проверю,
Кто счастие мое украл.
Не только я теперь Юстину
Ославлю[140], но затею ссоры
И вместе вызову убийства.
Раскройся предо мной, земля,
Дабы глаза их усомнились.
СЦЕНА 13-я
Кто бы ни были вы здесь, достойный,
Но кто вы, я узнать решился,
И с этой целью прихожу.
Так отвечайте же мне, кто вы.
Коль оттого ваш гнев отважный,
Как тайно служите любви,
Так я скажу, что мне важнее
Узнать, кто вы, — в вас любопытство,
Во мне же ревность. Бог свидетель,
Узнать, кто в доме господин,
Я должен, — кто в такое время,
Спускаясь с этого балкона,
Уносит то, о чем скорблю я,
Томясь у этого окна.
Прекрасно выдумано это.
Мне приписать бесславье чувства
И счесть, что я, не вы, преступный.
Кто вы, я должен знать теперь.
Того хочу теперь убить я,
Кто ревностью меня убил здесь,
Спускаясь с этого балкона.
Как глупо так пытаться скрыть
Любовь, которая открыта.
Напрасно языком стараться
Узнать, что сталь узнает лучше.
И сталью отвечаю я.
Я должен знать и я узнаю,
Кто стал любовником Юстины.
Или умру или узнаю,
Кто вы. Решился я на то.
СЦЕНА 14-я
Прошу сдержаться благородных,
Коль может обязать к тому вас,
Что вовремя сюда я прибыл.
Никто не вынудит меня,
Чтоб я намеренье оставил.
Флор?
Да, когда держу я шпагу,
Свое я не скрываю имя.
Так пусть умрет обидчик твой.
Я за тебя.
Вас всех я меньше
Боюсь, чем одного боялся.
Ты, Лелий?
Я.
Не за тебя я.
Я должен встать меж вас двоих.
Что здесь такое? Должен дважды
В один я день ваш спор окончить?
И этот раз последним будет.
Когда узнал я, кто любим
Юстиной, больше нет надежды
И помыслов нет ни малейших.
Коль ты не говорил с Юстиной,
Прошу тебя, не говори:
Мое несчастье и обида
Не могут говорить, узнавши,
Что втайне Флор возлюблен ею.
С того балкона он сошел,
Где то он взял, что я теряю.
Любовь моя не столь бесславна,
Чтобы она любить хотела,
Когда я ревность подтвердил
Разубеждением столь явным.
Постой!
СЦЕНА 15-я
За ним идти не нужно.
(Я умер, это услыхавши.)
Когда он вправду потерял
То, что нашел ты, и когда он
Предать забвенью это хочет,
Не доводи его страданье
До завершенного конца.
И ты и он одновременно
Меня доводите до края.
И от меня, прошу, с Юстиной
Не заводи ты разговора.
Хоть за ее пренебреженье
Хочу, ценой обиды явной,
Отмстить, — утратил я надежду,
Что буду ей принадлежать.
Упорствовать неблагородно,
Когда свою проверил ревность.
СЦЕНА 16-я
(Что это, небо? Что я слышу?
Один к другому в тот же миг
Одну испытывают ревность?
А я ревную к ним обоим?
Недоуменные, здесь оба
В ошибку впали. Им двоим
Моя признательность за то, что
Свои отвергли притязанья.
И радуюсь я тем несчастьям,
Я утешенье вижу в них
Моей тоске.) Москон, назавтра
Мне приготовь наряд роскошный.
Кларин, неси мне тотчас шпагу
И перья. Для любви всегда
Услада — видеть, что блестяще.
Уж книг я больше не желаю,
Пусть утверждают, что обычно
Врагиня гения любовь.
ХОРНАДА ВТОРАЯ
СЦЕНА 1-я
(Куда, куда меня влечете,
Высокие мечты мои?
Ведь вы в безумном забытьи.
Лишь к заблуждениям идете.
До неба дерзкий ваш полет,
Высокомерные усилья,
Мгновенно вы, сломивши крылья,
В провал срываетесь с высот.
Юстину видел... Сон без меры.
О, никогда бы я не страдал
И никогда бы не видал
Тот чистый свет четвертой сферы!
Она — желание двоих,
Враждою связаны те двое,
Я ревностью лишен покоя
Вдвойне, и бед мне ждать каких?
Лишь знаю — ярость подозренья
Меня свергает по скале,
От мглы отказа — к большей мгле,
Из тьмы обиды — в оскорбленье.
И я не знаю ничего,
Лишь одного хочу — Юстины,
Она мне жизнь и свет единый,
О, небо, в ней венец всего!)
Москон!
Что господин желает?
Узнай, Лисандра нет?
Сейчас.
Я в дом войду на этот раз!
Москон там нынче не бывает.
Вот скука. Это почему?
Всегда упрямство своеволья.
Что это значит?
Для раздолья
Сегодня быть там не ему.
Охотно это порученье
Я выполню, но не Москон.
Туда пойдет лишь завтра он.
Что за причуда измышленья?
Еще упрямствует притом.
Ни он, ни ты. Мне все едино.
Здесь свет являет свой Юстина.
Приходит с улицы в свой дом.
СЦЕНА 2-я
Беда! и как здесь быть мне с нею?
О, Ливия, там Киприан.
(Хоть ревностью я обуян,
Но лучше скрыть, как пламенею,
И ждать, проверку сторожа.
Лишь как люблю ее, скажу я,
Коли смогу, душой ревнуя.)
Я не напрасно, госпожа,
Переменил свою одежду:
Хочу я быть слугою вам
И к вашим я несу ногам
Мою покорность и надежду.
Так да смогу отныне быть,
Коль может умолять томленье:
Служить вам дайте позволенье,
Коль не даете вас любить.
Я вижу, господин, что тщетны
Мои разуверенья к вам...
О, я взываю к небесам!
Стремленья ваши безответны,
Прошу, чтоб мир забвенья дан
Был мне, и вижу, что напрасно.
Зачем, когда я безучастна,
Меня искать вам, Киприан?
Ищите дни меня, недели,
Года, столетья — все равно
Надежды вам не суждено,
Одной достигнете вы цели:
Ни в чем я вам не уступлю,
И так мое решенье строго,
Что я до смертного порога
Вас, Киприан, не полюблю.
Мне упованье в том, и верьте:
Коль в смерти свет любви, так срок
Мне до блаженства недалек,
И, близость чувствуя, я к смерти.
Мне этот договор подстать,
И сердцем льну к тому условью:
Так начинайте же с любовью,
Уже я начал умирать.
СЦЕНА 3-я
Покуда здесь с самим собою
Мой господин ведет совет,
И как живой стоит скелет,
Любовной поглощен борьбою,
Приди в объятия ко мне,
О, Ливия!
Прошу терпенья.
Минуту дай для рассмотренья,
Он твой ли, этот день вполне.
Во вторник нет, а в среду можно.
Какой тут счет? Молчал Москон.
Быть может, что ошибся он,
Я правой быть должна неложно.
Так если ум мой дорожит
Размерной правдой поведенья,
Должна давать я без сомненья,
Что каждому принадлежит.
Но говоришь ты справедливо,
Сегодня день, конечно, твой.
Так обнимись скорей со мной.
И буду в этом я счастливой.
Эй, ваша милость, пламя дня,
Моя царица дорогая!
Заметь, столь страстно обнимая:
Так завтра обними меня.
Излишне это подозренье,
Такая не придет беда,
Чтобы кому-нибудь когда
Да не дала я утоленья.
Обняться вовсе мне не лень,
И быть чрезмерной не желая.
Я справедливо обнимаю,
И обниму тебя в твой день.
СЦЕНА 4-я
Вне глаз моих по крайней мере.
Какая же в том есть беда?
Девица не моя ведь? Да?
И значит тут мне нет потери?
Нет.
И вреда мне значит нет.
И следственно здесь, ваша милость,
Впадать не нужно мне в унылость:
Раз день не мой, так нет и бед.
Но господин наш в обомленьи.
К нему приближусь. Примечай.
Я тоже встану ближе.
Ай!
В таком, Любовь, мне быть сомненье!
Ай, горе мне!
Ай-ай, и мне!
Как вижу, здесь страна такая:
Здесь море с островом Ай-ая,
И мы вздыхаем в той стране.
Сейчас вы оба тут стояли?
Клянусь, что да!
Еще бы нет!
Пусть я дойду до грани бед.
В подобный был ли кто печали?
СЦЕНА 5-я
Куда мы держим путь, Москон?
Когда дойдем, тогда узнаем,
Но только за город шагаем.
Так значит бесполезный он,
Тот путь, — нам ныне чужды знанья.
Кларин, ступай домой.
А я?
Туда дорога и твоя.
Уйдите оба.
Нам изгнанье.
СЦЕНА 6-я
О, память к смутному спеша,
Так не влеки в воображенье,
Не то возникнет убежденье,
Что здесь другая есть душа,
Ведущая меня с собою.
Меня мой идол облепил,
И я мечтой погублен был,
Я весь захвачен красотою,
И созерцал я божество.
Среди бессонных заблуждений
И утомительных сомнений
Я знаю, я люблю кого,
Не знаю я, кого ревную.
И страсть — того не утаю —
Влечет настолько мысль мою,
Терплю такую пытку злую,
Что вот я размышляю вслух,
(И горе! Это недостойно!)
Настолько все во мне нестройно,
Что если б дьявольский здесь дух
(И самый ад я вызываю)
Явился, — душу я мою
За женщину ту предаю,
Чтоб ей владеть.
СЦЕНА 7-я
Я принимаю!
Что приключилось? Небеса
Безоблачны, — и в тучах их краса?
И день слабеет в обомленьи.
Раскаты грома, молнии в гореньи,
Из средоточия небес
Взорвались ужасы средь облачных завес.
В венце из туч и лес мохнатый,
Что горные украсил скаты.
Весь горизонт на север и на юг,
Одна горящая картина, адский круг,
В тумане солнце, воздух — дымы,
Огни в лазури там, они неисследимы.
О, мудрость. Я тебя оставил уж давно,
Откуда это все, мне ведать не дано.
Воображенью даже море
Является в разрывном споре,
Оно развалина, что мчится в облаках,
Как хлопья перьев на ветрах,
Как пепел, пена улетает.
Корабль на море погибает,
Вот в море не вместится он,
И пристань для него не пристань, а урон,
В нее он тоже не вместится,
Там суждено ему разбиться.
Там вопли, страхи, стоны, крик,
И образ гибели возник,
И если медлит час кончины,
Смерть достоверна там, где в бешенстве причины.
И не в стихиях лишь одних
Явленье знамений таких.
Не только небо из лазури
Решила прихоть этой бури.
Не в море лишь одном война.
Вот к кораблю скала идет со дна,
Чтоб он споткнулся, — он разбился,
И пенный облик волн весь кровью обагрился.
Мы гибнем! Мы идем ко дну!
Я на доске пройду волну.
Достигну суши я, чтобы достать до цели.
Там в водном бешеном пределе,
Смеясь над яростью пучин,
До суши человек один
Плывет, а между тем корабль средь водных склонов,
Ища прибежища тритонов,
В закрученный водоворот
Нырнул, в незримости плывет.
(Чтоб некое свершилось чудо,
Я на сафировых полях
Был должен выявить тот страх
Средь ужасающего гуда.
Ему иной явлю я вид,
Чем тот, в котором я являлся,
Когда с ним в мудрости сражался,
Не зная, что меня затмит.
Иду я новою войною,
И мне поможет в битве вновь
Его же ум, его любовь.)
О мать — земля, тебя родною
Зову, так помоги же мне,
С чудовищем я бился гневным.
Забудь о горе том плачевном,
О грозной позабудь волне,
Заметь, что прочного нет счастья
Ни для кого здесь под луной.
Кто ты? Так говоря со мной,
Желанность мне даешь участья.
Я тот, кто, пожалев тебя,
Теперь желает облегченья
Тебе от тяжкого мученья,
Чтоб отдохнул ты, не скорбя.
В том невозможность, чтобы знал я
Усладу отдыха. Всегда
Со мною быть должна беда.
Как так?
Свое все потерял я...
Но тщетна жалоба моя.
Пусть вступит жизнь в свое теченье,
Воспоминаниям — забвенье.
Землетрясения уж я
Не ощущаю, стихла буря,
И мрак небес не бороздит,
Хрустальный и спокойный вид
Они являют, лик не хмуря,
Так быстро все произошло,
Что в этом явно указанье:
Корабль погиб здесь в воздаянье
За что-то, — и опять светло.
И так как я тебя жалею,
Скажи мне, кто же ты такой?
Я ведал больше пытки злой,
Чем рассказать сейчас сумею.
И это меньшая беда,
Что ты здесь видел пред собою.
Я мучим грозною судьбою.
Ты хочешь знать об этом?
Да.
Так если знать об этом хочешь,
Я эпилог, я изумленье
Безмерных счастий и несчастий,
Я — тоскование потерь.
Я столь блестящим был по виду,
Столь героическим по блеску,
Столь благородным по рожденью,
Столь в разуме проникновен,
Что, верь (он между всех великий,
Боятся все, когда он гневен),
Пленившись свойствами моими,
В своем сверкающем дворце,
Где средь алмазов гиацинты,
(И ежели промолвишь звезды,
Чрезмерностью не будет это),
Меня избрал из всех других
Своим любимцем, и настолько
Я опьянен был предпочтеньем,
Что вознамерился надменно
Я царский захватить престол
С его красою золотою.
Была в том варварская дерзость,
Я это вижу после кары.
Я как безумный поступил,
Но, коль раскаиваться стал бы,
Я был бы в том еще безумней.
Отдавшись смелому хотенью,
В своем упрямстве я скорей
Низвергнусь в пропасти отважным,
Чем сдамся, уступая страху.
И пусть я был высокомерным,
Я в дерзости был не один,
Из подданных его немало
Ко мне своей склонились волей.
Его придворною дружиной
Я наконец был побежден,
Хоть частию был победитель,
И я пошел, стремя отраву —
Я ртом своим, и силой взора,
И проповедовал я месть,
Глубоко затаив обиду,
В его рядах я сеял смерти,
И грабежи, и оскорбленья.
В обширных пастбищах морей
Я проношусь, пират кровавый,
Следя, как аргус, за судами[141],
Как рысь ища камней подводных
На том проворном корабле,
Что ветер разметал как перья,
На корабле, что в море скрылся
И ни пылинки не оставил,
По тем путям из хрусталя
Я пробегал, исполнен жажды,
Был горный лес обыскан взглядом,
Ствол за стволом, за камнем камень,
Внимательно я проследил,
Там человек, его мне нужно,
Он слово дал, и это слово
Я получил, хочу свершенья.
Внезапно грянула гроза,
И если мой волшебный гений
Мог обуздать одновременно
И северный и южный ветер,
Отчаявшись, я не хотел,
Другим причинам повинуясь,
Их сразу превратить в зефиры.
(Хоть мог, не захотел, сказал я:
Ловушка гению его,
Он тотчас волшебства захочет.)
Не удивляйся на досаду,
Не удивляйся и на чудо:
Такой владеет мною гнев,
Что я убить себя хотел бы,
А что до чуда, силой знанья
Я солнце побледнеть заставлю.
Настолько силен в волшебствах,
Что роспись я шарам небесным
Веду, и ими я владею,
Я обошел их шаг за шагом,
Черту отметил за чертой.
И чтоб тебе не показалось,
Что хвастаюсь я без причины,
Вот в это самое мгновенье
Взгляни, коль хочешь ты того:
Тот грубый лес, Немврод скалисты,
Что спутаннее Вавилона[142],
Перед тобой разнимет недра,
Не потеряв своих листов.
Так вот каков я, гость — хозяин
Тех ясеней, тех ольх ветвистых,
И, пусть такой владею силой,
Я падаю к твоим ногам,
О помощи к тебе взывая.
И если мне ее окажешь,
За то, что у тебя куплю я,
Ценою знаний, дам тебе,
Имея в том обильный опыт,
Твоей предоставляя воле,
(Его любви я тем касаюсь.)
Все то, чего хотенье ждет,
Чего ты жаждешь и желаешь.
И если это предложенье
Из вежливости или страха
Ты не решаешься принять,
Мои намеренья прошу я
Счесть не пустыми лишь словами:
За то, что выразил ты жалость,
(За это я благодарю)
Твоим я буду другом верным,
И ни чудовище измены,
Которое судьбой зовется,
Любви успех и неуспех,
То скрягой кажется, то щедрой,
Ни время, тот магнит столетий,
Что вечно носится кругами,
Свою осуществляя цель,
Ни небо дома, нет, ни небо,
Чьи звезды лучший праздник мира,
Не смогут на одно мгновенье
Меня с тобою разлучить,
С тобой, что здесь моя защита.
И это все чрезмерно мало,
Коли сумею я достигнуть
Того, что хочет мысль моя.
Могу сказать — благодарю я море
За то, что в его просторе
Потерян был и прибыл в этот лес,
А твой корабль в волнах исчез.
Ты дружбу здесь мою узнаешь,
Коль гостем быть моим желаешь,
Итак, иди теперь со мной,
И будешь друг ты верный мой!
Мой дом в твоем распоряженьи.
Я твой — и в том твое хотенье?
Тебе объятие я дам,
И дружба наша свет векам.
(О, если б я того достиг
И в магию через него проник.
Коль ей меня научит он, тогда бы
Я частью отдохнул, любовь смягчить могла бы,
Мое страданье. Или чрез волшебство
Моя любовь достигла бы всего,
Прекрасной цели всех мучений,
И бешенства, и разъярений.)
Любви и гению уж он отдаться рад.
СЦЕНА 8-я
Ты жив, наш господин?
Учтивость невпопад.
Твоя поспешность здесь напрасна:
Ведь жив, ты видишь слишком ясно.
Мой стиль, согласен, пышным был,
Являя торопливый пыл,
Но в этом доблестность лакея
О чуде справиться скорее:
Ведь молниями лес изборожден.
Ты видишь, что спокоен он?
Мои служители! Зачем сюда идете?
Заботу приложить к твоей заботе.
Весьма веселый нрав у них.
Всегда со скукой глупостей своих.
Кто этот человек, скажи нам?
Мой гость.
Гость с нашим господином?
Зачем нам принимать гостей?
Не видит он всей доблести твоей.
Прав господин. А ты — наследства здесь лишился?
Наследства — нет, но гость, пожалуй, к нам вселился
На год, а может и на два,
Такая у него, как вижу, голова.
Откуда это заключаешь?
А разве поговорку ты не знаешь?
Когда проходит скоро гость,
Так говорят: "Тут не бывала злость.
Немного будет в доме дыма".
А этот...
Говори.
Он не пройдет так мимо.
Что ж именно?
Уж будет в доме дым.
Чтоб был конец страданиям твоим,
И отдых был от гнева моря,
Иди со мной.
Иду, не споря.
Хочу, чтоб отдохнул скорей.
И смерти я хочу твоей.
Мой замысел вполне удался,
И я теперь с тобой остался,
Я подожду еще, а там
Я за Юстиной по пятам.
Не знаешь мысль мою?
Какую?
А ту, что в бурю грозовую
Взорвался где-нибудь вулкан,
И серным духом воздух пьян.
Не оттого ль, что гость прошел здесь по дорожке?
Плохие, верно, ест лепешки.
А также и еще причину вижу тут.
В чем именно?
А у него растут
Нарывы скверные, и бедный кабальеро
Намазался, а это зелье — сера,
Без примеси целебных трав.
Ну, в этом ты, пожалуй, прав.
СЦЕНА 9-я
Так в этой улице ты снова?
Причину я не утаю:
Я жизнь здесь потерял мою.
И выхода ищу другого.
О, если бы моя любовь
Мне жизнь мою вернула вновь!
У дома ты стоишь Юстины.
И в этом есть свои причины:
Что в том, когда решился я
Любовь мою явить полнее?
Коль ночью здесь другой смелее?
Быть может, днем тоска моя
Найти сумеет утоленье.
Уйди, войти мне, без сомненья,
Удобней будет одному
В ее заветную обитель.
Отец мой, знаешь ты, правитель
Антиохии. Потому
Могу я бешенством упиться,
И в этом яростном бреду
К Юстине смело в дом войду,
Пусть оскорбленье разъяснится.
СЦЕНА 10-я
Да, Ливия. Но кто вошел?
Я.
Это что ж еще такое?
И поведенье столь слепое
Ты, господин, уместным счел.
Когда я ревностью терзаюсь,
Во мне пожар, и я горю.
Я только это говорю,
Твоей я чести не касаюсь,
С любовью кончился почет.
Но как же смеешь, дерзновенный...
Я в бешенстве.
Входить...
Я пленный,
И ревность мучает и жжет.
Сюда...
Я гибну, осужденный.
И твой не замечает взор,
Что создаешь ты здесь позор?
Уже он есть, и уличенный.
Что, Лелий, скажут обо мне?
Юстина, в том заботы мало.
Ты лучше с тем бы размышляла,
Кто здесь в полночной тишине
Спускался с этого балкона.
Я знаю низости твои,
И на искания мои
В тебе суровость — оборона.
Но рассуждает тут не честь,
А только то соображенье,
Что здесь другое увлеченье,
И у тебя желанный есть.
Молчи, молчи, ни слова боле.
Кто смеет в доме так моем
Быть дерзким в помысле своем?
Ты слеп? У гнева ты в неволе?
Воображаемых химер
В себе построил ты скопленье
И светов ищешь ты затменья,
Которым солнце не пример?
Чтоб в доме у меня мужчина...
Да.
Через мой сошел балкон?
Ты видишь, как я угнетен?
Так в том ответ тебе, Юстина.
О, честь, вступись же за себя!
СЦЕНА 11-я
Две цели пред собой имея,
Я к ним иду и, свирепея,
Здесь имя честное губя,
Создать позор велю я чарам:
Влюбленный тот совсем ослеп,
Так для продления судеб
Я страсть его зажгу пожаром.
Сейчас пред ним средь бела дня
Явлюсь и скроюсь вдруг, мелькая,
Как бы от страха убегая.
Убить приходишь ты меня?
Нет, умереть.
Что видишь снова,
Что так бледнеешь?
Вижу я,
Как вся обманчивость твоя
Внезапно вырвалась из крова.
Опять ты скажешь мне, что лгу,
Что измышляю оскорбленья.
Вот в это самое мгновенье
Мужчина вышел, но к врагу
Он не пошел, и вновь там скрылся.
Ты видишь в воздухе обман.
Мне довод превосходный дан!
Сперва ты ночью усомнился,
Теперь теней ты ищешь днем.
Тут есть ли что, иль только тени,
Но правды или привидений
В покое поищу я том.
Пусть в это самое мгновенье
Тем оскорбляет он меня,
Развеется при свете дня
Его ночное привиденье.
СЦЕНА 12-я
Юстина!
Вот еще несчастье,
Что будет, если Лелий выйдет
И встретится сейчас с Лисандром!
Мои несчастья и тоску
Я прихожу делить с тобою.
Скажи мне, что с тобой? Печали
И недовольства ты исполнен.
Тут сердце рвется пополам.
Рыданья голос пресекают.
Теперь я вынужден поверить,
Что ревность создает виденья,
Тот человек, что предо мной
Возник, — его нигде не видно, —
И скрыться некуда.
Помедли,
Не выходи оттуда, Лелий,
Пока здесь будет мой отец.
Я подожду, чтобы ушел он,
Я излечился от страданий.
О чем ты плачешь и вздыхаешь?
Какое горе, господин?
Великую печаль имею
И беспримерную заботу:
Жестокость — кровью злополучных
Смыться хочет до конца.
К правителю властитель Деций
Прислал декрет[143]... Сказать не в силах.
Кто видел большее несчастье?
Лисандр, скорбя за христиан,
О них со мной ведет беседу,
Не знает, что услышит Лелий,
Он сын Правителя.
Юстина...
Прошу тебя, не говори,
Твое волнение чрезмерно.
Пусть все в рассказе повторю я,
С тобою говорить мне отдых.
Он в том декрете повелел...
Не продолжай. Несправедливо,
Чтоб ты свою так мучил старость.
Когда сочувствия ищу я
Тем чувствам, что во мне горят
И, мысль терзая, убивают,
И о декрете сообщаю,
О жесточайшем, что над влагой
Родился Тибра, тот хрусталь
Избороздив строками крови,
Не хочешь ты меня услышать.
Иначе ранее, Юстина,
Таким внимала ты вестям.
Владыка, времена различны.
Не все я слышу, из беседы
Доносятся одни обрывки.
СЦЕНА 13-я
В ком ревность, может он придти,
Об уваженьи не заботясь:
Где лицемерна добродетель,
Разоблаченье пусть возникнет.
Но тут отец ее сейчас.
Пожалуй, подождать придется.
Кто в дом ко мне сейчас приходит?
(Уйти тайком мне невозможно,
Придумать нужно что-нибудь)
Я здесь...
Зачем в моем ты доме.
Коль дашь на то мне разрешенье,
Пришел я говорить с тобою
О важном деле.
Сжалься, рок!
Я в затруднениях чрезмерных.
Что повелишь?
Что мне измыслить,
Чтоб выпутаться?
В дом к Юстине
Совсем свободно входит Флор.
Коль ревность та была напрасна,
На этот раз есть основанье.
Ты весь в лице переменился.
Ты этому не удивись,
Я прихожу к тебе с советом,
Касается твоей он жизни.
Врага имеешь ты, который
Тебя замыслил погубить.
(О том известно, верно, Флору,
Что я христианин, и хочет
Меня он от беды избавить.)
Все расскажи мне точно, Флор.
СЦЕНА 14-я
Там, господин, тебя Правитель
Велел позвать, он ждет у входа.
Мне лучше подождать с рассказом:
(Измыслю что-нибудь пока.)
Тем временем ты с ним простишься.
Весьма ценю твою учтивость
И буду здесь через минуту.
СЦЕНА 15-я
Так это — добродетель та,
Что даже самый легкий ветер,
Который лаской пролепечет,
Считает тяжким оскорбленьем?
Как потеряла ты ключи
От дома твоего и чести?
Флор, воздержись от оскорблений
И грубо так не покушайся
На ту, чье имя в чистоте.
Сиянье солнца превосходит.
Хвастливость эта опоздала,
Я знаю, кто к тебе свободно
Являться может...
Смеешь так
Мне говорить?
Вон тем балконом...
Ни слова больше.
Что до чести...
Так обращаться со мною?
Кто лицемерен в чистоте,
Тот не заслуживает больше.
Так Флор там не был на балконе.
Другой любовник тут, конечно,
Коль не был там ни я, ни он.
Ты знатной крови, благородных
Не оскорбляй словами женщин.
Как женщиною благородной
Ты можешь называть себя,
Когда к объятьям допускаешь
И выпускаешь чрез балконы.
Тебя завоевал он властью,
Правитель у него отец,
Антиохии повелитель,
И ты увлечена тщеславьем...
Речь обо мне.
Не обращаешь
Вниманья своего на то,
Что недостатки властью скрыты
Происхожденья и привычек,
Однако...
Флор, ни слова больше.
Когда отсутствую, меня
Не оскорбляй. В том свойство трусов —
Соперника чернить словами.
Я выхожу, чтоб замолчал ты,
И стыдно мне, что столько раз
С тобой вступал я в поединок,
А не убит ты и доселе.
Кто без вины бывал в подобных
Опасностях?
Все, что сказал
В твое отсутствие, скажу я
Перед тобой, и правда — правда.
Стой, Лелий! Флор, что хочешь делать?
Отмщение найду я там,
Где я услышал оскорбленье.
Там, где сказал свое я слово,
Его поддерживать я буду.
Спасите, небеса, меня
От столь великих затруднений!
Я покарать тебя сумею.
СЦЕНА 16-я
Остановитесь!
О, несчастье!
Что здесь такое предо мной?
Но эти шпаги — указанье,
Мне больших сведений не нужно.
О, я несчастная!
О, горе!
Владыка...
Лелий, замолчи.
Ты сын мой и затеял смуту?
Ты, опираясь на влиянье
И на мое благоволенье,
В Антиохии сеешь рознь?
Заметь, владыка...
Взять обоих.
Да исключения не будет,
Ни преимуществ знатной крови,
Когда вина, вина для всех.
Пришел, ревнуя, удаляюсь
С обидой.
Боль приходит к боли.
Их в разных поместить темницах,
Под стражей содержать в тюрьме.
А вы, Лисандр, как вы способны
Терпеть, чтобы пятно такое
На качествах благих возникло?
Да не обманывает вас
Такая видимость. Юстина
Той ссоре вовсе непричастна.
Хотите вы меня уверить,
Что здесь в неведеньи она?
Тут юноша, она красива.
В опасности такой сдержусь я,
Чтоб не сказали, что пристрастен,
Я здесь судья и я истец.
Но потеряли стыд вы вовсе,
И знаю, что еще дадите
Мне повод (и его желаю)
Сполна для всех разоблачить
Обманчивую добродетель
Явленьем низостей правдивых.
СЦЕНА 17-я
Моим пусть словом будут слезы.
Не время более для слез.
Как дурно я, Юстина, сделал
В тот день, когда тебе задумал
Поведать я, как родилась ты.
Не говорил бы никогда,
Что ты на берегу потока
В лесу была рожденьем трупа.
Я...
Мне не нужно объяснений.
Свидетель небо за меня.
Свидетельство приходит поздно.
Нет срока, чтоб истек он поздно.
Для наказанья преступлений.
Для правды, чтоб ее явить.
За то, что видел, осуждаю.
Тебя за то, что ты не знаешь.
Оставь меня, я умираю.
У ног твоих вся жизнь моя.
СЦЕНА 18-я
С тех самых пор, как я с тобою,
Все время здесь печален ты.
В глубокой горести черты,
Лицо отмечено тоскою.
Зачем свою скрываешь боль?
Без колебаний мне откройся,
Я помогу, и успокойся,
Лишь быть полезным мне позволь,
Чтобы твое одно желанье
Исполнить, мглу развеяв, беды,
Я сдвину гвозди всех планет.
Такого в мире чарованья.
Хотя бы дружбу мог явить,
Не сможешь ты осуществить:
Мое желанье невозможно.
Раскрой мне тайны пелену.
Люблю я женщину одну.
Об этом так мечтать тревожно?
Когда бы знал ты, кто она!
Я весь зажженное внимание,
Я любопытство ожиданья,
Но трусость мне твоя смешна.
Заря, что в колыбели нежной
Рождает солнце в светлый час,
Алмазы слез струя из глаз
На свой покров пурпурно-снежный;
Зеленый тайный теремок,
В котором расцветает роза,
Когда апрель тоску мороза
Забыл и в цвет луча облек;
Плененный в беге, ручеек,
Что вот еще свой блеск не мечет,
И лишь вполголоса лепечет,
Еще не свергнув цепи льда;
Едва расцветшая гвоздика,
Где зримо небо в чаше лика.
Коралл и вместе с тем звезда;
Веселая в полете птица,
Что одевается в цвета,
Хрустальным голосом чиста,
Из перьев звонкая цевница;
Под солнцем твердая скала,
Что к солнцу всходит, высь вздымая,
И солнце думает, влюбляя,
Ее расплавить, но, светла.
Без снега есть как и была;
Лавровый куст, что, полн отваги,
Цветет, влюбляясь сам в себя
И цветом блеск лучей любя,
А корни нежа в снежной влаге;
И, словом, пурпур, колыбель,
Ручей, и роза, снег, цевница,
Влюбленная в напевы птица,
В жемчужном бисере апрель,
В хрусталь глядящая гвоздика,
Неколебимая скала,
И лавр, что весь цветная мгла,
Все часть божественного лика,
Для всех красот в ней зеркала.
Я полн забвения такого,
Увы, игралище судеб,
Настолько в страсти я ослеп,
Что в складках нового покрова
Стал походить я на другого.
Свои науки я забыл,
Толпе свою я предал славу,
Я пью в рыданиях отраву,
Ветрам надежду уступил,
Свой ум в презреньи потопил.
Сказал (и в том сдержу я слово),
Что душу брошу я векам
И духу адскому предам
(Пойми, как мучаюсь сурово),
Коль сможет ту, к кому вся страсть,
Он мне за то отдать во власть.
Но в этом торге лишь печали:
Он не придет ко мне, спеша,
Не так ценна моя душа,
Чтоб за нее любовь мне дали.
И хочешь ты теперь идти
По тем тропинкам безнадежным,
Которые есть путь влюбленных,
Что сразу радость ощущают?
Или примеры далеко
Красот, что уступили просьбам
И гордость преклонили к лести?
Желаешь ты достигнуть цели,
Ее в объятья заключив?
И в этом можешь сомневаться?
Так вышли слуг своих отсюда,
И поведем вдвоем беседу.
Отсюда уходите вы.
Я повинуюсь.
Я послушен.
(Теперь я знаю: Гость наш дьявол.)
Они ушли.
Кларин остался.
Но важности немного в том.
СЦЕНА 19-я
Теперь что хочешь?
Дверь закрой ту.
Вот мы вдвоем.
Чтоб насладиться
Той женщиной, ты говорил здесь,
Отдашь ты душу?
Да, отдам.
Я договор твой принимаю.
Как так.
Могу я очень много,
Я обучу тебя науке,
С которой можешь повелеть,
И женщина, что обожаешь,
К тебе прибудет. Я хоть мудрый
И знающий, но для другого
Ее доставить не могу.
Так приготовим же расписку,
Свидетелями будем сами.
Ты ищешь новые обиды,
Чтобы продлить мою тоску?
Я предложил то, что имею
В моих руках ты предлагаешь
То, и то чужое, потому что
Свободной воле, мыслю я,
Нет понуждений в заклинаньях[144].
Ты мне лишь приготовь расписку
С таким условьем.
Черт побрал бы!
Тот дьявол вовсе не дурак.
Чтобы я дал ему расписку?
Да если бы моя квартира
Жильцов лет двести не имела,
Расписки не дал бы такой.
Обман для друзей веселых,
В них не удел для маловерных.
В свидетельство того, что в силах
Я совершить, в чем власть моя,
Тебе явлю я указанье,
Хоть будет это знак лишь малый.
Что видишь там за галереей?
Там много неба, луч большой,
Ручей, гора и лес.
Что больше
Тебе здесь нравится?
Конечно,
Гора, в ней лик моей желанной.
Соперница времен и лет,
В венце из туч, владыка далей,
Сорвись с земли, лети ветрами,
Заметь, что я к тебе взываю!
Сумеешь ли, и ты заметь,
Повелевать желанной даме,
Коль я горе повелеваю!
Такого не видал я дива!
Таких не видывал чудес!
От изумления и страха
Вдвойне дрожу и трепещу я!
Летящая по ветру птица,
С ветвистой чащей вместо крыл,
Корабль, по воздуху плывущий,
В котором лиственные снасти,
Вернись к заветному пределу
И удивленье прекрати.
Когда примера не довольно,
Скажу, и ты увидишь новый.
Желаешь женщину увидеть,
Что обожаешь?
Да.
Итак,
Ты четырех стихий созданье,
Суровые разъявши недра,
Яви, скрываемую тайно
В твоих пределах, красоту.
Не это ль та, кого ты любишь?
Она, кого я обожаю!
Реши, сюда ее привлекши,
Могу ли дать ее тебе.
Божественная невозможность,
Твои объятья будут гранью
Моей любви, испью я солнце,
Луч за лучом, за светом свет.
Стой. Раньше чем не подкрепишь ты
Тобою данное мне слово,
Не сможешь ты ее коснуться.
Постой, о сумрачная тень,
Что солнце лучшее скрываешь,
Струящее мне зори счастья.
Но я лишь с ветром обнимаюсь.
Я в знанья верую твои,
Себя твоим рабом считаю,
Что сделать для тебя мне нужно?
Чего ты хочешь?
Ты напишешь
Расписку кровью мне своей
И собственной своей рукою.
Свою ему я дал бы душу,
Лишь только б здесь не оставаться.
Пером кинжал мне будет этот,
Бумагой белою платок,
Чернилами для написанья
Кровь из руки моей.
О ужас!
Я изумлен! Я леденею!
И я, великий Киприан,
Так говорю и подтверждаю,
Что душу я (о, бред дремоты!)
Бессмертную отдать намерен
Тому, кто знание мне даст,
(Что за смущенье! Что за ужас!)
С которым я смогу Юстину
Привлечь к себе, сломив боренье,
Что именем своим скрепил.
(Он сдался на мои обманы,
Смирилась — предо мной та доблесть,
В которой было рассужденье,
В которой знаменем был ум.)
Ты написал?
Да, вот и подпись.
Итак, твое оно то солнце,
Что обожаешь.
И навеки
Она твоя — моя душа.
За душу я плачу душою,
И за твою душа Юстины
Твоею будет.
Срок какой мне
Даешь, чтоб магию познать?
Год, но с одним условьем только...
Не бойся ничего.
Замкнувшись
В пещере, будем жить мы оба,
Лишь предаваясь волшебствам.
И этот вот слуга нам будет
Служить — он, движим любопытством,
Остался здесь, его с собою
Мы и возьмем и сохраним
Таким путем мы нашу тайну.
О, никогда бы здесь я не был!
И как же так? Соседей много,
Чуть что следят, уж тут как тут,
А дьяволы их не уносят.
Прекрасно. Двух желанных счастий
Мой гений и любовь достигли:
Юстиной буду обладать
И буду удивленьем мира,
Владея тайной новых знаний.
Мой замысел был не напрасным.
Мой тщетным.
С нами ты пойдешь.
(Сражен противник наибольший.)
Блаженны будьте желанья,
Когда я этого достигну.
(Не успокоюсь до тех пор,
Пока не покорю обоих.)
Идем, и в этом горном лесе,
Среди непроходимой чащи,
Дам магии тебе урок[145].
Идем. С учителем подобным
Мой ум, любовь — с такой царицей
Мне говорят, что вечным в мире
Волшебник будет Киприан.
ХОРНАДА ТРЕТЬЯ
СЦЕНА 1-я
Суровая краса моя,
Пришел счастливый день, его дождался я,
Черта надежды, что лелею,
Предел моей любви с покорностью твоею.
Сегодня истекает срок,
Холодности твоей окончится зарок.
Гора, всходящая из бездны,
Сама в себе чертог величественно-звездный,
И та пещера с тенью мглы,
Где двое жили здесь в гробнице из скалы,
Явились школой терпко-трудной,
Где таинств магии и клад изведал чудный,
Я так познал ее в свой срок,
Что и учителю могу я дать уроки.
И видя, что в предельной мере
Свершило солнце круг, идя от сферы к сфере,
Покинуло свою тюрьму,
Чтоб в свете увидать власть, данную уму.
Лазури неба свод и ткани,
Внимайте магии заветных заклинаний,
Движенье ласковых ветров,
Мгновенно задержись при звуке мудрых слов,
Утес, оплот в свирепом лике,
Я молвлю, задрожи, мои услыша всклики,
Стволы, одетые листвой,
Смутитесь в ужасе, внимая возглас мой,
Цветы, красивые растенья,
Услышав, как скорблю, придите в изумленье,
Вы, стаи многопевных птиц,
Я буду чаровать, и вы падете ниц,
Вы, твари дикие, вы, звери,
Узнайте тайный знак, служите в полной мере,
Чтобы, ослепнув и смутясь,
Объяты ужасом, и дрогнув в этот час,
Свод неба, ветры, скалы, травы,
И рой зверей и птиц узнали величавый
Приказ, который мною дан,
В науке адской был не тщетно Киприан.
СЦЕНА 2-я
Ты, Киприан?
Учитель превосходный!
Зачем опять ты волею свободной,
Нить указания порвав,
Незнанию свой дух иль дерзости предав,
Выходишь для какой задачи предстоящей,
Увидеть солнца лик блестящий?
Увидя, что могу теперь
И аду повелеть раскрыть мне в страхе дверь,
Затем что магией недаром
Я занимался здесь и предавался чарам
Настолько, что теперь с тобой
Сравнен, а может быть ты и превзойден мной,
Узнав, что нет такой в ней части,
Чтоб изучением, трудом и силой страсти
Я не проник в нее вполне,
И некромантия, разъята мной она,
Ее узоры теневые
Раскроют предо мной пределы гробовые[146],
И средоточие могил
Предъявит трупы мне, что мрак подземный скрыл,
Чтоб, алчный прах разъяв суровый,
Ряд бледных мертвецов мне отвечал на зовы,
И видя, наконец, что срок
Для солнца — совершить свой полный круг — истек,
Затем, что быстрое теченье
Свершило день за днем свое предназначенье,
И в небесах обратный ход,
Круговорот замкнув, зловещий кончен год, —
Привел я скорбь сегодня к краю
И голосом зову то благо, что желаю.
Сегодня редкая мечта,
Юстина, божество, любовь и красота,
Любовью званная моею,
На грудь ко мне придет, и буду счастлив с нею.
Я так хочу, я так люблю,
Что промедления на миг не потерплю.
Коль таково твое хотенье,
Хочу, чтоб было все сейчас без промедленья.
Скорей безгласных знаков ты
На прахе начертай размерные черты,
И полн любви и упованья,
Ты воздух проницай внушеньем заклинанья.
Так вот туда я отойду,
И небеса с землей в смущенье приведу.
Тебе даю я разрешенье,
Я знаю, что твое, как и мое, уменье
Творить чрез знанье волшебства
Внушит тебе сейчас размерные слова,
И ад, послушный заклинаньям,
Юстину даст тебе, твоим служа влияньям.
Хотя могуча власть моя,
Но волею чужой владеть не в силах я,
Могу лишь ей чрез вожделенье
Восторги показать и странные хотенья,
Зажечь, шепнувши: "Вот стезя", —
Склонять я дух могу, принудить дух нельзя.
СЦЕНА 3-я
Суровость, чуждая услады,
Не Ливия, где зной, а Ливия прохлады,
Уж срок истек, себя готов
Мне точно показать, верна ль твоя любовь.
Могу проникнуть в вероломство,
Узнаю, ты чиста, иль множишь ты потомство.
Недаром магию я здесь
Подробно изучал и ей исполнен весь,
Через нее могу познать я,
С Москоном знала ль ты чрезмерные объятья.
Я к вам взываю, небеса,
Моим заклятьям вняв, явите чудеса.
К горам.
Кларин, что здесь такое?
Учитель мудрый, я стал ныне знающ вдвое,
Чрез сопричастье с вами в днях,
Весьма искусным стал я в разных волшебствах,
И знать хочу я через слово,
Что Ливия сейчас, что в прелестях сурова,
Не совершает ли с другим
Проделок в этот день, что должен быть моим.
Брось тотчас эти сумасбродства,
И между этих скал, где с лабиринтом сходство,
Найди владыку своего;
Коль хочешь чуда ты, увидишь там его,
Там будет страсти завершенье.
Я быть хочу один.
Хочу сопровожденья.
И если я не заслужил
Познания твои узнать по мере сил,
На что и не снабжен я правом,
Ведь не владеешь ты моим платком кровавым,
Хочу, чтоб этот вот платок
Ты получил сейчас, в нем запись красных строк.
(С платком никто не ходит чистым,
Кто плачет хорошо и предан мыслям мглистым.)
Из сердца крови не достать,
Так по носу себя хвачу, ведь та же стать,
Из носа ль кровь потоком алым
Течет, иль из руки приведена кинжалом.
Кларин великий подтвердил,
Чтоб, Ливию узрев, я Дьяволу вручил...
Оставь меня, велю тебе я,
И к господину прочь, здесь больше быть не смея.
Уйду, уйду, уж не серчай,
Коль запись взять мою ты не хотел, прощай,
Но ты уверен, без сомненья,
Что я в свой час и так в твое вступлю владенье.
СЦЕНА 4-я
Гей, пропасть адская и дым,
Отчаянная власть над существом своим,
Спусти из своего владенья
Всех духов чувственных, всю похоть вожделенья,
С угрозою захватных сил,
Чтоб девственный оплот Юстины сломлен был.
Пусть рой ползучих приведений
В тот чистый вступит мир безгрешных помышлений.
Воображение пленив,
Пусть ветер повлечет ее на тайный срыв.
Пусть о любви поют ей звоны,
И птицы, и цветы, луг зеленый.
Везде ее пусть видит взор
Почудившийся лик, любви желанный спор.
Везде ее пусть слух услышит,
Как нежный вздох любви к ней зазываньем дышит.
Пусть, веры потеряв оплот,
Туда, где Киприан, она теперь придет.
Пусть знание его — чарует,
И мой с ним дух слепой, ее ведя, колдует.
Начните. Голос мой молчит.
Пусть ваше пение, волхвуя, зазвучит.
СЦЕНА 5-я
В чем высшее очарованье
Среди живых?
Любовь, любовь.
Нет никого, в ком бьется кровь,
Кто б не узнал ее сгоранья.
Любовь. Огонь любви кладет печать,
Там человек живет, где любит,
Не там, где лишь дыханье губит,
Любовь — чтоб жизнь обозначать.
Любви являет все живое,
Деревья, птица и цветок
Любовь хотят узнать в свой срок,
Она светила верховое,
И в жизни этой всюду вновь
Для всех горит...
Любовь, любовь.
Несносное воображенье,
Как бы ласкающая мгла,
Когда я повод подала,
Чтоб это ведать огорченье?
Причина в чем того горенья?
Ответ мне сердце приготовь.
Зачем с минуты на минуту
Я в жгучую вступаю путу?
Что мучит мысль?
Любовь, любовь.
То соловей мне отвечает,
Влюбленный, сладко он поет,
На этой ветке в свой черед
Подругу пеньем он влюбляет,
На ветку ввысь перелетает.
Молчи, певучий соловей,
И не дразни воображенье,
Ты сердцу ворожишь внушенье:
Сколь полон человек страстей,
Коль так у птицы страстно пенье?
Но нет: то жадная лоза,
Обнявши ствол, его лелеет
И зеленью роскошной млеет,
С него свисая, как гроза,
Что в гроздьях тучи тяготеет,
Не заставляй меня мечтать,
Лоза. Могу ли угадать я,
Кого ты любишь. И узнать я
Хочу, как может обнимать
Рука, когда в лозе объятье.
И не лоза лепечет мне,
Подсолнечник, что взор ко взору,
Стремится к солнцу, он к убору
Златому хочет в вышине,
За светом рвется цвет во сне.
Цветок, ты полон огорченья,
Ты вянешь, и в тебе слеза.
Так как же воскорбят глаза,
Коль плачет нежное растенье?
О, я полна недоуменья.
Окончи, соловей, влюбленье,
Объятья разними, лоза,
Цветок, останови движенье,
Скажите, что вам вновь и вновь
Велит сплетать для чувства славу?
Какая власть чрез вас отраву
Струит, томя?
Любовь, любовь.
Любовь! Когда же ощущала
Я это чувство и к кому?
Я лишь презренью моему
И лишь забвенью предавала
Всех тех, кто, страстью обуян,
Будь Лелий, Флор он, Киприан.
Я Лелию не отказала?
Я Флору не дала ответ,
В котором было только: нет?
Я Киприану не сказала —
Таких суровостей, что он
Теперь от всех отъединен,
Почувствовав, что с ним опала?
Где он, не ведает никто.
И только тут мое желанье
Осмыслилось явить влиянье:
Едва сказала я про то,
Что он из-за меня сокрылся,
Как вдруг укол в меня вонзился,
И (горе мне!) не знаю я,
В чем эта скорбь и боль моя.
Конечно, это состраданье:
Столь знаменитый человек
Сокрылся, может быть, навек,
Из-за меня уйдя в изгнанье.
Но будь одно здесь состраданье,
И к Флору с Лелием тогда
Я б это чувство испытала:
Тюрьма их мучает немало,
Из-за меня пришла беда.
Но будет, будет, рассужденья,
Остановитесь, вам сейчас
Не надо провожать, толпясь,
То беспокойство сожаленья.
В вас слишком много промедленья,
И в этом может быть беда:
Мне хочется пойти туда,
Где он лелеет огорченье,
Когда бы только знала я,
Куда ушел он в отдаленье.
СЦЕНА 6-я
Идем, то знает мысль моя.
Кто ты? В мое уединенье
Как ты вошел? Замкнута дверь.
Ты лишь чудовище мечтанья,
Лишь смутной грезы ты созданье?
Чего ты хочешь здесь теперь?
Я не виденье, и во власти
Той самой своевольной страсти,
Которой дух твой обуян,
Побеждена ты силой этой,
И приведу тебя согретой
Туда, где ныне Киприан.
Так не достигнешь этой цели:
Томленье это, эта страсть
Лишь взяли мысль мою во власть,
Они взять волю не сумели,
И нет согласья в этом деле.
Уж половина, вот она,
Коль ты его вообразила;
Ты полдороги совершила,
Так коли грех, пусть грех до дна.
Разубеждать меня напрасно.
Конечно, в мысли есть печать,
Подумать — это уж начать,
Над мыслью я своей не властна,
Но дело — власть моя, то ясно.
И вот должна я совершать,
Чтобы идти мне за тобою,
Движение моей ногою,
Чему могу я помешать;
Одно — в душе воображать,
Другое — делать.
Если знанье,
Источник мудрости живой,
Распространяет над тобой
Свое волшебное влиянье,
Как ты, Юстина, победишь,
Коль волю в воле ощутишь?
Себе доставлю вспоможенье
Свободной волею моей.
Принужу я ее скорей.
Когда б признала принужденье,
Так где ж свободное влеченье?
Пойдем, тебя услада ждет.
Чрезмерно дорога услада.
В ней утоленье и отрада.
Неволи в ней неправый гнет.
В том счастье.
Горькое несчастье.
Как сможешь защитить себя,
Коль власть моя влечет тебя?
Защита Бог, в нем полновластье.
Ты победила, слова нет,
О, женщина, ты победила:
Могущество ты тем явила,
Что дух был твердостью одет.
Но этим не избегла бед.
Коль Бог встает тебе защитой,
Я, имя доброе губя,
Как тень туда умчу тебя,
В свирепстве злобы ядовитой,
Твой четкий вид, в виденье влитый,
Напечатлеется на нем,
И, призрачным светясь огнем,
Мечтаньем ты к нему прибудешь
И обесчещенною будешь
В воображении людей.
Так двух побед я достигаю:
Твою невинность омрачаю
И из мечтательных страстей
Я преступленье получаю.
СЦЕНА 7-я
Я к небу воззову тогда,
И видимость моих бесславии,
Возникнув на минуту в яви,
Сотрется так, как без следа
Огонь под ветром вдруг сгорает,
И цвет мгновенно умирает,
Приявши дуновенье льда.
Не сможешь ты... Но что со мною?
Кого я голосом зову?
Мужчина был здесь? Наяву?
О, да. Но нет. И с тишиною
Я здесь одна. Но нет. Его
Я видела. Так отчего
Исчез он? Только что явился,
Куда ж внезапно удалился?
Иль это страха моего
Рожденье только теневое?
Здесь явная грозит беда.
Отец и Ливия! Сюда!
СЦЕНА 8-я
Что здесь случилось?
Что такое?
Мужчина был здесь (горе мне!).
Вы видели, куда он скрылся?
Он на беду мою явился.
Мужчина здесь!
И не во сне?
Он был здесь, вот одна минута.
Его вы не видали?
Нет.
Как мог бы, не оставя след,
Войти сюда? Ведь дверь замкнута.
Сомненья никакого нет,
Она Москона увидала,
Я у себя его скрывала.
Мечтою воплощенный бред!
Твои великие печали,
Мечтанье за мечтой гоня,
Из атомов текучих дня
То привидение соткали.
Мой господин, конечно, прав.
Нет, это было не виденье,
И большее есть подозренье:
Какой-то яд, мне сердце сжав,
Его томит и рвет на части.
Смертельное тут волшебство,
Так ощущаю я его,
Так много в заклинаньи власти,
Алчбы добиться своего,
Что, если б в этом мне от Бога
Не послана была подмога,
Я устремилась бы сейчас
За собственной моей бедою.
Но он защита надо мною
И вновь спасет меня, как спас
От ярости, в которой сглаз.
Моя невинность и смиренье
Им упасутся от оков.
Подай мне, Ливия, покров:
Пока предельные мученья
Меня терзают, в тайный храм
Пойду, чтоб помолиться там
И утишить мое горенье,
В собраньи верных.
Вот покров.
Там я найду успокоенье.
Я проводить тебя готов.
Когда они уйдут из дома,
Вновь будет счастье мне знакомо.
Вас, небеса, зову, стеная,
На вас я уповаю смело...
Пойдем.
Тебе, Господь, здесь дело,
Встань за себя и за меня.
СЦЕНА 9-я
Ушли?
Ушли.
Нагнали страха!
Зачем из комнаты ты вышел,
Придя туда, где был увиден
Ее глазами.
Видит Бог,
Я, Ливия, ни на минуту
Не выходил, — сидел, таился.
Какой же мог быть здесь мужчина?
Наверно тут сам дьявол был.
Что знаю я? Не будь в досаде.
Мое блаженство, я невинен.
Уж не об этом я тревожусь.
О чем же это?
Вот вопрос.
Со мною взаперти сидел здесь
Весь день и задает вопросы?
Не замечаешь, что в отлучке
Другой, которого мне нужно.
И если целый день вчера
Не плакала, так нужно плакать.
Иль обо мне ты помышляешь —
Столь легкого я поведенья,
Что вот полгода уж прошло,
Как он отсутствует без вести,
И не сдержу я обещанья,
Которым я тебя связала?
Полгода, говоришь, прошло?
Уж целый год о нем ни слуха.
Неверно это. Мне не нужно
Считать те дни, когда к нему я
Спокойным сердцем холодна.
А коль из целого я года —
Тебе полгода уступила,
Неправдоподобно это будет
Ему вменять все в полный счет.
Когда, жестокая, я думал,
Что я твоею всей любовью
Владею, счеты ты заводишь.
Москон, так делать я должна:
Коль верен счет, верна и дружба.
Ну, если так ты постоянна,
Прощай же, Ливия, до завтра.
Я об одном тебя прошу:
Перемежающейся хочешь
Ему быть лихорадкой в страсти,
Не будь лишь обмороком крайним.
Ты ясно можешь рассмотреть,
Нет умысла во мне дурного.
Да, это так.
Во всем сегодня
Мы порознь, но, надеюсь, завтра
Незамедлительно придешь.
СЦЕНА 10-я
Конечно, возмутились звезды
В своих лазоревых владеньях,
Сии влиянья отвергая,
Меня услышать не хотят.
Вся бездна адская объята
Восстанием, непокорством,
Она должна мне подчиниться.
И подчиненья больше нет.
Тысячекратно сотрясаю
Заклятьями прозрачный воздух,
Тысячекратно начертанья
Я на земле избороздил,
Но человеческое солнце,
Которого хочу, не светит.
Но человеческое небо
В мои объятия нейдет,
Что удивительного в этом?
Тысячекратно я рисунки
Изобразил в пыли и воздух
Тысячекратно оглушил,
А Ливия все не приходит.
Я воззову еще однажды.
В последний раз. Юстина, слушай,
Красивая...
СЦЕНА 11-я
Вот я пришла.
Твоим заклятьям повинуясь,
Я пробегаю эти горы.
Чего ты от меня желаешь,
О, Киприан?
Я весь смущен!
И так как я...
Вот изумленье!
Пришла сюда...
Зачем смущаюсь!
Когда меня...
Зачем испуган?
Нашла любовь...
Чего боюсь?
Куда ты звал...
В чем сомневаюсь?
Я подчиняюсь чарованью,
Я от тебя скорее в чащу,
Где тьма и глушь, теперь бегу.
Постой, не уходи, Юстина.
Но почему я в колебаньях?
Пойду за ней, и эта чаща,
Куда я волшебством ее
Привлек, театром будет пышным
И сельской свадебной постелью
Для самой сказочной любови,
Какую знали небеса.
СЦЕНА 12-я
От женщины я отрекаюсь,
Что только новобрачной стала,
И, приходя, так пахнет дымом.
Но, верно, сила волшебства
В тот миг ее схватила мощно,
Когда она белье стирала
Или готовила на кухне
Похлебку из свиных кишок.
Но нет. В покрове кто же в кухне
Стряпню готовит? Тут другое.
И женщина, будь распочтенна.
Не сомневаюсь, пахнет так,
Когда ее захватят страхи.
Вот он нагнал ее, и с нею
Среди неровностей долины,
Схватившись прямо как в бою,
(А так в бою неладно биться,
Хотя б любовник был дородный),
Они опять туда вернулись,
Откуда начали свой бег.
Подсматривать отсюда буду,
Узнать хочу, как совершают
Насилия.
СЦЕНА 13-я
Теперь, Юстина,
Красивейшая здесь в лесу,
Куда и солнце не проникнет,
И самый ветер не доходит,
Моих магических познаний
Ты ныне будешь торжеством.
Чтобы достичь тебя, не страшно
Ничто, и нет мне затруднений,
Тебя, красивая Юстина,
Я приобрел ценой души.
Но то, что я купил, так ценно,
Что та цена не чрезвычайна.
Сними скорей покров туманный
С своей божественной красы.
Ни между сумраков, ни дымов
Да не скрывается лик солнца,
Яви рубиновые светы.
Но горе мне, что вижу я?
Окоченевший вижу остов,
Его объятья мне раскрыты.
Кто мог в текучее мгновенье
В увядшем лике погасить,
Средь бледности и одряхленья,
Расцветы пурпура и розы?
Такого лика ожидают
Все славы мира, Киприан.
СЦЕНА 14-я
Коль кто-нибудь желает страха,
Его имею в преизбытке.
Постой, угрюмое виденье,
Иного от тебя хочу.
Не тень, угрюмое я тело.
Ощупай, или ты не видишь?
Кто ты?
В таком я состояньи,
Что сам не ведаю, кто я.
Воздушное ты видел чудо,
Пришедшее из средоточья
Глубоких бездн, недвижный остов,
Который в дымах вдруг исчез,
С собою унеся всю пышность,
Что он принес как украшенье?
Ведь ты же знаешь, я несчастен,
Когда подсматривать берусь.
Что стало с ним?
Он вдруг распался.
Давай искать его.
Не будем.
Хочу узнать его обманы.
Я, господин мой, не хочу.
СЦЕНА 15-я
О, небеса, вы правосудны.
Соединял одновременно
В себе я знание и милость,
Когда я чистым духом был.
И только милость я утратил,
Не знание, оно осталось.
Зачем же вы неправосудно
Мне не даете применить
Мои оставшиеся знанья?
Учитель мудрый! Звездоносец!
Не призывай его. Иначе
Другой сюда придет мертвец.
Чего ты хочешь?
Чтоб из страхов
Ты спас слабеющий мой разум.
Я, не желающий спасенья,
Уйду скорей вон тем путем.
СЦЕНА 16-я
Едва заклятьем землю ранил,
Как, отвечая чарованью,
Юстина, цель любви и страсти...
Но для чего хочу тебе
Рассказывать, что сам ты знаешь?
Пришла, ее я обнял. (Пора!)
В тот самый миг, когда хотел я
Раскрыть бессмертную красу,
Какой-то труп, скелет, лишь образ,
Лишь статуя, картина смерти,
Мне говорит (о, ужас!) четко:
"Все славы мира, Киприан,
Такого ожидают лика".
Сказать, что в магии, которой
Ты научил меня, обман был,
Нельзя, — я за чертой черту
Свершил, что совершить был должен,
И в безглагольных начертаньях
Ни в линии я не ошибся,
Сказал смертельный заговор.
Так, значит, сам ты в том обманщик,
Затем что, все свершив, что нужно,
Я только призрак обнимаю
Там, где искал я красоты.
Здесь, Киприан, ты не оставил
Ни в чем пробела, и пробела
Я не оставил, потому что
Осуществил ты волшебство,
В нем проявивши острый гений,
И я, свой гений проявляя,
Учил всему, что сам я знал.
Но в этом чуде, что увидел,
Причина высшая таилась.
Пусть, все равно. Хочу доставить
Я утоление тебе,
Другим лишь способом, вернейшим,
Тебе Юстину предоставлю.
Не этого теперь хочу я.
Тот ужас так меня смутил,
Что средств твоих я не желаю.
И так как вот ты не исполнил
Условий, что в своих хотеньях
Поставила меня любовь,
Лишь одного теперь хочу я,
От вида твоего скрываясь,
Чтоб ты мою вернул мне запись,
Когда нарушен договор.
Я только говорил, что мною
Ты будешь посвящен в то знанье,
Которое на зов хотенья
К тебе Юстину приведет.
К тебе принес Юстину ветер,
Свое я слово исполняю,
И договор тот не нарушен.
Ты обещал мне, что я
Сорву заветный плод любви,
Который чаяньем я сеял
Средь этих гор лесисто-диких.
Я обязался, Киприан,
Ее привлечь к тебе, и только.
Весьма я в этом сомневаюсь;
Ты дать ее мне обязался.
Она в твоих руках была,
Я это видел.
То был призрак.
То было чудо.
Чье?
То чудо
Он совершил, кому угодно
Юстину было защитить.
Так чье?
Сказать я не желаю.
Воспользуюсь моей наукой,
К тебе то знанье применяя.
Чье чудо? Ты заговорен.
Его свершил тот Бог, который
Взял в попечение Юстину.
Что Бог один способен сделать,
Когда так много есть богов?
Тот Бог, он властен надо всеми.
Так, значит, только он — единый,
Когда одной своею волей
Свершает больше всех других.
О, я не знаю, я не знаю.
Я отрицаюсь договора,
Который заключил с тобою;
И, к Богу этому воззвав,
Тебя теперь я вопрошаю:
Ее зачем он защищает?
Чтоб честь ее осталась чистой.
Так высшая он доброта,
Коль оскорблению мешает.
Но что Юстина потеряла б,
Когда бы здесь осталась скрытой?
Узнала б чернь, исчезла б честь.
Так, значит, этот Бог — весь зренье,
Он увидал беду в грядущем.
Но не могло ли колдованье
Таким верховным в силе быть,
Чтоб быть ничем не победимым?
Нет, власть его необычайна.
Так, значит, этот Бог — весь руки,
Чего хотел он, это мог.
Скажи мне, кто тот Бог, в котором
Соединенным ныне вижу
Верховность блага с высшей властью,
Весь руки он, и весь глаза?
Так много лет его искал я.
Не знаю.
Отвечай мне, кто он?
С каким я ужасом промолвлю!
Тот Бог — Господь есть христиан.
Чем на меня он был подвигнут?
Тем, что Юстина христианка.
Так он своим дает защиту?
Да, но уж поздно, поздно, знай,
Чтоб в нем защиту получить, ты,
Ты раб мой, и ему не можешь
Служить.
Я раб твой!
Я владею
Твоею записью.
Ее
Отдать мне я тебя заставлю,
В ней обозначено условье,
Ты не отдать ее не сможешь.
И это как же?
А вот так.
Хотя ты сталью обнаженной
Наносишь ярые удары,
Меня мечом не можешь ранить;
Чтоб ты отчаялся совсем,
Хочу, чтоб знал теперь, что Дьявол
Владыка твой.
Что говоришь ты!
Что Дьявол я.
О, страх и ужас!
Знай, что ты раб, и ведай, чей.
Раб дьявола! И мой владыка —
Неправосудный!
Душу отдал,
Она моя с того мгновенья.
И, значит, упованья нет,
Нет помощи, и нет надежды,
Чтобы стереть вину такую?
Нет.
Так чего ж я сомневаюсь?
Не тщетно сталь в руке держу,
Я грудь пронжу, и эта шпага
Палач мой будет доброхотный.
Но что я говорю? Кто в силах
Юстину был освободить,
Меня освободить не сможет?
Нет, на тебя твое деянье
Идет врагом. За добродетель
Он вступится, не за того,
В ком преступленье.
Если сила
В нем высшая, тогда награда
В нем сочетается с прощеньем.
Он правосуден также. В нем
Награда в сочетаньи с карой.
Никто того карать не может,
Кто сдался. Я сдаюсь на милость.
Не можешь сдаться, ты мой раб.
Не думаю.
Чего ж тут думать?
В моем владении та запись,
Где есть чертеж твоею кровью.
Он, тот, в ком безусловна власть,
Кто не зависит от другого,
Мои несчастия растопчет.
Как так?
Затем, что он весь зренье,
Он средство верное найдет.
Его имею.
Весь он руки,
Он разорвать узлы сумеет.
Не сможет потому, что раньше
Умрешь ты от моей руки.
Бог христиан! Господь великий!
К тебе в беде я прибегаю.
Тебе дал жизнь он.
Даст и больше,
Затем что я его ищу.
СЦЕНА 17-я
Как захватил их?
Не случайно.
Взывая к Богу своему,
Молились в церкви, скрыты в тьму,
Но их разоблачилась тайна.
Отрядом дом я окружил,
Всех захватил без затрудненья,
И в разных тюрьмах в заключенье
Немедленно их разместил.
И так скажу я властелину,
Успех мой в этом был не мал:
Со стариком Лисандром взял
Я там красивую Юстину.
Коль хочешь ты богатств больших.
И разных почестей и чести,
Зачем, неся такие вести,
Ты у меня не просишь их?
Награды попрошу я скоро,
Коль ценишь так ты мой успех.
Скажи.
Хочу просить о тех:
Свободы Лелия и Флора.
Хотя, карая их двоих,
Хотел весь город покарать я,
Но вынужден тебе сказать я,
Тут действие причин других.
Уж целый год они в темнице,
Пришел неволе их конец.
О Лелии я, как отец,
Своей заботился сторицей:
В любви его соперник, Флор,
Имеет родственников сильных,
Я бедствий ожидал обильных,
Был мыслим всяческий позор,
Когда б вернулись к состязанью,
Гонимы ревностью своей;
Чтоб повод прекратить верней,
Им это дал я наказанье.
Изгнать Юстину я хотел,
Искал, не находил предлога.
Теперь могу карать я строго,
Придумав наказанье ей.
В ней добродетели притворны,
И смело я могу теперь
Ее изгнать, могу, поверь,
И к казни присудить позорной.
Так пусть же узники тогда
На волю выйдут без укора,
И Лелия ко мне и Флора
Ты приведи скорей сюда.
Благодаря тысячекратно,
Я падаю к твоим ногам.
СЦЕНА 18-я
Юстина отдана властям,
Судьба свершилась безвозвратно.
Чего же в бешенстве я жду?
Пусть встретит яростное мщенье
За всю печаль и огорченья,
Что чрез нее я знал в бреду.
Пусть будет предана мгновенно
Рукам кровавым палача.
Ее позоря и влача,
Веди сюда. И непременно
Чтоб, разъяренна и слепа,
Толпа над нею издевалась.
Раз во дворец ко мне попалась,
Ее окончилась тропа.
СЦЕНА 19-я
За теми посылал двоими,
Они пришли к ногам твоим.
Желаньем полон я одним,
Не задаваясь другими:
Хочу твоим лишь сыном быть,
Хочу сейчас я быть с тобою
Лишь как с отцом, а не с судьею,
О страхах вовсе позабыть.
Но коль отец мой недоволен
Я в трепете — как верный сын.
Меня позвал ты, господин,
Я заключить отсюда волен,
Что хочешь наказать меня;
Не заслужил я наказанья,
Но весь исполнен послушанья.
Флор, Лелий, страхи прогоня,
Услышьте: если бы тогда я
Оставил на свободе вас,
Отцом я был бы в этот час,
А не судьей, вас не карая.
Но в благородных злобы нет,
И ежели ушла причина
Вражды, пусть будет в вас едино
Хотенье — это мой совет.
Немедля будьте же друзьями,
Друг другу руки дав.
Без слов
Я Флору другом быть готов.
Что дружба будет править нами,
Я обещаюсь, вот рука.
Я верю. Вы теперь свободны,
Когда предлог исчез негодный,
И дружба тут недалека.
СЦЕНА 20-я
Безумный, глянь! Смотри, безумный!
Что там такое?
Я узнал.
В дворце такая суматоха!
Что вызвало ее сейчас?
Причина важная, должно быть.
Весь этот шум, узнай, владыка,
(Столь редкостное приключенье!)
Там вызвал Киприан. Сюда
В Антиохию он вернулся,
Чрез столько дней, совсем безумный.
Он впал в такое состоянье
Через утонченность ума,
Не может быть сомненья в этом.
Безумный, глянь! Смотри, безумный!
СЦЕНА 21-я
Я не был никогда разумней,
Но знаю, вы безумны все.
Что, Киприан, с тобой случилось?
Антиохии повелитель,
Чей господин есть цезарь Деций,
Вы, Флор и Лелий, для кого
Всегда столь верным был я другом,
Знать благородная, великий
Народ, услышьте, что скажу вам:
Сюда пришел я во дворец,
Чтоб все меня вы услыхали.
Я Киприан. Я силой знанья
И гения был в школах чудом,
В науках был я торжеством.
Что я из всех извлек — сомненье,
И, смутным разумом стараюсь,
Я из сомнения не вышел.
Юстину увидал и ей
Свои сполна я предал чувства,
Оставив мудрую Минерву
Для преданной любви Венеры.
Ее отвергнут чистотой,
Все ж сохранил свои я чувства,
И, в крайность уходя чрез крайность,
Ведом любовью, увидал я,
Как некий гость ко мне пришел,
На землю выброшенный морем;
Мою любовь пленив надеждой,
Он знаньями пленил мой разум,
И по причине той ему
Я за Юстину отдал душу.
Средь гор лесистых обитая,
Я стал учеником послушным,
И, те ученые труды
Пройдя, того достичь сумел я,
Что подвигать могу я горы,
Сместив с основы на основу.
Хоть эти чудеса могу
Я совершать без затруднений
И в силах выполнить сегодня,
Не в силах голосом желанья
Одну привлечь я красоту.
Причина моего бессилья
Тем чудом овладеть красивым,
В том, что есть Бог, ее хранящий,
И ныне я, его познав,
Безмерным Богом возглашаю
И исповедую верховным.
Кто он, я громко возвещаю,
Господь великий христиан.
Пусть я сейчас невольник ада,
Затем что записать дал на душу,
Но я стереть ее надеюсь
Чрез мученический конец.
Коль ты судья, коль христиан ты
Преследуешь кроваво-яро,
Знай, я христианин, мне старец
Почтенный между диких гор
Дал то достоинство, в котором
У них есть первое из таинств.
Чего ж ты медлишь? Эй, скорее,
Пускай придет ко мне палач
И голову мою отрубит,
Иль испытает в страшных пытках,
Сколь буду твердым я в горниле.
Две тысячи смертей готов
Перенести спокойно-смело,
Узнав, что только Бог великий,
Которого я обожаю,
Есть Бог, все славы без него
Лишь прах и дым, зола и ветер.
Столь, Киприан, меня смутил ты
Своим безмерным дерзновеньем,
Что кары для тебя ищу,
И никакой решить не в силах.
Встань!
Обмороком схвачен сильным,
Он ледяное изваянье.
СЦЕНА 22-я
Юстина, повелитель здесь.
(Лицо ее да не увижу.)
Пускай она с живым тем трупом
Здесь остается.
Тут оставшись
Вдвоем, быть может, что они
Свое решенье переменят,
Один другого видя в смерти;
Когда ж моим богам упорно
Моления не принесут,
Умрут в тысячекратных пытках.
Меж изумленьем и любовью
Я тень.
Столь чувствую я много,
Что чувств своих не вижу сам.
(Все уходят, кроме Юстины.)
СЦЕНА 23-я
Все удаляетесь вы молча?
Когда я радовалась смерти,
Вы умереть мне не даете,
Затем что смерти я хочу.
Но в том моя, конечно, кара,
Что, в этой комнате замкнута,
Я медленную смерть узнаю
В сопровожденьи мертвеца.
Лишь труп сейчас со мною вместе.
О ты, идущий в средоточье,
Откуда ты исшел, — счастливый,
Коль вера привела тебя
Теперь в такое состоянье.
Чудовище высокомерья,
Чего ж ты ждешь, не разрешая
Нить жизни мне...
О, небеса!
(Тут не Юстина ли со мною?)
(Не Киприана ли я вижу?)
Но это не она, конечно,
Созданье мысли предо мной.
Но то не он, играет ветер
И привидения сплетает.
Видение моих мечтаний.
Желанья моего мечта...
Плененье чувств моих забвенных.
Мой страх и ужас, помышлений...
Чего же хочешь?
Что ты хочешь?
Я не зову тебя. Зачем
Пришла.
Зачем меня ты ищешь?
Я о тебе не помышляю.
Я не ищу тебя, Юстина.
Я не пришла на твой призыв.
Так как ты здесь?
Под стражу взята.
Я тоже схвачен. Но, Юстина,
Какое же ты преступленье
Могла свершить? Ведь так чиста ты.
Нет преступления на мне.
Но, верою в Христа гнушаясь,
Которого я чту за Бога,
Они меня теперь карают.
Так добр, Юстина, твой Господь,
Что полон он к тебе защиты,
И почитать его пристойно.
Так сделай, чтоб меня услышал.
Услышит, если с верой ты
Его зовешь.
Зову я с верой;
Но, если в нем не сомневаюсь,
Грехов своих пугаюсь страшных.
Не падай духом.
Без границ
Мои проступки.
Безгранично
Благоволение Господне.
Найду прощенье?
Достоверно.
Как я прощение найду,
Коль Дьяволу я отдал душу
За красоту твою?
Но в небе
Нет стольких звезд, нет в море стольких
Песчинок, стольких искр в огне,
Пылинок в свете, крыльев в ветре,
Как в нем прощенья прегрешеньям.
Юстина, верю. И за веру
Тысячекратно я умру.
Но дверь, я слышу, отпирают.
СЦЕНА 24-я
Войдите, будете под стражей
При господах своих.
Желают
Быть христианами они,
В чем наша тут вина?
Во многом;
Мы служим, это преступленье.
Я от опасности — из леса —
В опасность новую попал.
СЦЕНА 25-я
Юстину вместе с Киприаном
Правитель требует Аврелий.
Я счастлива тысячекратно,
Когда желанный ждет конец.
Ты, Киприан, не ведай страха.
Во мне и мужество и вера,
И если за мою неволю
Отдать мне нужно будет жизнь,
Я, за тебя отдавши душу,
Большое ли свершу деянье,
За Бога отдавая тело?
Что в смерти полюблю тебя,
Когда-то я тебе сказала;
С тобою ныне умирая,
Я, Киприан, сдержала слово.
СЦЕНА 26-я
Как любо им идти на смерть!
Приятно жить втроем нам будет.
Есть некая тут неприятность:
Нам разъяснить придется тяжбу,
Неподходящий случай здесь,
Но времени терять не будем.
Какая тяжба?
А покуда
Я был в отлучке...
Говори же.
Без перерыва целый год
Москон твоим был господином;
И, соразмерность соблюдая,
Чтоб мы теперь совсем сравнялись,
Ты будешь целый год моя.
Такого обо мне ты мненья,
Что оскорблять тебя я буду?
В те дни, в какие было нужно,
Я проливала много слез.
Я в том свидетель; дни, что были
Твои, она хранила честно.
Неправда это, потому что,
Когда я в дом ее вошел,
Не плакала она, и с нею
Ты чувствовал себя вольготно.
Сегодня день не тоскованья.
День тоскованья: если я
Припоминаю без ошибки,
В мой день отсюда я сокрылась.
Нет, тут ошибка.
В чем погрешность,
Я знаю: високосный год,
И в счете дней он, значит, четный.
Я объясненье принимаю,
Но все расследовать нам нужно.
Но что это за страшный шум?
СЦЕНА 27-я
Дом рушится до основанья.
Что за смятенье! Что за чудо!
С основ, должно быть, сокрушилось
Сооружение небес.
Едва, поверженным на плаху,
Палач Юстине с Киприаном
Рассек, взмахнув секирой, шею,
Как восскорбела вся земля.
На нас готова рухнуть туча,
А из ее воспламенений
Летят, выбрасываясь, громы
И молнии струятся ниц.
Безликое оттуда чудо,
Все раковин полно чешуйных,
Как бы змея, на плаху пало
И нас к молчанию зовет.
Услышьте, смертные, услышьте,
Что небо мне повелевает
В защиту возвестить Юстины,
Чтоб это ведали вы все.
Я чистоту ее ославить
Хотел и, лики принимая
Обманные, к ней в дом взобрался
И в самый к ней вошел покой.
И чтобы в славе благочестной
Она ущерба не терпела,
В таком являюсь я подобьи,
Чтоб честь ее восстановить.
Тот Киприан, что вместе с нею
Счастливый памятник имеет,
Моим рабом был; но излитой
Из шеи кровью запись смыл,
И ткань его осталась белой.
Мне вопреки, взошли те двое
До высших сфер, в пределы Бога,
Чтоб в лучшем царствии там жить.
Все это правда, потому что
Я говорю, как Бог велел мне;
Хоть мало правде я научен,
Ее я вынужден сказать.
Вот удивления!
Вот ужас!
Вот диво знаменья!
Вот чудо!
Все это только колдованья,
Что в смерти совершил тот маг.
Не знаю, верить иль не верить.
Я думаю и поражаюсь.
Я думаю, что если маг он,
Так был небесным магом он.
И оставляя под сомненьем,
Любовь разделена ли верно,
Волшебному мы просим Магу
Несовершенства извинить.