— Если у вас есть основания сожалеть о… связи с герцогом, можете обратиться ко мне.
— К вам? — Маклиш был озадачен. — Не то чтобы Монтгомери доставлял мне особые неприятности, но что вы можете против герцога?
Тревельон мрачно усмехнулся, открывая дверь.
— Все, что захочу.
И тихо вышел.
На следующий день Феба стояла в саду и, поглаживая цветок розы, наслаждалась его благоуханием. Обычно прогулка по саду доставляла девушке удовольствие, но сегодня ею овладела мрачная меланхолия. Вчера вечером Тревельон покинул Уэйкфилд-хаус, не сказав ей ни слова. Можно подумать, ему были столь отвратительны ее прикосновения, что он сбежал, не желая больше ее видеть!
А ей понравилось целоваться.
Странно. Полгода назад она бы только радовалась, избавившись от постоянного присутствия телохранителя, а теперь он стал для нее значительно большим: собеседником, соперником в словесных перепалках… другом. И вдруг она поняла, что не только другом, но слишком поздно.
Феба смяла цветок в ладони, и по воздуху поплыл сильный аромат. Ей сразу вспомнился тот вечер, когда она в последний раз была в саду… с Тревельоном. Горький вкус сожаления! Зачем только она настояла на поездке в «Хартс-Фолли»! Следовало смириться со своей клеткой.
Феба сорвала цветок с куста и стала медленно обрывать лепестки.
Беда в том, что ей хотелось и того и другого: быть свободной и вернуть капитана — вопиющее противоречие. Ведь он телохранитель, с ним она несвободна, но и без него не будет по-настоящему счастлива.
Вздохнув, Феба пошла дальше по тропинке, и гравий хрустел под каблуками ее туфель.
Разумеется, Максимус отрядил стеречь ее целую толпу крепких молодых лакеев, в том числе и Рида с Хатуэем, рана которого оказалась не так уж и опасна. Брат отказался даже обсуждать с ней, кто именно будет ее охранять. Давешняя сцена в столовой могла бы вовсе не случиться. Максимус обращался с ней с исключительной учтивостью… но отворачивался, когда она пыталась поговорить серьезно.
С тем же успехом она могла бы быть не только слепой, но и немой.
Даже сейчас Феба слышала шаги своих стражей, которые ходили недодалеку, несомненно, вооруженные до зубов. Почти все время она была у них на глазах, и когда требовалось справить нужду, чувствовала себя исключительно неловко.
— Миледи.
Она обернулась на голос — явно один из лакеев, но кто именно? Определенно не Рид с его выговором типичного кокни, но кроме него… черт. Тревельон нашел бы тактичный способ ее предупредить, но ведь его больше нет… Она сама его прогнала, в своем упрямом стремлении к свободе.
Лакей кашлянул, напоминая о себе, и Феба тяжко вздохнула.
— Что вам нужно?
— К вам с визитом мистер Маклиш, миледи. Не угодно ли его принять в гостиной?
— Да, я готова с ним встретиться, только не в гостиной. Проводите его сюда, пожалуйста, такая погода прекрасная.
— Меня зовут Грин, миледи.
— Ну конечно. Грин. Может, попросите кухарку подать закуски в сад?
— Сейчас же иду, миледи.
Трава заглушала шаги, поэтому было трудно сказать с уверенностью, куда именно пошел лакей, но уже в следующий момент услышала голос мистера Маклиша.
— Леди Феба! Добрый день! Говорил ли вам кто-нибудь, что вы восхитительны и прекрасны, точно ваши розы?
— Вы мне льстите, мистер Маклиш, — ответила Феба, и уголки ее губ печально опустились. — Во всяком случае, сегодня все не так.
— Ужасное упущение с моей стороны.
Следующие слова предназначались кому-то другому, предположительно — одному из ее телохранителей:
— Послушайте, добрый человек, я здесь для того, чтобы просто поболтать с вашей хозяйкой. Уверяю, что не строю гнусных планов на ее счет.
Феба улыбнулась: впервые за сегодняшний день, да и кто бы устоял перед юмором мистера Маклиша, — и протянула ему руку.
— Боюсь, в суматохе вчерашнего дня я слишком скупо поблагодарила вас. Позвольте мне попытаться еще раз: огромное спасибо за то, что защитили меня.
Она почувствовала, как он нежно взял ее за руку, потом — легкое прикосновение губ к пальцам, теплое дыхание на тыльной стороне ладони.
— Это было делом чести, миледи.
Это было сказано едва слышно, необычно серьезным тоном, и она опустила голову, гадая, что могло вызвать в нем такую перемену настроения. Не выпуская ее руки, он спросил:
— А где же ваш верный Тревельон? Или, волею случая, у него выходной?
— Он больше не работает у моего брата, — ответила Феба, и уголки ее губ опустились.
— Вот как? — удивился мистер Маклиш. — Однако… меня удивляет его поступок. Я-то полагал, что забота о вашей безопасности отвечает самому горячему желанию капитана Тревельона.
Она смутилась. Его небрежное замечание невольно задело ее чувства, хотя Феба не сомневалась: мистер Маклиш вовсе не хотел ее оскорбить.
— Но так оно и есть. В его голову засела мысль, что он не может больше меня охранять из-за своей хромоты.
— Ну да.
— Ну да? — насторожилась Феба. — Вы о чем?
— Ему и правда лучше знать, на что он способен, — весьма рассудительно заявил мистер Маклиш. — В каком-то смысле это храбрый поступок — признать свою вину и честно отойти в сторону.
— Храбрый! — фыркнула Феба. — Если так вы называете слабоумие — тогда конечно.
Он весело рассмеялся.
— Вижу, что в этом сражении мне не завоевать очков, миледи, поэтому я отступаю: у капитана Тревельона действительно что-то с головой, и этот мужлан покинул вас просто потому, что волновался за вашу безопасность.
Слабо улыбнувшись, Феба повернулась и пошла по садовой дорожке, не забывая о присутствии архитектора, который шел рядом.
— Должна, однако, заметить, мистер Маклиш, что у вас есть один серьезный недостаток.
— Ваши слова наполняют ужасом мое сердце, миледи, — ответил он со смешком. — И что же это за недостаток?
— На вас очень трудно сердиться, сэр: я, например, не могу.
— Может быть, если постараться, я научусь вызывать к себе вашу неприязнь, миледи; может, если практиковаться каждый день, я сумею стать просто отвратительным.
— Прошу вас в конце каждой недели приходить ко мне с докладом о своих успехах.
Они дошли до скамьи, на которой совсем недавно Феба сидела с Джеймсом, и она остановилась, почувствовав, как от воспоминаний у нее сжимается сердце.
— Леди Феба. — Мистер Маклиш вдруг с жаром схватил ее руки, усаживая на скамью. — Простите, миледи. Я надеялся, что у меня будет больше времени: хотел написать речь, которая была бы достойна вас, — но, боюсь, просто не могу. Ваша храбрость, ваш ум и, главное, ваше очарование…
Он прижался губами к ее пальцам — это был страстный поцелуй, а не жест вежливости, — и у Фебы вдруг возникло страшное подозрение насчет того, куда он клонит. Ее охватило ужасное смятение. Неужели она что-то упустила? Неужели слепота помешала ей с самого начала неверно истолковать его намерения?
— Мистер Маклиш, — начала она и вдруг замолчала, осознав, что он ей нравится. Если бы не… Боже правый, если бы не Джеймс Тревельон, она могла бы отнестись к нему серьезно.
Однако жаль, что этот господин не набросился на нее ни с того ни с сего.
Впрочем, мистер Маклиш не обратил внимания на ее слова.
— Разумеется, я небогат. Но если вы позволите, Феба — если вы окажете мне высочайшую честь, согласившись стать моей женой, — прошу вас, знайте, что я с радостью буду трудиться каждый день, вложу все свое сердце, чтобы вы ни в чем не нуждались. Клянусь всем, что почитаю святым, что буду собственным телом защищать вас и от каждодневных невзгод, и от величайших опасностей в жизни. Вас всегда будет сопровождать телохранитель и супруг в одном лице. Я буду гнать прочь все, что может вас потревожить. Любые неприятности будут обходить вас стороной. Клянусь, я посвящу вам жизнь — прямо с сегодняшнего дня.
— Но, — сказала Феба, потому что, как ни прискорбно, даже в такие моменты имела обыкновение подмечать несуразное, — я не хочу брать в мужья телохранителя!
— Разумеется, нет, любовь моя. Просто я неудачно выразился. Я имел в виду…
— Да нет же, — перебила его Феба. — Вы как раз были очень красноречивы. Вы хотите беречь меня от любой кочки или неверного шага, от всего докучного, от всего неприятного. Но, видите ли, я думаю, что так нельзя жить — завернутой в одеяло излишней заботы. Нужно время от времени набивать себе шишки, чтобы знать, что живешь. Не так ли?
— Вы изысканная дама, — начал мистер Маклиш озадаченным тоном, который, как ни грустно, был для нее достаточным ответом. — Вы нуждаетесь в защите от грубых сторон жизни!
— На самом деле это не так, — ответила она как можно мягче. — И боюсь — хотя вы и оказали мне большую честь, — я не могу принять ваше предложение.
— Миледи, — с деланой невозмутимостью произнес голос одного из лакеев: кажется, Грин? — Ваш чай.
— Прекрасно, — ответила Феба с немалым облегчением, осторожно нащупала поднос, обнаружила чайник и горку каких-то пирожных с глазурью. — Не хотите ли чашечку, мистер Маклиш?
— К сожалению, мне пора: назначена встреча, — довольно сухо отозвался мистер Маклиш. — С вашего позволения, миледи.
Он стремительно удалился, и Феба почувствовала себя виноватой: отчего ей его совсем не жаль? Ей нравился мистер Маклиш, право же, нравился, но его предложение было полной неожиданностью, как снег на голову. И разве воспитание не подсказывало ему, что для начала следует спросить Максимуса — разрешит ли за ней ухаживать.
Феба покачала головой, пытаясь осознать, что произошло. Хотя, в конце концов, какая разница? Допустим, мистер Маклиш и предпринял бы верные шаги, да только она все равно бы ему отказала.
Маклиш не Джеймс Тревельон и никогда им не будет.
Или Тревельон стал идеалом, с которым она сравнивала всех остальных мужчин? Вот странно! До сего дня она даже не догадывалась об этом. Вдруг нахлынуло осознание, что без этого человека она не может жить, что тоскует, лишившись его постоянного присутствия рядом.