— Да, но…
— У вас там волосы! — воскликнула Феба так будто обнаружила у него крылья. — Как это, должно быть, неудобно! Они не цепляются за рубашку?
Тревельон ойкнул, когда любопытные пальцы ухватили несколько волосков.
— Нет. Разве что я вздумаю надеть кольчугу на голое тело.
— Они очень густые. А что, на животе тоже растут?
Тревельон пулей вылетел из постели, впервые порадовавшись, что она не видит. Ей сейчас бы было на что посмотреть: мужское достоинство с такой охотой откликнулось на ее любопытство, что он понятия не имел, как будет надевать брюки.
Она села, что вовсе не улучшило ситуацию: ее сорочка — как он уже заметил вчера — была такой тонкой, что виднелись соски, ярко-розовые, воинственно торчавшие и венчавшие прекрасные округлые груди.
Тревельон отстранился и начал одеваться.
— Что такое? — удивилась Феба.
— Вы отлично знаете, в чем дело, черт возьми!
Не следовало бы разговаривать таким тоном с леди, сестрой его нанимателя, но увы…
— Нет, не понимаю. Почему бы вам не вернуться в кровать? Мы могли бы поупражняться в поцелуях…
— Вы слишком молоды, — зарычал Тревельон, — и слишком беспечны в вопросе собственной безопасности. Прекратите! Хватит меня искушать, хватит со мной играть как с игрушкой! Оттого что я вас охраняю, я не перестал быть мужчиной.
— Я никогда так и не думала, — сказала она тихо. — Я знаю, Джеймс, что вы мужчина. И мне не нужна игрушка, мне нужны вы.
— Миледи, мы слишком разные. Прошу прощения.
Он вышел из комнаты прежде, чем она смогла хоть что-то возразить.
— Но вы же наверняка слышали, моя дорогая? — На красиво очерченных губах леди Геррик играла улыбка, свидетельствовавшая о том, что она намерена выложить какую-то пикантную сплетню.
Эва сделала глоток чаю, учтиво качая головой.
— Как я уже говорила, миледи, не уверена, что понимаю, на что вы намекаете.
Они обе сидели в гостиной леди Геррик, отделанной в голубом, розовом и золотистом тонах. На чайном столе стопкой были сложены крошечные позолоченные ложечки, стояло блюдо с печеньем, щедро украшенным розовой глазурью, но на вкус напоминавшем мел. Эва только что отдала леди Геррик миниатюрный портрет некоего джентльмена, который написала для нее.
— Ну как же? Я о похищении леди Фебы, — сказала леди Геррик, явно смакуя новость. — Дорогая, да ее выкрали прямо из дому, из особняка герцога Уэйкфилда, в центре Лондона. Правда, говорят, что ее уже освободили, но если и так, то ее никто не видел. — Сплетница повела плечами. — Кто знает, что могли сделать с бедной девушкой, к тому же слепой, беспринципные негодяи.
И она принялась пить чай, злорадно улыбаясь поверх чайной чашки.
Эва решила, что с нее достаточно и чая, и общества омерзительной сплетницы.
— Вы довольны портретом, миледи?
Леди Геррик взяла миниатюру в руки. Овальный портрет, написанный на тонкой пластинке слоновой кости, можно было использовать для украшения табакерки или просто вставить в рамку.
— О да! Вам удалось добиться полного сходства, мисс Динвуди. Вы чрезвычайно талантливы.
— Благодарю, миледи. — Эва осторожно поставила чашку на стол. — Надеюсь, вы не станете особо возражать, если я уеду? У меня сегодня назначена встреча, которую никак нельзя пропустить.
— В самом деле? — Эве казалось, что она видит, как напряженно работает мозг леди Геррик, пытаясь сообразить, с кем бы могла быть эта встреча. — Что же, в таком случае не стану вас задерживать. Еще раз спасибо за портрет.
— Миледи. — Эва встала и сделала реверанс, не забыв прихватить мешочек с монетами, который дала ей леди Геррик.
Лакей вывел ее из гостиной и проводил вниз по лестнице в переднюю, где уже дожидался Жан-Мари, рассматривая довольно безвкусную, из черного мрамора, статую мальчика-мавра в тюрбане и набедренной повязке. Серьги, глаза и губы статуи были позолоченными.
— Мэм. — Жан-Мари склонил голову при появлении Эвы и распахнул перед ней входную дверь. — Я вот что подумал: может, и мне нацепить золотые серьги?
— Я думаю, — сказала Эва, подходя к карете, — что Тесс перестанет со мной разговаривать, если я скажу «да».
Жан-Мари усмехнулся, распахивая дверцу и спуская лесенку.
Тесс, жена Жана-Мари, была чрезвычайно искусной кухаркой, и в интересах Эвы — хотя бы ради собственного желудка — не расстраивайте ее. Она забралась в карету, и Жан-Мари — следом.
— Домой? — Он поднял руку, чтобы стукнуть в потолок — дать знать кучеру.
— Нет, хочу навестить Валентайна.
Жан-Мари задумчиво посмотрел на нее, потом крикнул кучеру:
— В особняк герцога Монтгомери!
Устроившись поудобнее, Жан-Мари поинтересовался:
— Есть ли какая-то пр-ричина поездки к его светлости? — Иногда — когда очень уставал, или был слишком взбудоражен, или под влиянием сильных чувств — в его речи слышался франко-креольский акцент.
— Я узнала от леди Геррик нечто весьма… — Эва замолчала, тщательно подбирая слова. — … нечто огорчительное.
— И что же это?
— Некто похитил леди Фебу Баттен. — Она почувствовала, как ее лицо исказила гримаса — всего на миг — страха и на секунду заставила потерять контроль над собой. Пальцы вонзились в ладони, сжатые в кулаки руки задрожали, но она сумела прогнать старые воспоминания и — усилием воли — былой страх.
Она крепко зажмурилась, приказав себе не бояться. Она сильная. Она — Эва Динвуди, взрослая женщина, у которой есть и собственный дом, и собственные слуги.
И главное, у нее есть Жан-Мари — терпеливый, сильный и, если потребуется, безжалостный.
Она в безопасности, чего не скажешь о Фебе, бедной незрячей девушке, которую похитили.
Должно быть, ей очень страшно.
— Эва, друг мой, — окликнул ее Жан-Мари с глубокой печалью в голосе.
Она открыла глаза и улыбнулась.
— Все хорошо. Я в порядке.
Кофейного цвета глаза смотрели с тревогой, но карета остановилась прежде, чем он успел подвергнуть сомнению ее слова. Жан-Мари немедленно спрыгнул на землю, подставил для нее лесенку и помог спуститься.
— Жди здесь.
Эва видела: верному слуге, который давно стал ей другом, не понравилось это распоряжение, но он мрачно кивнул. Они стояли перед огромным особняком, с массивными колоннами, на фронтоне которого красовался барельеф: ухмыляющийся Гермес в дорожном плаще и шапке, с мечом-кадуцеем в руках. В чертах бога — покровителя торговли, а значит, воров и обманщиков — просматривалось явное сходство с самим герцогом.
Эва презрительно фыркнула, поднялась по ступеням и взялась за массивный позолоченный дверной молоток.
Почти сразу же дверь распахнулась, однако вместо дворецкого на пороге стояла молодая женщина, довольно высокая, прямая как палка, облаченная сплошь в черное, за исключением фартука, косынки и огромного чепца, аккуратно завязанного.
— Да?
Эва, растерянно похлопав глазами, выпалила, сбитая столку:
— Кто вы?
Казалось, женщину нисколько не смутил ее вопрос.
— Я миссис Крамб, экономка герцога Монтгомери. Чем могу служить?
— Я хочу повидать Валентайна, — сказала Эва, хмурясь. — А где дворецкий?
Этот вопрос миссис Крамб пропустила мимо ушей.
— Как мне о вас доложить?
Эва оглядела женщину с головы до ног. Возможно, миссис Крамб и экономка, только вид у нее как у хозяйки: похоже, с ней так просто не сладишь.
— Я Эва Динвуди. Герцог меня примет.
На долю секунды взгляд миссис Крамб сделался пронизывающим, затем она, по-видимому, приняв решение, сухо кивнула и решительно отступила на шаг, впуская ее в дом.
— Его светлость в данный момент в библиотеке.
— Благодарю. Я знаю дорогу.
За дверью открывался огромный холл с полом из розового в серых прожилках мрамора. Стены покрывали позолоченные виноградные плети, завитушки и цветы, образуя арки и медальоны. Высоко над головой куполообразный потолок был выкрашен в голубой, как яйца малиновки, цвет, с многочисленными медальонами. Из центра свисала огромная хрустальная люстра.
Гулко простучав по розовому мрамору каблучками, Эва пересекла холл. В дальнем его конце изящным полукружием взмывала вверх парадная лестница, и она поднялась по ней на второй этаж, миновала еще один холл и остановилась перед первой дверью справа. Библиотека герцога представляла собой вытянутый в длину зал, выдержанный в цвете морской волны. Вдоль стен тянулись позолоченные колонны, в ниши между которыми были встроены книжные шкафы полированного дерева. И дерево было, несомненно, баснословно дорогим. Вступая во владения герцога, Эва иногда представляла, что переносится в восточную сказку.
Герцог собственной персоной восседал, скрестив ноги, на мягкой подушке перед камином. На нем был пурпурный халат с вышитым на спине зеленым с золотом драконом. При ее появлении он поднял взгляд от крошечной, усыпанной драгоценными камнями книжечки.
— Эва!
— Что ты наделал, Валентайн? — воскликнула она, надвигаясь на него. — Что ты наделал?
Глава 11
Дождь шел стеной, словно разверзлись хляби небесные, а день тем временем катился к вечеру.
Тревельон ежился, промокший до нитки, на козлах рядом с Ридом, который наверняка решил, что капитан лишился рассудка, если предпочел ехать под дождем. Но больше такого соблазна ему не вынести. Недели, а может, и месяцы промучился он в безнадежном и безответном томлении, а теперь Феба сама предложила ему себя, как спелое сочное яблоко — изголодавшемуся.
Вот только Феба не понимала, что именно предлагает. Она вела жизнь затворницы, под охраной брата и собственной слепоты. Что знала она про мужчин с их низменными страстями? Ей нужен кто-то помоложе, без ран на теле и в душе, способный смотреть на мир свежим взглядом, а не как старый циник.
Таким человеком был Маклиш, но Феба его отвергла. Тревельон не знал, как это понимать, но ему очень хотелось думать, что она могла выбрать кого-то вроде него самого, но это же безумие.