Дражайший плут — страница 41 из 47

И вот эта одна-единственная точечка, крошечный бутончик доставил такое наслаждение, что она упала ему на грудь, содрогаясь, забыв себя, забыв обо всем на свете, взлетая к небесам. Кровь вскипела в жилах, и Феба закричала, взрываясь, точно огненная звезда.

Крепко обняв, Джеймс привлек ее к себе, и она обвила его руками, уткнувшись лицом в подушку и задыхаясь от сокрушительной силы нахлынувшего наслаждения. Он же, обхватив обеими руками ее ягодицы, вошел в нее одним мощным ударом и застонал, а потом хрипло зарычал и, содрогаясь, замер под ней. Ее плоть сомкнулась вокруг него, и она почувствовала, как горячий поток его семени изливается в нее.


Глава 16


На следующее утро, ближе к полудню, Джеймс на залитом солнцем конюшенном дворе скреб бока одной из лошадок отца. Рид обычно выполнял эту утомительную работу, но Тревельон любил ухаживать за лошадьми, и старый Оуэн, понимающе улыбнувшись, предоставил эту возможность ему. Сам же он разговаривал с Фебой, которая сидела на камне неподалеку.

Раздался собачий лай, из дома вылетел Тоби и сразу же понесся к Фебе. Хоть пес и не походил на комнатную собачку, все же забрался ей на колени, перепачкав юбки, и принялась лизать лицо. Феба смеялась и, казалось, нисколько не возражала.

Как странно чувствовать себя влюбленным! Прожить тридцать три года и даже не подозревать, что где-то есть такое чудо, хоть и упрямое до невозможности.

Интересно, понимает ли она, какую власть над ним забрала в свои маленькие ручки?

— Тоби никогда не научится вести себя прилично, если Феба будет разрешать ему забираться к ней на колени, — пожаловалась Агнес, подходя к Тревельону. В эту минуту она до ужаса напоминала своего деда.

Джеймс бросил взгляд на племянницу. Ростом она едва доставала ему до плеча, но если и дальше будет расти с такой скоростью, то скоро перерастет Фебу. Ему вдруг сделалось горько. Жаль, его здесь не будет, когда она станет взрослой!

— Дядя Джеймс? — окликнула его Агнес, наверное, решив, что он не в своем уме.

— Ну да, конечно. По какой-то причине леди Фебе нравится, чтобы собака прыгала ей на колени.

Агнес взглянула на него с сомнением.

— А она точно дочь герцога?

Он улыбнулся.

— Даже не сомневайся.

— Деда сказал, что тебе нельзя жениться на дочери герцога, — покачав головой, сказал Агнес.

Тревельон отвернулся, стиснув зубы, потому что запретил себе об этом думать.

— Полагаю, он прав.

— Знаешь, иногда и он ошибается, — заверила его девочка. — Он думал, что у Джиневры будет жеребенок-сын, а родилась Ласточка. — Немного помолчав, она вдруг расправила плечи и выпалила: — А ведь ты ей нравишься, то есть Фебе, даже очень.

Джеймс не стал ей говорить, что аристократические браки устраиваются отнюдь не потому, что кто-то кому-то «нравится»: некоторые иллюзии не стоит разрушать.

Феба осторожно встала, и Тоби кубарем скатился с ее колен. Тревельон тут же подскочил к ней и взял за руку, чтобы не упала.

— Агнес здесь? Мы ведь не все еще осмотрели.

Агнес вызвалась показать ей поместье, которое Тревельон и так знал как свои пять пальцев, однако стоило ему заикнуться об этом, как Феба больно толкнула его локтем в ребро.

Он взглянул на племянницу.

— И что же у нас осталось?

— Камень на пустоши, — с жаром воскликнула Агнес. — С него видно на многие мили вокруг, а ветер просто сбивает с ног!

— Я сам займусь лошадкой, — бодро сказал старый Оуэн, немедленно приступая к делу.

Тревельон мрачно посмотрел ему вслед. Не хотелось огорчать Агнес, однако почва на пустоши была неровной, с травянистыми кочками и куртинами жесткой травы. Не лучшее место для пешей прогулки.

— Леди Феба там может упасть. Лучше найти другое место для прогулки.

Агнес выпятила нижнюю губу.

— Да, но…

— Джеймс, все-таки позвольте мне! — попросила Феба, дотронувшись до его руки. Впервые она назвала его по имени в присутствии посторонних. — Я хочу узнать, что такое вересковая пустошь.

— А я хочу, чтобы вы оставались целой и невредимой, — проворчал Тревельон.

— Даже если и упаду — это же не конец света! — Феба ослепительно улыбнулась. — Ну что это за жизнь, если время от времени не падать?

Даже сама мысль, что она может пораниться, казалась ему невыносимой. Он скорее отрубил бы себе палец.

— Пожалуйста!

Одно-единственное слово и умоляющий взгляд, точно стрела пронзили его сердце.

— Ну ладно, пойдемте.

— Ура! — крикнула Агнес, а Тоби залаял как сумасшедший. — Тогда нам туда.

Тревельон пошел следом за племянницей, одной рукой тяжело налегая на трость, другую руку протягивая Фебе. Не очень-то надежный из него спутник на болоте: того и гляди сам рухнет.

Агнес вывела их за калитку на пастбище, а затем и на вересковую пустошь. Трава здесь была по колено и вся покрыта крошечными желтыми цветочками.

Ветер принес запах соли и моря. Агнес не преувеличила — видно было на многие мили вокруг. Голубое небо казалось бесконечным куполом, который обнимал весь мир. Тревельон вдохнул полной грудью и улыбнулся, глядя на Фебу, которая запрокинула лицо навстречу солнцу. Они продолжали карабкаться вверх, пока не вышли на обширную плоскую площадку, где из земли там и сям торчали серые валуны.

Феба обернулась к Джеймсу.

— Можно, я немного пройду сама? Хотя бы несколько шагов? Я знаю, что вам не всегда нравится то, чего хочется мне, но я буду очень осторожна.

Тревельон хотел было возразить, но не смог. Он прекрасно знал, что Феба мечтает о свободе, а его работа заключалась в том, чтобы держать ее в клетке.

Но ведь герцога здесь нет, а кроме того, Тревельон больше не считал, что единственный способ оградить Фебу от опасности — это не давать ступить ей ни шага самостоятельно.

Возможно, Феба права и время от времени просто необходимо спотыкаться и падать, чтобы чувствовать себя живым.

Он хотел, чтобы Феба жила, поэтому, глубоко вздохнув, кивнул:

— Хорошо.

И тогда Феба осторожно отпустила его руку и сделала шаг, остановилась, глубоко вздохнула, подставила лицо солнцу и широко развела руки, как парящая в небе чайка, прежде чем решиться на следующий, а потом на еще один… Но тут она споткнулась и упала.

Тревельон в ужасе застыл. Феба стояла на четвереньках — наверняка содрала кожу на ладонях, по меньшей мере.

— Ох, позвольте, я вам помогу! — воскликнула Агнес, но Джеймс выставил руку, преграждая ее путь, а когда обрел способность говорить, спросил:

— Феба, вам нужна помощь?

— Нет-нет! — весело воскликнула она, и Тревельон понял, что она смеется. — Я справлюсь сама.

И Феба действительно смогла встать, пошарила мыском туфельки перед собой, пока не нащупала тропинку, и двинулась по ней.

Тревельон держался за ее спиной, с трудом справляясь с желанием помочь: схватить за руку и вести. Не дай бог, опять упадет и поранится! Но он понимал, насколько важно беречь ее от беды, настолько же важно дать ей ощущение свободы.

Ей хотелось справляться самой, без помощи, без ограничений, поэтому он шел сзади, просто наблюдая за ней, точно ястреб, и не мешал падать: один раз, два, три… И каждый раз он еле сдерживался, чтобы не вскрикнуть, не броситься к ней, чтобы поддержать или помочь подняться.

Но она лишь смеялась и вставала сама. Какая сила духа!

Но к тому времени, как они добрались до голой скалы, его терпение лопнуло. Он поймал ее за руку и, развернув лицом к себе, прошептал:

— Я вас люблю! Вы слышите, леди Феба Баттен? Я люблю вас!

И, когда она затаила дыхание, изумленно вскинув брови, он нагнулся и поцеловал ее в сочные розовые губы. В этом поцелуе не было страсти, — только драгоценный дар и торжественный зарок.

Именно в этот момент их и увидел Том Поули, который доставил письмо от герцога Уэйкфилда.

Феба стояла в конюшне и прислушивалась, как Джиневра тихо жевала отруби, а Ласточка, причмокивая, сосала материнское молоко. В конюшне было тепло и тихо, а лошадиный дух всегда действовал на Фебу успокаивающе.

Тишину конюшни нарушил знакомый лай — это к ней, тяжело дыша, примчался Тоби, и чьи-то шаги вторили цоканью собачьих когтей. Феба опустила руку, и тут же влажный шершавый язык облизал ее пальцы.

— Тебе обязательно возвращаться? — раздался тихий голос Агнес, и Феба почувствовала, как прижимается к ней детское тельце.

Тоби плюхнулся на пол, навалившись на ее ногу с другой стороны. Некоторое время они молчали, только слышно было, как Ласточка неуверенно бегает по своему стойлу.

— Я живу в Лондоне, — сказала наконец Феба, и как ни старалась, прозвучало это уныло и безнадежно.

Как хорошо было там, на пустоши! Она чувствовала себя свободной, как никогда, а потом Тревельон поцеловал ее и сказал, что любит. Ей казалось, что блаженству не будет предела…

Это был счастливейший момент ее жизни.

Она всерьез подумывала, не предложить ли Джеймсу остаться, вопреки полученному письму. Конечно, оно было от брата, но послал-то он его через Алфа, таинственного шпиона Тревельона в трущобах Сент-Джайлза. Похоже, он хранил их местонахождение в тайне, и Максимус до сих пор не знал, где они. Невольно Феба даже посочувствовала брату: как обидно, должно быть, ему полагаться на оборванца из трущоб для того, чтобы сообщаться с родной сестрой!

Если они останутся, Максимус вряд ли ее отыщет…

Вот только она сама понимала, что это трусость. Феба любила брата — искренне любила, — и стала бы тосковать по нему и прочим родственникам, зная, что никогда не увидит их вновь. Кроме того, ей было невыносимо думать, что семья сходит с ума от тревоги за нее.

Значит, нужно просто вернуться в Лондон, к прошлой жизни, но можно ли добровольно вернуться в клетку, если дверь была однажды открыта?

— Ты могла бы жить здесь, — сказала Агнес. — У нас полно комнат.

Феба положила руки на дверь стойла и уронила на них голову.

— Как бы мне этого хотелось!