Выхин, пока ждал, успел вспотеть, потому что вокруг бассейна тоже было не по-февральски тепло. Он расстегнул куртку, стащил перчатки, принялся лепить из влажного снега миниатюрных снеговиков. Ловкие пальцы очерчивали лица, придавая снеговикам художественную реалистичность. За двадцать минут вдоль лавочки выстроились три снеговика, похожие на персонажей известных мультфильмов – Винни Пух, Заяц, Ежик в Тумане. Выхин лепил вдохновенно, особо не задумываясь. Он примерно так же и рисовал – когда злился, радовался или просто подступало острое желание перенести что-то на бумагу.
– Круто! – крикнула из бассейна Элка. Она подплыла к бортику, обхватила его руками и положила подбородок на запястья. – У тебя талантище, знал?
– Вроде того. Учился рисовать несколько лет. Ну и…
– О, Андрей, привет!
Элка обращалась к кому-то позади Выхина. Он обернулся и впервые в жизни увидел Андрея Капустина.
На вид Капустину было лет семнадцать. Светлые длинные волосы торчали из-под натянутой глубоко на лоб шапки, большие голубые глаза разглядывали Выхина, прощупывали. Капустин улыбался, но улыбка казалась натянутой. Шнурок наушников полз по шее и исчезал под пуговицами темного длинного пальто. Капустин выудил руку из кармана куртки, помахал Элке – при этом продолжая разглядывать Выхина.
– Ты как тут оказался? – спросила она. – Вроде на кино пошел с пацанами? Или не?
– Дурацкое кино, неинтересное, – ответил Капустин и кивнул, обращаясь к Выхину. – А ты кто такой, жиртрест?
Выхин поднялся со скамейки. Он был на полголовы выше Капустина и сильно шире в плечах. Захотелось втащить кулаком в улыбочку Капустина, размазать кровь по его пухлым губам и ямочкам на щеках.
– Что ты сказал? – глухо спросил он. – Ну-ка повтори.
– А вот и повторю, – продолжал ухмыляться Капустин. – Серьезно, рыпаешься на меня, дружок? Мозги-то есть?
Между ними встала Элка, со скоростью пули выскочившая из бассейна. Ее влажная кожа мгновенно покрылась крупными мурашками. От волос поднимался пар.
– Вы с ума сошли? – зашипела она, расставив руки. – Парни, вы идиоты? Чуть что, сразу драться? Это Лёва Выхин, он недавно приехал в город, на пятом этаже у нас в доме живет. А это Андрей – мой брат. Он дурной, но хороший. Переходный возраст, не обращай внимания. Неужели нельзя нормально познакомиться?
– Родной брат? – удивился Выхин. – Не похожи совсем.
– Не твое дело, – сказал Капустин. – Вы что тут забыли вдвоем?
– Гуляем и купаемся.
Выхин хотел добавить тоже: «Не твое дело», но увидел взгляд Элки и осекся. Пробормотал негромко:
– Беги одевайся, замерзнешь.
– Беги, беги, – добавил Капустин, все еще настойчиво разглядывая Выхина. Когда Элка направилась к домикам, он сказал: – Слушай, жирный, мне неохота, чтобы ты с моей сестрой тут зажигал.
– Еще раз скажешь «жирный», и я тебе вышибу зубы, – огрызнулся Выхин. Он был скорее растерян, чем зол.
Капустин пару секунд напряженно смотрел куда-то в сторону. Потом неожиданно потрепал Выхина по плечу рукой.
– Да ладно, не обижайся. У нас на районе все друг друга дразнят. Дразнилки разные слышал? «Алла – спички в нос напихала», «Жирный – поезд пассажирный». Смешно же.
– Мне нет.
– Привыкнешь. Все сначала обижаются, потом привыкают.
Капустин говорил тихо, смотрел серьезно. Оглянулся на домики.
– И все равно, нефиг мотаться за моей сестрой, понял? Она мелкая еще, сама не понимает, чего хочет.
Выхину почему-то казалось, что верное решение – это молча ударить Капустина в челюсть и разом решить все вопросы с дразнилками и с высокомерным обращением. Капустин вел себя хамски, за такое нужно бить.
– Усек? Красавчик, – Капустин расценил затянувшееся молчание по-своему. Еще раз потрепал Выхина по плечу.
Выхин сжал кулаки. Он бы, наверное, ударил. Вот так сразу. Не думая о последствиях. Но в этот момент Капустина окликнул звонкий девчачий голосок.
– Эй, Дюша, Дюша, куда потерялся?
У бассейна, метрах в десяти по дуге, стояла маленькая нерусская девочка лет двенадцати, с длинными черными волосами, красиво рассыпавшимися у нее по плечам. За руку ее держал паренек, тоже не русский, армянин или грузин – Выхин не разбирался.
– Дюша, Дюша, мы тебя ищем! – засмеялась девочка и помахала рукой в варежке. – Кататься пойдем?
– Это меня, – сказал Капустин. – А ты растворись, пацан, ок?
– Иначе что?
Капустин пожал плечами – мол, сам думай, – потом легонько пнул носком ботинка снежную фигурку Ежика, снося ей голову. Сказал дружелюбно – таким голосом, наверное, он отлично располагал к себе учителей в школе:
– Не люблю выскочек. До скорого, жирный пончик.
Он неторопливо направился к своим друзьям. Выхин заметил еще одного пацана, коренастого и коротко стриженного, с большими накачанными руками. Он выглядел туповатым качком, каковым, наверное, и являлся. Вся эта ватага дружно отправилась вглубь санатория по утоптанной тропинке. Капустин что-то рассказывал друзьям, жестикулируя. Про Выхина он, похоже, забыл сразу же, как отвернулся.
Подошла Элка, осторожно прикоснулась пальцами к пальцам Выхина. Как тепло и хорошо от ее прикосновения стало – не физически, а душевно, что ли…
– Они все идиоты, не обращай внимания, – сказала Элка. – Местные переростки. Андрей и Вано через три месяца заканчивают школу, почти наверняка уедут в Краснодар поступать. Остальные разбегутся без них.
– Я и не собирался обращать внимание.
– Ты уже не рад, что здесь оказался, да? Не дуйся. Андрей у меня нормальный, и друзья у него хорошие. Мы тут столько всего пережили, что зараз и не рассказать. Город у нас тоже хороший. Может быть, непривычный, потому что ты не из туристических мест. Летом жарища, много приезжих, все купаются, шляются по парку развлечений – это место на западе, где сейчас пусто, потому что зимой кому охота тащиться в тир пострелять? Правильно, никому. Это летом здесь не протолкнуться от людей. Ну вот если лето не считать, то в остальном все тихо, мило. Два завода, кинотеатр, аквапарк есть, но он тоже сейчас пустой. Санаторий вот. Население всего семь тысяч человек, представляешь? Когда последние туристы уезжают, тут улицы пустые становятся. Часть людей или в Сочи на зиму едут, или в Краснодар. Кто рисковее – в Москву. Я тоже хочу в Москву. Буду актрисой. Как думаешь, могу я стать актрисой? Есть данные?
– Откуда мне знать? Я не разбираюсь.
– Но ты же творческий человек. Должен видеть искорку. – Элка отстранилась, чуть склонила голову, прошептала вдохновенно: – Ослепляя блеском, вечерело в семь. С улиц к занавескам подступала темь… Ну как, нормально читаю?
– Нормально. В актрисы возьмут без проблем.
Элка ткнула его кулаком:
– Не обижайся на идиотов, ну.
Теперь он не знал, что ответить. Обиды не было. Осталась запоздалая злость – на то, что не сразу нашелся, что ответить; на то, что не ударил Капустина, как хотел, молча и по-взрослому. Отец учил, что бить нужно всегда первым. Теперь Выхин будто отставал в счете неофициального пацанского соревнования и дал право Капустину при следующей встрече вести диалог с позиции побеждающего.
– Не обижайся! – повторила Элка и ткнула его кулаком в грудь, куда дотянулась. – Или я перестану с тобой общаться. Ты этого хочешь?
– Нет, конечно.
– Тогда пошли, купим колы и чипсов, посидим в парке на лавочке. Там дядька крутые фокусы показывает. Местный сумасшедший.
Ее детский задор передался и Выхину тоже. Он, конечно, не избавился от дурных мыслей окончательно, но хотя бы попробовал отодвинуть их на задний план.
– Пойдем, но чур я буду платить.
– Тогда у нас, считай, свидание!
– А разве было по-другому? – Он легонько щелкнул Элку по носу и крепче сжал ее ладонь.
Хотелось, чтобы старший брат Элки это увидел. Выхин надеялся, что тот каким-то образом все прекрасно видит.
Выхин не помнил многих деталей того вечера. Как, например, умудрились с Элкой пробраться в маршрутку и съездить к подножию горы? Дорога занимала почти полтора часа в одну сторону. Воспоминания подбрасывали обманчивые запахи дерматиновых кресел, сигарет, алкоголя, влажной одежды – а еще мельтешение фонарей за окном, ворох снежинок, густые капли воды на стеклах, песни Меладзе из водительского радио. Кто-то пил водку, похрустывая пластиковыми стаканчиками, и обсуждал отставку Ельцина, втягивая в разговор неравнодушных.
Элка и Выхин втиснулись на заднее сиденье, где тухло пахло соляркой, и непрерывно хихикали, потому что боялись, что их разоблачат и вышвырнут из маршрутки прямо среди ночного леса. Там же, под чей-то тост «не чокаясь», Элка вдруг прикоснулась ледяным носом к носу Выхина. Будто нечаянно, но ясно же, что специально, потому что зачем ей вообще прикасаться? Он едва не дернулся назад, едва не стукнулся затылком о «запаску», что висела на дверце маршрутки, но сдержался и как бы в шутку потерся носом об Элкин нос. Элка прикрыла глаза – ожидала поцелуя, что ли? Но Выхин не решился. Он никогда раньше не целовался.
На горках они схватили одну «ватрушку» на двоих и долго катались с разных горок. Элка сидела у него на коленях или иногда обхватывала сзади за талию. Неизменно вопила каждый раз, как «ватрушка» подпрыгивала на сугробах и трамплинах.
Ночь стояла вязкая, тяжелая, без звезд и луны. Время летело стремительно. Выхин обратил внимание на часы, когда стрелки показывали половину десятого. Он изрядно вспотел и устал, но был доволен. Элка тоже вспотела, стащила шапку и стояла перед Выхиным – маленькая, щуплая, в нелепой курточке, с раскрасневшимися щеками и горящим взглядом.
– Хочу еще!
– Поздно, домой пора. Нам еще до санатория добираться.
– Мама в курсе, что я с Андреем. А когда я с ним, можно хоть до утра домой не приходить, родители спокойные.
– А если он придет раньше тебя?
– Никогда такого не было. Шляется с друзьями всю ночь.
Элка показала язык, подхватила «ватрушку» и пошла к ближайшей горке.