Dans ce jardin on ne rencontre,
Ni champs, ni prés, ni bois, ni fleurs.
Et si l’on y dérègle ses mœurs,
Au moins on y règle sa montre.[4]
В 1786 году герцог вложил деньги в строительство каменной колоннады, окружавшей сад с трех сторон. Колоннада получила название Галерея-де-Буа в честь несуществовавших лесов1. Среди колонн расположились новые магазины и кафе, количество посетителей Пале-Рояля существенно увеличилось. Луи-Филипп создал первую аркаду – это новшество позволяло одновременно достигать нескольких целей. Аркада стала доступным и приятным общественным пространством на частной территории, где люди могли гулять, общаться, рассматривать витрины, не отвлекаясь и не опасаясь дорожного движения, шума, грязи и запахов парижских улиц, напрочь лишенных тротуаров. Появилась новая возможность – покупать предметы роскоши и получать необходимые сопутствующие услуги. Аркады Пале-Рояля стали образцом для спекуляций собственностью, которая освобождалась в центре города, откуда правительство активно выселяло бедноту. По форме Пале-Рояль напоминал крытые мосты с торговыми лавками, имевшиеся во многих городах, – достаточно вспомнить мост Риальто в Венеции, Понте-Веккьо во Флоренции, Лондонский мост и парижские мосты через Сену – Нотр-Дам, мост Менял, Мари и Сен-Мишель2. Но стилистически Пале-Рояль был гораздо ближе к модным садам, где люди могли прогуливаться, общаться и наслаждаться красотой редких, прекрасных вещей. В таких местах женщины обретали социальную свободу, которой не могли получить ни в изоляции собственного дома, ни в хаосе и грязи городских улиц.
На следующем этапе аркады приобрели ключевой технический компонент, отличающий их от садов: оболочку из стекла и металла, позаимствованную у оранжерей из аристократических поместий и европейских публичных садов. Такие крыши обеспечивали освещение и защиту от непогоды, а владельцы собственности могли быстро и без больших расходов перекрывать улицы, не занимаясь строительством дорогих фундаментов. В 1791 году был построен пассаж Фейдо, ставший образцом для подражания. Это был пешеходный проход, соединяющий две улицы посреди квартала. По обе стороны его симметрично располагались застекленные витрины магазинов, а крыша была стеклянной. Так появился новый вид улиц, где пешеходы могли спокойно гулять, не опасаясь транспорта. Владельцы земли открыли для себя новые возможности для инвестиций, а торговцы – новые возможности для торговли3. Концепция быстро распространилась. За пассажем Фейдо в 1799 году последовал пассаж Каир (под Каиром Наполеон сражался с британцами, чтобы разрушить британскую монополию на торговлю в Средиземноморье), украшенный в египетском стиле, а в 1800 году в Париже был построен пассаж Панорама. Далее аркады стали появляться одна за другой: в период с 1820-го по 1840 год было построено 15 торговых аркад. Париж стал торговой столицей мира. В центре можно было переходить из одного магазина в другой, словно находясь в богатом царстве среднего класса. В иллюстрированном путеводителе 1852 года так описывалась эта новация: «Пассажи, недавнее изобретение промышленной роскоши, представляют собой крытые стеклом вымощенные мрамором проходы через целые массивы домов, владельцы которых объединились для подобного предприятия. По обеим сторонам этих проходов, освещаемых сверху, располагаются самые элегантные магазины, так что подобный пассаж оказывается городом, миром в миниатюре»4.
В 1815–1819 годах аркады появились и на другом берегу Ла-Манша. На Пиккадилли была построена аркада Берлингтон, потом подобные торговые комплексы стали появляться и в других городах, разбогатевших на торговле: в Бордо, Брюсселе, Глазго, Ньюкасле и даже в Санкт-Петербурге, где Пассаж открылся в 1848 году. Размеры, высота и сложность новых аркад повышалась с каждым годом и достигла пика в 1865–1867 годах, когда в Милане была построена галерея Виктора-Эммануила II: двойная аркада имела четыре уровня, а место пересечения венчал величественный стеклянный купол. В 1890 году самая большая аркада мира была построена в американском Кливленде – под 90-метровым стеклянным куполом расположились пять этажей магазинов и контор5. В то же время кампания по строительству тротуаров превратила в своеобразные аркады обычные городские улицы. В период с 1838-го по 1870 год в Париже было построено тротуаров больше, чем за все время со времен Римской империи: 181 000 метров в 1849 году из 420 000 метров улиц.
Великий литературный критик и социальный историк начала ХХ века Вальтер Беньямин воспринимал парижские аркады как горнило общества XIX века, особенно во времена консервативной Второй империи 1852–1870 годов, когда промышленное производство, коммерция, потребительский капитализм и репрессивное буржуазное социальное устройство создали современный мир. Для Беньямина демонстрация одежды была центральным элементом представления, поскольку воплощала в себе, с одной стороны, текстильную торговлю, а с другой – промышленную революцию с ее железом и стеклом. Оба элемента обеспечивали материалы и богатство всей системы. Беньямин цитировал слова писателя Оноре де Бальзака, который называл эпоху аркад временем торговли одеждой: «Поэзия витрин поет свои красочные строфы от церкви Мадлен до ворот Сен-Дени»6.
Далее Беньямин замечал, что, продлевая часы торговли до глубокой ночи, аркады стали «местом, где впервые появилось газовое освещение»7. Новые пространства и связанная с ними деятельность породили новый тип человека: фланера, которого обессмертил поэт Шарль Бодлер. Фланер прогуливался по улицам, рассматривая витрины не в поисках товаров, но в стремлении увидеть новые вещи, новых людей. Фланер отправлялся «на асфальтовые мостовые пополнять свой гербарий», а города-аркады получали «своего летописца и философа». Беньямин считал романы Бальзака и стихи Бодлера первыми произведениями современной литературы. Он почувствовал их борьбу с новым городским пространством постоянного движения – постоянного торгового движения.
В аркадах Беньямин видел апофеоз новой формы модных предметов потребления, которые способствуют распространению капитализма. Маркс назвал это явление «товарным фетишизмом»: отношения между людьми можно перенести на объекты, тем самым поручая им квазимагическую роль. «Результат такого переноса – состояние, в котором социальные отношения переходят в царство фантастики. Фантастика возникает, когда фетишизируемый объект приобретает ценность, не связанную с его материальным существованием. Таким образом, объект начинает вести собственную жизнь»8. Фрейд также замечал фетишизацию в новом мире модных товаров: сексуальные желания человека могут быть перенесены на объекты. Подобные взгляды, по мнению Беньямина, прекрасно объясняли, как приобретение товара-фетиша, происходившее преимущественно в аркадах, превратилось в наркотик, порождающий «новый дурманящий сон, охвативший всю Европу». Так в Европе возродилось мистическое мышление, которое модернизм стремился преодолеть. Беньямин отчетливо понимал, что подобная трансформация не была бы возможна без декораций аркад: «сказочной страны» из стекла и металла, где капитализм соединяется с миром мечтаний.
Следом за аркадами появился новый вид торговой архитектуры под той же стеклянной крышей – галереи. Они выросли из традиции бирж или базаров. Если аркады соединяли улицы, сами становясь улицами, то галереи соединяли здания, создавая переходное пространство, подобное площади, но полностью закрытое, имеющее крышу и освещаемое с помощью световой шахты или атриума. В этом пространстве располагались магазины – часто на нескольких уровнях. Галереи или базары обычно строились рядами как связанные между собой внутренние дворы или залы – этот прием также был позаимствован из устройства формальных садов. В период с 1816-го по 1840 год таких галерей, особенно в Лондоне, появилось довольно много. В Лондоне их было 15, в Париже – четыре, в Манчестере – одна9. Затем галереи почувствовали себя свободнее. В 1851 году главной достопримечательностью лондонской Всемирной выставки в Гайд-парке стал Хрустальный дворец, построенный Джозефом Пакстоном. Длина огромного стеклянного здания составляла 560 метров, ширина – 125 метров, высота – 33 метра. На строительство ушло 27 500 квадратных метров стекла10. Хрустальный дворец состоял из двух рядов галерей шириной от 7,5 до 15 метров и центрального нефа шириной 22 метра. В Хрустальный дворец без труда поместились парковые вязы, сразу превратив его в ландшафтный сад. Извилистые дорожки шли между партерными газонами, статуями и фонтанами. На центральном перекрестке был установлен Хрустальный фонтан высотой 8 метров, который еще более усиливал ощущение сада. Площадь дворца составляла 7,7 гектара – в четыре раза больше площади собора Святого Петра в Риме и в шесть раз больше площади собора Святого Павла в Лондоне. В Хрустальном дворце были выставлены 100 000 тщательно подобранных экспонатов – продукты, товары и машины, экспонируемые почти 14 000 участников.
Первый мегамолл пришел к нам прямо из сада. Пакстон родился в 1803 году. Он был седьмым сыном в семье фермера из Бедфордшира. В 15 лет он стал помощником садовника, а затем стал работать в садах Садоводческого общества в Чизвике, где произвел большое впечатление на герцога Девонширского, и тот предложил 20-летнему юноше стать главным садовником своего поместья Четсуорт. Здесь Пакстон смело экспериментировал – строил фонтаны, теплицы и зимние сады. Кульминацией его усилий стала огромная Большая оранжерея, построенная в 1837 году. Оранжерея была 70 метров в длину и 37 метров в ширину. Ее венчала ребристо-бороздчатая система расходящихся тонких балок, поддерживающих стеклянные пластины. Обогрев оранжереи осуществлялся с помощью бойлера, разгонявшего пар по железным трубам. В 1849 году Пакстон сумел добиться цветения экзотической водяной лилии «Королева Виктория», присланной с Амазонки. Это не удавалось даже королевским садовникам из Кью-гарденз. Наблюдая за тем, как лилия поднимается над слишком маленьким для нее 3-метровым бассейном, Пакстон обратил внимание на структуру лист