Он открыл глаза, с трудом хватая воздух.
Веста сидела рядом с ним, и ее руки были совершенно нормальными.
— Привет, — мягко улыбнулась она. — Я очень рада, что ты пришел в себя.
— Ты…
Только сейчас Павел ощутил, что его плечи, руки и ноги что-то сдавливает, причем сдавливает сильно, как стальные обручи, и каждый вдох-выдох причинял ему острую боль.
«Я не могу пошевелиться».
Он едва поверил в это предположение, напрягая мышцы, но факт оставался фактом — он был связан. Полностью, с головы до ног, словно кокон.
— Не дергайся, — снова заговорила Веста, видя как ее супруг с побагровевшим лицом яростно извивался на диване. — Этим ты только сделаешь себе хуже.
— Развяжи меня! — рявкнул Павел, изо всех сил напрягая мускулы.
— Пожалуйста, успокойся.
Тяжело дыша, он умолк, мысленно приказывая вести себя сдержанно. Между тем внутри у него бушевал ураган, и спокойный, размеренный голос Весты приводил его в исступление.
«Эта жирная свинья разговаривает со мной, как со своими писюнами из детского сада!» — в бешенстве подумал он.
— Ты хочешь пить? — осведомилась женщина.
— Нет, — буркнул Павел, хотя это было ложью — глотка его пересохла и напоминала заброшенный колодец с крупнозернистыми стенками.
— Ты меня обманываешь, — возразила Веста. — Я же вижу, что тебя мучает жажда. Ну да ладно. Скажешь, когда передумаешь.
— Что ты задумала? — сквозь зубы спросил Павел. Он пока еще не пришел в себя окончательно, и ему казалось невероятным, что он очнулся связанным. То, при каких обстоятельствах Веста его обезвредила, отправив в нокаут там, на палубе, мерещилось ему каким-то неясно-расплывчатым и мутным пятном. Да и не хотел он об этом думать. А теперь исходные данные таковы — он связан, полностью обездвижен, и его голова трещит, словно десяток шизанутых гномов неустанно долбят его череп изнутри своими кирками, крошечными, но чрезвычайно острыми… А она, это заплывшая жиром стерва, сидит на диване и сочувственно кивает головой, как будто перед ней не он, ее законный супруг, а псих в смирительной рубашке, которому подошло время делать очередной укол…
— Я полагаю, нам нужно кое-что обсудить. Согласен? — после недолгого молчания подала голос Веста.
Павел провел кончиком языка по горячим губам. Они были обветренные и сухие, как ноздреватая пемза.
«Ты собирался убить ее, — холодно зазвучал внутренний голос. — Забыл?»
Перед застывшим взором зашелестели рваные клочья кадров последних событий, и его тело подобралось, словно тугая пружина.
Боже, как он мог забыть это?!! У него что, случился приступ амнезии?
«Я же собирался убить ее».
Павла прошиб ледяной пот, его пальцы непроизвольно сжались. Мучительно заныл прокушенный мизинец, и он непроизвольно охнул. Веста заметила это, проговорив:
— Ничего страшного. Кость не повреждена.
— Развяжи меня, — попросил Павел. На этот раз его голос звучал тихо и вкрадчиво. — Не знаю, что на меня нашло, Веста… Прости, родная.
Веста усмехнулась.
— Родная, — повторила она задумчиво, словно пробуя на вкус это слово. — Совсем недавно ты говорил мне другие вещи. Если мне не изменяет память, ты собирался резать меня на куски.
К лицу Павла прилила кровь, ему стало душно.
— Послушай…
— А потом ты хотел меня утопить. Ведь так?
Он не смог выдержать пронзительный взгляд ее огромных глаз и опустил голову.
— Я не собираюсь тебя избивать и вытаскивать показания клещами, — после небольшой паузы промолвила Веста. — Это не мои методы. Знаешь, за всю свою жизнь я вообще никогда не поднимала руку на человека. И на ребенка в том числе. Кстати, ты слышал, что индейцы никогда не применяют к своим детям физических наказаний?
— Слышал, — послушно кивнул Павел.
Веста смотрела на мужа со снисходительной улыбкой.
— И тогда, на палубе, мне пришлось ударить тебя. Иначе я была бы уже мертва. Но, Павел, я не хочу умирать. У любого существа, даже такого некрасивого и уродливого, как я, есть право на жизнь. Я права?
Он снова кивнул с удрученным видом.
«Багор, — внезапно подумал он, и внутри затрепетал робкий огонек надежды.
Конечно. Багор сообщил, что уже направляется сюда, вот только как скоро он приедет? И вообще, сколько прошло времени, пока он провалялся в отрубе?!
— Передо мной непростой выбор, Павел, — монотонным голосом продолжала Веста. — И прежде чем я приму какое-то решение, мне бы очень хотелось услышать от тебя ответы на некоторые вопросы.
На лбу Павла выступила испарина. Он совершенно не узнавал свою жену и ровным счетом ничего не понимал. Где-то в глубине души он готовился (и даже желал) увидеть другую Весту — яростную, бьющуюся в истерике, рыдающую, осыпающую его проклятьями… Любую из вышеперечисленных… но только не такую. Наблюдая за ней исподлобья, он был потрясен ее выдержкой и олимпийским спокойствием.
— Ты не обязан отвечать на мои вопросы, — произнесла Веста. — Но поверь, для нас обоих лучше, если ты не будешь ничего от меня скрывать.
— Спрашивай уже, — просипел он.
— Ты еще до женитьбы планировал это дело? Ну разделаться со мной? Только не лги.
Павел молча глядел на супругу. Она сидела, расслабленно сложив руки на своих толстых коленях, с безмятежным видом поглядывая на него, и если бы не ее забинтованная голова и веревки, которыми он был связан, можно было подумать, что они расположились в гостиной московской квартиры Весты, тихо и мирно обсуждая какую-то бытовую мелочь вроде замены потускневшей лампочки на кухне…
— Нет, — разлепил губы Павел. — Ничего… я ничего не планировал.
Веста с грустью покачала головой.
— Павел, я ведь слышала твой разговор с Багром. Не имеет смысла отпираться.
«А может, лучше признаться? — вновь ожил внутренний голос. — Она простит тебя. По крайней мере, снимет с тебя веревки…»
— Он угрожал мне, — выдавил он, глядя в сторону.
— «Он» — это кто? — поинтересовалась Веста, не сводя с мужа внимательного взгляда. — Багор?
— Да. Он узнал, что ты получила большое наследство. Так получилось, что я должен ему, — солгал Павел. — Я не смог с ним расплатиться. Он угрожал мне… Я… ничего этого не хотел, поверь.
Веста засмеялась.
— Даже ребенок едва ли поверил бы в твою историю. Ложь слетает с твоего языка так же легко, как капли воды с плавника дельфина… Правда, романтичное сравнение?
Павел угрюмо молчал.
— Скажи, если бы я тогда так неожиданно не пришла в себя, что бы ты сделал? — задала она вопрос. — Дождался Багра и выбросил меня за борт?
Павел вымученно улыбнулся:
— Я и пальцем бы тебя не тронул.
— Ага. Как я поняла из твоего разговора, эта роль была отведена твоему приятелю. И, судя по всему, в свое время ты сделал для него нечто похожее, верно? Чего молчишь? Ты убил его жену?
— Мне… — Павел кашлянул. — Мне нечего тебе ответить.
— Да у тебя все на лице написано. Ладно. Ты был женат?
Замешкавшись, он кивнул.
— Уже лучше, — повеселела Веста. — И что ты с ними сделал, Пася? Со своими любимыми женами?
«Она снова назвала меня этим гребанным прозвищем, — пронеслась у него обнадеживающая мысль. — Может, не так все плохо?!»
— С ними… — начал он, но женщина перебила его:
— Ты убил их? Смотри мне в глаза, мальчик.
По виску Павла прочертил ручеек пота. Немигающие глаза Весты гипнотизировали его.
— Да, — вырвалось у него.
— Я так и думала. Расскажи мне об Ирине. Ирине Шаховой, твоей любовнице.
Павел пригнулся, словно получив удар плетью.
«Откуда она знает про нее?!» — ошеломленно подумал он.
— Ты долго молчишь, — заметила Веста. — Разве у нее нет достоинств? Расскажи, насколько она умна. Насколько интересный собеседник. Насколько хороша в постели.
— Веста, я… Пожалуйста, не нужно.
В воздухе медленно расползалась липкая пауза.
— С тобой все ясно, — наконец промолвила Веста. Она поднялась с дивана, встав напротив замершего Павла.
— Если честно, я и так знала ответы на все вопросы. Мне просто было интересно услышать, как ты будешь на них отвечать и увиливать от правды. Я хотела тебя спросить еще кое о чем, но, пожалуй, в этом нет необходимости. Ты все равно будешь лгать.
— Послушай, Веста…
— Я могу очень многое простить. Ты даже не представляешь, на что я готова была закрывать глаза, когда ты находился рядом со мной, — тихо проговорила она. — Снотворное… твой сообщник Багор… жажда моих денег… твоя юная любовница, почти девочка… твое вранье про жен… ужасные и несправедливые оскорбления… сравнения с животными… Но…
Веста запнулась, словно диктор, ведущий новостную программу, перед глазами которого неожиданно оборвалась бегущая строка.
Их взгляды пересеклись. Он смотрел затравленно, при этом в глазах искрились всполохи глухой ненависти, ее же взор был наполнен безграничной болью и тоской.
— Ты говорил… гм… тогда, — спотыкаясь на каждом слове, снова заговорила Веста. — Сравнил меня… с кастрюлей. Кастрюля с кашей. Помнишь?
Дрябло-обвислые щеки женщины стали пунцовыми. Не выдержав, она уставилась в пол, делая вид, что разглядывает собственные пальцы ног, слишком большие и шишкообразные, чтобы с гордостью демонстрировать их в открытой обуви или на пляже.
— Заканчивай этот цирк, Веста, — хрипло сказал Павел. — У меня раскалывается башка, и все тело затекло. Развяжи меня, и мы обо всем забудем.
— Скажи мне! — вдруг крикнула Веста, топнув ногой. Ее кожа на лбу собралась в морщины, правое веко задергалось, а пальцы сжались в громадные кулаки. Казалось, еще секунда — и она всей своей стодесятикилограммовой массой в неистовстве ринется на мужа и начнет молотить его лицо пудовыми кулаками, превращая его в сырой фарш.
— Скажи!!! — завизжала она. — Это правда?! Или ты просто хотел сделать мне больно?! Как же надо меня ненавидеть, чтобы придумать такое сравнение?!!
— Веста, угомонись, — устало произнес Павел.
Его неожиданно охватило чувство иррациональности происходящего.