«Так-то. А знаешь, какой получается звук, когда внутри светлячки? Особенно ночью? Не поверишь! Такой красоты ты никогда не видел!»
Старик хотел сказать что-то еще, но тут неожиданно появился милиционер, из-за его плеча выглядывала та самая тетка, которая обещала пожаловаться на горбуна… Мальчик, предчувствуя беду, незаметно отошел в сторону.
Так и случилось. Милиционер куда-то увел растерявшегося старика, и больше мальчик его не видел.
(…приходи ко мне!..)
(… я покажу тебе то же самое… только с рыбками!..)
(…какой получается звук, когда внутри светлячки!..)
Паренек вновь и вновь прокручивал в своей памяти фразы странного горбуна. При этом и думать забыл о том, что его давно ищут…
Встревоженные родители нашли его спустя час. Вместо того чтобы с радостными воплями кинуться на шею папе с мамой, он лишь таинственно улыбнулся.
В эту ночь ему снились бабочки, и они были громадными. Тяжело хлопая гигантскими крыльями, они парили по кругу в его комнате, и после каждого взмаха на кровать мальчика летели брызги крови.
Он помнил о словах старика насчет домика возле лодочной станции. Под надуманным предлогом ему удалось уговорить папу разыскать пресловутую станцию. Неподалеку от нее действительно стояла дышавшая на ладан развалюха, которую назвать домом можно было с большой натяжкой. К разочарованию мальчика, хибара была заперта на замок.
Не было старика и на рынке, хотя мальчик почти каждый день уговаривал родителей заглянуть туда, чтобы купить фруктов или орешков…
Веста замолчала, слегка наклонив голову в сторону колонок, из которых внезапно зазвучала виолончель.
— Не поверишь, но люди на концертах Сережи сходили с ума. Они рыдали, не в силах сдерживать слез, — мечтательно проговорила она. — Некоторые теряли сознание. Никто не оставался равнодушным, когда играл оркестр под его дирижированием. А когда он играл на виолончели… душа рвалась наружу! Наружу, как птица, долгое время запертая к тесной клетке!
Павел молчал с мрачным видом.
— Ты не хочешь подкрепиться? — задала она вопрос, повернувшись к супругу.
— Я?.. — заторможенно спросил тот.
— Ты. Уверена, ты проголодался. Просто твой пока организм не дает об этом знать.
Пока он собирался с мыслями, Веста встала и шагнула к холодильнику. Когда она вновь села перед мужчиной, в ее руках был черничный йогурт, круассан и толстый шмат ветчины.
— Я…
— Надо, Павлик. Кто знает, когда тебе еще удасться покушать? Давай, ам-ам, — улыбнувшись, сказала Веста, заталкивая в рот Павла круасан. — За маму, за папу. За меня. За свадебное путешествие. А потом мы продолжим рассказ.
— Ммм… — промычал тот, торопливо прожевывая слегка зачерствелый рогалик.
— Умничка, — похвалила она, когда Павел справился с круассаном. Зубами Веста сорвала защитную пленку с йогурта.
— Веста, я…
Женщина торопливо сунула под нос Павла ложку с йогуртом:
— Все потом. Когда я ем, я что? Правильно. Глух и нем. Прописная истина.
Павел послушно ел йогурт, искоса поглядывая на Весту. Его все еще не отпускало ощущение иррациональности происходящего. И хотя он понимал, что все зашло слишком далеко, в нем еще теплился уголек надежды, что рано или поздно Веста угомонится.
Да. Вероятно, когда-нибудь она развяжет его. Хотелось бы, чтобы это произошло прямо сейчас. А пока что придется слушать эту белиберду про чокнутых мальчиков и бабочек в банках…
«Она просто пытается запугать меня, — подумал Павел, глотая сладкую жижу йогурта, которым с ложки кормила его Веста. Он не любил йогурты, но сейчас было не время привередничать.
— Я хочу в туалет, — сказал он, облизнув губы, когда все было съедено.
— Придется потерпеть. Ветчину хочешь?
Павел замотал головой. Он и вправду не чувствовал себя голодным.
— Тогда продолжим? Тебе ведь интересно, что было дальше с этим мальчиком? — спросила Веста.
Он покорно кивнул.
— Паренек вернулся со своими родителями домой. Прошло какое-то время, но звуки, которые он слышал тогда, на рынке, эти склянки с бабочками, не выходили у него из головы. И мальчик решил попробовать воссоздать нечто подобное. У его родителей была большая дача. На ней было все необходимое — дом, баня, сарай и так далее. Сарай был отдан в распоряжение мальчика, где он проводил массу времени. Должна сказать, что на даче этот паренек дружил с одной девочкой. Ей-то он и рассказал о своих планах. Этот мальчик очень нравился девочке, и она с радостью согласилась ему помогать. Они оборудовали сарай изнутри так, что он был разделен плотной шторой на две части. То есть тот, кто входил внутрь, не мог видеть, что происходило в другом отсеке сарая.
Кроме того, по просьбе мальчика его папа принес в сарай маленький телевизор с видеомагнитофоном, а также игровую приставку. Так что у взрослых не возникало вопросов, чем таким интересным могли заниматься дети…
Веста стряхнула со своей «ковбойки» крошки, затем критически осмотрела обгрызенные ногти и сжала толстые пальцы в кулак.
— Им удалось раздобыть похожие колбы, — сказала она, не глядя на Павла. — Конечно, перво-наперво они попытались провести эксперимент с бабочками. Потом с жуками. Попробовали стрекоз. Звуки, конечно, были, но не такие, как у того странного старика на море. Насекомые быстро дохли, при этом пачкая колбы. Детям приходилось их мыть и начинать все сначала. Девочка добросовестно помогала мальчику. Наконец, они решили попробовать фокус с мышами — мальчик купил их в зоомагазине.
Однако и на этот раз звуки не отличались разнообразием, и разочарованные дети ушли спать. Мыши остались в закрытых сосудах. Наутро мальчик пришел в сарай и выковырял из склянок трупики грызунов. Затем ему пришло в голову проверить звучание своего «инструмента». Кстати, молоточка у него не было, он играл с помощью стеклянной палочки. Так вот. На этот раз звук был совершенно другим! Намного чище и свежее! Обрадованный мальчик побежал звать девочку. И до самого вечера они наслаждались красивой музыкой.
Глаза Весты затуманились, словно она перенеслась в прошлое и воочию наблюдала эту жестокую и, с точки зрения нормального человека, совершенно безумную игру детей.
— Забыла упомянуть, что мальчик играл на фортепьяно. После случая с мышами на него словно снизошла муза, и он играл просто великолепно! Он даже не ожидал такого результата и, раскрасневшись, сидел за фортепьяно, оглушенный собственным успехом! На следующий день девочка предложила использовать вместо мышей крыс, — чуть тише произнесла Веста. — И мальчик с радостью согласился. Он был уже достаточно взрослым и мог сам совершать покупки в зоомагазине. Да родители и не особенно интересовались, чем занимались дети… Но возникла одна проблема — крысы были слишком крупные для стеклянных сосудов. Но мальчик и здесь нашел выход. Они с девочкой молотком перебили грызунам спины, после чего спокойно пропихнули их внутрь. Чтобы их не покусали, дети надели перчатки из толстой резины. Как ты знаешь, крысы очень живучи. Даже со сломанным хребтом она извивается, пищит и пытается тебя укусить. Поэтому эксперимент с этими грызунами затянулся. Но результат превзошел все ожидания…
Веста затеребила краешек бинта, выбившийся из-под повязке на голове.
— Наверное, пора, — вдруг сказала она, взглянув на Павла.
— П… пора? — пискнул он. Виски сдавило ноющей болью, словно его самого пытались впихнуть в какой-то узкое отверстие. — Куда… пора?
Веста поднялась на ноги. Взяв со стола темный продолговатый предмет, смахивающий на вазу, она потрясла им перед лицом остолбеневшего Павла:
— Кстати, познакомьтесь. Сережа, это Павлик, мой муж. Правда, раньше я любила называть его Пасей, но, как выяснилось, это пришлось ему не по вкусу. Правда ведь? Павлик, это Сережа Шатилов, мой любимый брат. Вот вы и знакомы.
Погребальная урна с поблескивающим на ней скрипичным ключом маячила в паре сантиметрах от лица Павла, и он, охнув, невольно отпрянул назад. Внутри жутковатой емкости послышался тихий шорох, и у него потемнело в глазах
— Это шутка, Веста? — хрипло спросил он.
Веста перевернула урну вверх ногами. Шуршащий звук усилился, напоминая шелест паучьих лапок.
— Нет, я говорю правду. Я не стала хоронить Сережу, — блеклым голосом проговорила она. — Мне скучно без него. Когда я держу в руках эту вазу с его прахом, я чувствую, что он рядом. И это придает мне силы в нужный момент.
— Ты сумасшедшая! — крикнул Павел. — Развяжи меня! Все, хватит! Не надо больше никаких историй! Ничего не надо, прошу тебя!
Веста осторожно поставила урну обратно на стол. На слова супруга она не обратила ровным счетом никакого внимания.
— Я должна кое-что показать тебя, — сказала она, наморщив лоб. — Но для этого нам нужно выйти на палубу.
И прежде чем Павел успел вникнуть в смысл произнесенных слов, женщина стащила его с дивана и поволокла наружу, словно подстреленную тушу зверя.
— Веста… — забормотал он, охваченный паникой. — Не надо! Пожалуйста! Что ты собираешься делать?!!
Ядовитый гриб страха, руспухший у него внутри слизким комом, вновь заворочался, источая зловонные миазмы. Только сейчас он начал понимать, что идиотская страшилка Весты про детей-садистов имеет прямое отношение к тому, что происходит здесь, на яхте, бултыхающейся где-то посреди океана. И от одной мысли, что эти два фактора логически соединяются виртуальными параллелями, его затрясло от ужаса.
Игнорируя скулеж супруга, Веста вытащила его наружу и направилась к корме.
— Помогите!! — закричал Павел. — На помощь! Help![9]*
— Не кричи, — устало отозвалась Веста. Отпустив его ноги, она присела на корточки, открыв люк, ведущий в трюм: — Здесь тебя услышат только чайки, Павлик. Но они тебе не помощники. Ты в курсе, что когда они голодны, то пожирают птенцов своих сородичей? И даже своих собственных? Ты бы мог съесть собственного ребенка?
— Помогите!!! — заорал Павел. — Не трогай меня, шизофреничка!