— Ты мне её сломал! Платить кто будет?
— Понятия не имею. А ты серьёзно хочешь поставить этот вопрос? Ну, давай прикинем. Ты укрывал вора-рецидивиста в бегах. Отказался выполнить законное требование ловца, находящегося при исполнении. Пытался всадить мне стрелу в башку. Короче, все козыри — у тебя. Так что да, теперь можешь требовать материальную компенсацию. Удачи, земляк.
И тут из угла раздалось хихиканье, старчески-дребезжащее. Мы втроём, не сговариваясь, повернулись туда, к старухе в потёртом кресле. Та, вынырнув из транса, ощерилась и наставила на меня крючковатый палец:
— Ты ему не земляк!
— Вы удивительно прозорливы, сударыня, — сказал я. — Действительно, я приехал издалека, из другого города.
— Хитрый брехливый пёсик, — произнесла она со смешком. — Про город мне не рассказывай. Я же вижу, ты под другой луной тявкал ещё недавно…
Надо признать, она меня удивила. Нахмурившись, я окинул её более внимательным взглядом. И заметил одну деталь, на которую сразу не обратил внимания.
Старуха носила серьги — примитивные, без малейших ювелирных изысков. Просто круглые блямбы из тёмного серебра, прилегающие к мочкам ушей. Это выглядело как старые, захватанные монеты.
При этом они мерцали — призрачно, едва уловимо.
Мерцание имело тот же голубоватый оттенок, что и луч на лестничной клетке. Привязка к луне — стационарная, постоянная, поэтому видимая в оптическом спектре (пусть не для всех, а только для имеющих дар).
То есть бабка стянула лунные линии к своей голове, замкнула их на свой разум.
И это было нечто из ряда вон.
Лунная тяга пригодна для механического движения. Она может усилить тело или искусственную конструкцию — скажем, двигатель. А может, наоборот, их разрушить, даже взорвать, как это случилось с зеркалом в коридоре.
Но к разуму её допускать нельзя.
Абсолютный запрет.
Табу.
Мне доводилось слышать об экспериментаторах, которые его нарушали. Все они надеялись получить невиданные возможности, запредельную силу — но вместо этого получали мозги, сварившиеся вкрутую. Разум просто не приспособлен к такой нагрузке, у него другая природа. Так мне объясняли специалисты-профи.
А тут вдруг…
Да, с головой у бабки проблемы, это понятно. И в то же время она играючи, походя расщёлкала мой секрет, который я берегу уже больше года…
— Несчастный пёсик, — проскрипела старуха. — Сам-то хоть помнишь, кто ты такой? В отражении себя узнаёшь? Вот глянь-ка…
Она повернула ко мне своё круглое зеркальце — небольшое, размером с блюдце. Зная уже, какую подлянку могут таить отражающие поверхности в этом доме, я резко отвернулся и заслонился рукой.
Но нет, старухино зеркальце не превратилось в фонтан осколков. И вообще не последовало никаких калечащих трюков — потолок на меня не рухнул, дощатый пол не провалился с треском.
Я даже не разглядел, что, собственно, отразилось в зеркальном «блюдце». Взгляд зацепился за него рефлекторно, но лишь на долю секунды. Вроде бы показалось, что отражение отличается от реального интерьера вокруг меня. Никаких деталей, однако, я зафиксировать не успел — и это меня порадовало. Картинки от психов мне были ни к чему.
Снова задребезжал старушечий смех. Быстро и осторожно, из-под руки я глянул на сумасшедшую. А она смотрела уже куда-то мимо меня, в окно. Я больше её не интересовал, судя по всему. И к зеркальцу она тоже утратила интерес — оно валялось у неё на коленях, тыльной стороной вверх.
Весь этот балаган начинал мне надоедать.
— Вставай, Сивый, — сказал я. — В участке тебя заждались.
— А вот выкуси. — Он сидел на полу, привалившись к шкафу. — С места не сдвинусь, тащи хоть волоком.
— Так и сделаю, если будешь кобениться. Возьму за ногу и потащу по лестнице. Все ступеньки пересчитаешь башкой. Оно тебе надо?
Он засопел и кое-как поднялся. Проковылял в прихожую, снял с крючка замурзанный полушубок и натянул его, кривясь от боли в плече. Рука у него теперь работала плохо, но это был всё-таки не вывих — просто ушиб. Ну, хоть в этом смысле ему сегодня чуть-чуть свезло.
Мы вышли на лестничную площадку. Противоположная дверь была приоткрыта, из неё торчал любопытный соседский нос — но сразу убрался, как только мы появились. На остальных этажах тоже было пусто. Соседи здесь тонко чувствовали момент.
Я приказал Сивому:
— Руки за спину.
— Да зачем? — заканючил он. — Пойду тихо, никуда не сбегу…
— Ага, расскажи мне сказочку.
Вытащив из кармана бечёвку, припасённую специально на этот случай, я стянул Сивому запястья. Мы спустились по лестнице. Я застегнул свою короткую куртку, подбитую овчиной, и поднял капюшон. Мы шагнули на улицу.
Мороз стоял крепкий, но ветра не было. Дворники расчистили мостовую; вдоль тротуаров громоздились сугробы с примесью грязи. Солнечный диск выглядывал из-за крыш, отблёскивал стылой медью.
Тучи ушли после вчерашнего снегопада. Зимние луны виднелись во всей красе. Декабрьская застыла почти по центру лазурного небосвода — голубовато-седая, выпуклая, огромная. Январская и февральская тоже были достаточно высоко — одна на севере, ярко-синяя, другая ближе к востоку, лиловая.
Три остальные луны сейчас не просматривались. Загороженные домами, они висели низко над горизонтом, а их хозяйкой считалась осень.
— Слушай, Неждан, — заговорил Сивый на удивленье спокойно, по-деловому, — давай с тобой баш на баш. Ты меня отпускаешь, а я тебе кое-что шепну. И срубишь в сотню раз больше, чем тебе за меня отсыплют. А может, и раз в пятьсот!
— Помолчи, — сказал я устало. — Тоже мне, коммерсант. Хрен ты что-нибудь знаешь такого ценного. Плаваешь мелковато.
— Мелковато, не спорю. Я свою масть держу, в чужую стаю не лезу. Но чисто случайно сунулся под одну корягу — а там такое, что я глазам не поверил. Будет тебе улов, отвечаю.
Глава 2
— Короче, — продолжал Сивый, — у нас Вещун нарисовался недавно. Где его нычка — я без понятия, врать не буду. Но есть тут один шалман — и вот туда он наведывается. Перетереть там с кем-нибудь, шмару снять. Ну, или ещё чего.
— Не гони, — отмахнулся я. — И фантазию поумерь. Вещун — самый разыскиваемый преступник на побережье, личный враг четырёх Великих Домов. И даже портрета нет — он рожу себе перекроил, насколько я слышал. А ты в шалмане с ним водку глушишь? Ага, конечно.
— Да не глушу я с ним ничего! Мне с таким тузом — не по чину. И страшновато, чего уж там. Даже близко к нему боюсь подходить…
Он говорил с таким убеждением, что мне стало любопытно. Сивый не отличался артистическими способностями — все его прежние попытки запорошить мне мозг выглядели убого. Но в этот раз получалось неожиданно складно.
— Допускаю, — сказал я, — что там и правда сидит какой-то подозрительный тип. И даже маститый, по вашим меркам. Но с чего ты решил, что это Вещун? Или он об этом на весь шалман объявляет, когда заходит?
— Хрен там. Он вообще молчит, а сидит отдельно, не в общем зале.
— Тем более. Как ты его опознал?
Сивый зыркнул по сторонам, будто опасался, что нас подслушивают. После чего сообщил мне, понизив голос:
— С ним там Сипуха базарила, по делу чего-то. А я — чисто на подхвате…
— Так, стоп. Сипуха — кто это?
— Та карга, с которой ты только что полюбезничал. — Сивый ткнул большим пальцем через плечо. — Она трёхнутая вообще, чердак у неё течёт. Одну её с хазы лучше не выпускать, заблудится — и с концами. Вот я, короче, и провожал её.
Моё недоумение росло:
— Ты мне сейчас втираешь, что ваша свихнувшаяся старуха имеет с Вещуном общие дела? И в какой же области?
— Ну, ты видел — она луну впустила под черепушку. И Вещун, по-моему, тоже…
— С чего ты взял?
— А сам посуди. Он даже в шалмане шапку редко снимает. Всем на это начхать, конечно, и я поначалу тоже не заморачивался. Ну, сидит мужик в шапке, потный — и пёс бы с ним. Но однажды он её снял-таки, а я подсмотрел случайно. Он стриженый почти налысо, а от загривка к темечку — полоска из серебра…
— В каком смысле?
— Ну, вроде как прямо в кожу её вживили. Тонкая, как шнурок. Нормальному человеку — зачем такое? Только луну притягивать.
— Гм, действительно. У вас тут клуб идиотов, что ли? Дожились… И, кстати, ты не ответил — откуда взялась догадка, что этот мужик не кто-нибудь, а Вещун?
— Дык Сипуха его однажды так назвала. Он вызверился, прикрикнул на неё — молчи, дескать, дура старая. Но ей это — как об стенку горох…
Я всерьёз задумался.
Вещун был объявлен в розыск после прошлого Дрейфа, то есть около полугода назад. В официальных бумагах, адресованных стражникам и ловцам, предупреждалось, что он опасен и оперирует лунной тягой. Но об экспериментах с разумом в его деле не говорилось.
Власти специально умалчивают? Зачем? Проще было бы сказать прямо, что скрывающийся смутьян — ещё и сумасшедший до кучи. Хотя судить не берусь — у правящих Домов есть свои резоны, которых обывателям не понять…
— Ну, Неждан, хорошая ведь наводка? — затараторил Сивый. — По-честному всё, не гон! Вещуна поймаешь, озолотишься! Я тебе скажу адресок, где этот шалман. Отпусти меня и иди туда…
— Размечтался. Даже если ты не свистишь — какие гарантии, что он там ещё появится? Или я, по-твоему, должен с утра до вечера караулить? Изо дня в день?
Сивый прикинул что-то в уме:
— Я Сипуху три раза туда водил. Перед обедом, вот как сейчас. Вещун уже там, скорее всего. Прям как по заказу…
— Уговорил, так и быть. Проверим. Если застанем там Вещуна, то тебе подфартило. А если нет, веду тебя к стражникам в участок и подгоняю пинками — за то, что время потратил зря.
— Но, Неждан…
— Дискуссий не будет. Где твой шалман? Далеко отсюда?
— Кварталов пять. Потопали, что ли…
И мы потопали.
На транспортную артерию улица никак не тянула. Только однажды мимо промчались самоходные сани с мерцающей лунной линзой над пассажирским сиденьем, да пару раз проехали обычные дровни, запряжённые лошадьми.