Неужели всего полдня назад я чувствовал себя настолько уверенно, что смог убедить себя, что реальность – всего лишь небольшая часть моей жизни, а мое воображение способно защитить меня? Теперь все эти ряды острых как бритва зубов и глубокие, саднящие раны – единственное, что здесь существует, и я не могу спастись из этой зловещей тюрьмы даже во снах. Насколько ничтожны мои шансы в реальности? Может быть, просто сдаться, чем продолжать эту бессмысленную борьбу?
Я сражаюсь с мыслью о четырнадцати сотнях миль водной пустыни, отделяющих меня от первого оазиса. Я пытаюсь забыть свой страх нападения. Я борюсь с усталостью и подкачиваю плот, отвлекаюсь от боли в разъедаемых солью порезах на спине и коленях. Утомленный, засыпаю на час или около того.
Мои сны опять прерываются плещущимися снаружи дорадами. Хватая ружье, я открываю полог тента. Но на этот раз никто не нападает. Вода спокойна. Мои глаза улавливают сверкающие огни на черном горизонте. Корабль!
Похоже, он идет мне наперерез, мы должны пересечься примерно через четыре мили. Я ищу ракетницу и патроны к ней. Заряжаю одну из толстых красных малышек и защелкиваю крышку на корпусе. Молю ее шепотом: «Помоги мне, помоги сейчас!» Встаю, направляю широкий ствол вверх и запускаю ракету. Оранжевое солнце взмывает в небо, выпуская дым, и мягко освещает маленький парашют, на котором медленно спускается к морю. Огонь покачивается во время этого плавного спуска, освещая темные воды в шестидесяти метрах под ним.
Огни корабля разворачиваются под более острым углом. Из меня вырывается радостный вскрик: «Меня увидели!» Жду, а потом запускаю вторую ракету. Мое настроение поднимается вместе со светом. Слабые ноги сами пускаются в пляс. Я смотрю, как приближается судно. Больше никаких акул! Домой! Свежая дорада, королева моря, пойдет экипажу. Ныряю внутрь и начинаю кидать в сумку нож, воду и провизию. Возможно, судно оставит плот в море, хочу взять с собой хотя бы снаряжение, единственные вещественные свидетельства, которые я оставил в мире. Какое же облегчение забыть о том, что воду надо пить маленькими глотками. Делаю несколько больших глотков и выглядываю.
Спускается легкий туман. Судно приближается, идет немного южнее меня. Сияющие иллюминаторы и ярко освещенный капитанский мостик излучают тепло и приветливость. Спасен! Четырнадцать дней – и я спасен! Запускаю третью ракету. Кричу: «Я здесь!» В голове проносятся картины моего спасения…
– Куда вы следуете? – спрашивает капитан с аккуратной бородкой.
– Похоже, туда же, куда вы.
– Ха! Думаю, это правда! В таком случае наша следующая остановка – Гибралтар.
Дарю ему нанизанную на бечеву рыбу.
– Извините, что я так неаккуратно накромсал ее. Знай я, что вы заскочите на обед, порезал бы на аккуратные стейки.
– Мне пора возвращаться к работе. Отдохните пока, наберитесь сил, а потом встретимся на мостике.
– Думаю, я быстро восстановлюсь. Во всяком случае, должен. Перед отплытием я был в неплохой форме.
Немного помедлив, задумчиво говорю:
– Мне чертовски повезло, не так ли? Правда?..
Фантазии отступают, когда я зажигаю фальшфейер. В моем маленьком мире становится светло, как днем. Я легко могу разглядеть в толще воды свой рыбий эскорт. Тела плавно колышутся, они, конечно, не знают, что их компаньон скоро исчезнет. При таком спокойном море, идеальной видимости, с расстояния всего в одну милю вахтенный на судне не может меня не заметить.
Корабль продолжает держать курс на разгорающийся рассвет. Его кильватерный след хорошо освещен, так как на корму падают лучи света из кают. Прямой бурлящий след, рокот двигателей, дымовой шлейф позади. Теперь туман стал густым, превратившись в легкий дождик. Взволнованно стучащее сердце прогоняло холод.
Энтузиазм затухает, ледяной холод пробирается мне под кожу. Темные полосы облаков освещаются восходящим солнцем, которое еще не поднялось над горизонтом. Зажигаю еще один фальшфейер, я до сих пор уверен, что меня заметили. Волны от корабля раскачивают плот, покачиваюсь в такт, все еще стоя на ногах. Должно быть, он сейчас развернется и подойдет с наветренной стороны. Когда фальшфейер гаснет, в моей руке остается длинная дымящаяся головня, похожая на огненный рог дьявола. Я бросаю ее за борт, она дымится и шипит, ударившись о воду, потом ухает и бурлит, опускаясь в глубины.
В воздухе остается лишь легкий запах дизельного топлива. Не упустить бы последний шанс. Может быть, кто-нибудь стоит на кормовой палубе. Я зажигаю четвертую парашютную осветительную ракету. Потом падаю без сил.
С корабля меня не увидели.
Дурак, дурак, чертов дурак! Ты впустую потратил шесть ракет, посчитай-ка сам, ШЕСТЬ, ты, индюк! Судя по бутылке воды, ты заглотил пол-литра – ПОЛ-ЛИТРА драгоценной, с трудом добытой жидкости! Самоуверенный, расточительный болван, ты перепутал мечты с реальностью.
Стоя под легким холодным дождем, пусто таращусь в горизонт до тех пор, пока не тает последний завиток дыма. Я должен был понимать, что вряд ли меня спасет первый же попавшийся корабль. Семье Бэйли пришлось ждать до восьмого судна. Делать ставку на чек, который вроде бы уже отправлен, – какой глупый бизнес. Я должен был догадаться, что можно считать себя спасенным лишь тогда, когда почувствуешь под ногами стальную палубу.
А ведь Дугал Робертсон особо подчеркивал, что нельзя рассчитывать на суда: «Спасение должно прийти как желанное прекращение… морского путешествия на выживание». Ох уж эта британская сдержанность! Мой стиль – гневные тирады и бредни! Впрочем, уже через несколько минут мой ирландский пыл охлаждается и тонет, как использованная ракета, которая теперь находится в миле подо мной.
Быть может, все было не так уж плохо? Может быть, меня заметили и кто-то радирует о помощи с воздуха. Включаю аварийный радиомаяк. Сомневаюсь, что ко мне прилетит самолет, но, возможно, я нахожусь ближе к судоходным путям, чем предполагал. Мой дух достаточно высок для того, чтобы быть циничным, хотя я и не улыбаюсь. Я ругаю себя – и никакого кофе на завтрак!
На самом деле дела обстоят ужасно.
19 февраля
15-й день
Могу ли я рассчитывать на помощь до нового нападения акул? Надежды. Надежды. Надежды… Но я должен смотреть в лицо реальности: наверняка придется сражаться с акулами, да еще и не раз. С тех пор, как я потерял «Соло», все время пытаюсь сберечь энергию, но даже мысли, бродящие в голове, утомляют меня. Я слишком хорошо осознал, как много стереотипов гнездится в моей голове, стереотипов, которые можно ожидать от борющегося с трудностями, пережившего крушение человека. Обещаю мирозданию, что обязательно стану хорошим, как только мне удастся выбраться из этого кошмара. Постоянные мечты о еде и питье, мучительное одиночество и страх. Как бы я хотел управлять ситуацией, развлекать себя разумными мыслями, героически забыть о боли и страхе, держать все под контролем! Возможно, этот вид героизма существует исключительно в романах. И если я что-то и понял, так это то, какую власть над человеческими умами имеют самые незначительные страдания и боль.
Нам так хочется верить в то, что мы сильнее всего этого, что можем контролировать все при помощи собственного интеллекта. Но теперь, когда цивилизация не искажает мой взгляд, даже интересно наблюдать, до какой степени интеллект подчиняется инстинкту, а культура – не более чем результат простых инстинктивных реакций на жизнь. Меня с детства приучали верить, что я могу делать все, быть всем, преодолеть все. Хотелось бы в это верить. Пытаюсь в это верить.
Пятнадцатый день. Я поклевываю свою утреннюю пищу. Снова начинается битва с дорадами. Их мощные челюсти примеряются, как бы ловчее откусить мне руки и ноги сквозь дно плота. Забираюсь с ногами на подушку, и постепенно они отстают. Когда небо заливает дневной свет, они отправляются на охоту – и все равно то и дело возвращаются, чтобы в компании с другими бодать плот. Вдалеке из воды вырываются летучие рыбы. Они пролетают не меньше сотни метров, порхая то туда, то сюда, и их крылья кренятся в сторону поворота, а хвосты трепещут, как маленькие пропеллеры. Дорады несутся и выпрыгивают за летучими рыбами – это их любимая добыча, или выпрыгивают из воды, делая большую дугу, просто ради развлечения. На закате они возвращаются, словно мой плот является их местом сбора.
Мне постоянно приходится принимать трудные решения. Каждый раз, когда я рыбачу, возникает риск повредить подводное ружье и плот.
Если это произойдет и меня по-быстрому не спасут, я погибну. С другой стороны, если я не буду рыбачить, тоже погибну. Каждый раз, когда я решаю что-нибудь предпринять, приходится рассматривать все возможные результаты, чтобы попытаться рационально решить, как лучше поступить. Но вскоре обнаруживаю, что всякое решение – палка о двух концах и что любое действие может принести как благо, так и вред. Если хорошенько подумать, все в руках случая.
В процессе этих рыбных баталий я загарпунил десять дорад. Между тем останки первой пойманной дорады до сих пор висят в «мясной лавке», и я не хочу бессмысленно убивать. Я был бы рад, если бы рыбы это поняли и оставили меня в покое. Но они атакуют на закате и рассвете. Я загарпуниваю двух дорад и вытаскиваю их из воды. Их глаза встречаются с моими, когда я держу их бьющиеся тела подальше от плота. Я ору на них: «Доигрались, глупые рыбешки?» Они вырываются на свободу, прорвав большие дыры в спинах и плавниках. Кажется, это не охлаждает их пыл. Они возвращаются. Я чувствую небольшую прореху в одном из балластных мешков и боюсь, что рыбы не остановятся, пока не разрушат мой плот. Я стараюсь убедить себя, что цель их нападения прагматична: скорее всего, они приходят за морскими желудями на дне плота.
Говорят: человек не остров, но в море ничто не остров: никто не остается одиноким. Спинороги поедают устриц, в то время как его собратья поедают саргассо.
Под днищем плота начинают разрастаться морские желуди, их так называют за длинные, прочные ножки, с которых свисают их округлые черные тела. Взрослые особи защищены яркими белыми составными створчатыми раковинами с желтой каймой, расположенными рядом друг с другом, как кусочки пазла. Детеныши морских желудей, выросшие на плоту, в длину насчитывают всего около полсантиметра, у них нет жестких раковин. Однажды «Наполеон Соло» шел, накренившись на одну сторону, в течение двух недель. И, хотя «Соло» шел великолепно, на гладком слое краски под водой, выше защиты против обрастания, выросла целая колония морских желудей.