13 марта
37-й день
Но 13 марта я не чувствую себя жизнерадостным. Из-за плохой погоды последняя пойманная мной дорада так и не высохла как следует, стала клейкой и тошнотворной. Я съел совсем немного и в конце концов выбросил ее. С трудом делаю свои йоговские упражнения, то, что обычно занимает полчаса, заняло полтора. Даже в спокойные вечерние часы я уже не уверен, что смогу долго продержаться.
Теперь недостаточно просто делать самое необходимое для выживания. Я должен поддерживать себя в как можно более хорошей форме. Мне нужно больше питаться. Я втаскиваю на борт линь с «фермой», тянущийся за кормой, и лезвием ножа сдираю морские желуди. Соскребаю немного ржавчины с банок из-под арахиса и кофе и добавляю ее в питьевую воду, в надежде, что мой организм усвоит немного железа и анемия пойдет на спад.
Веду переговоры с бездельником, управляющим моим телом. Я убеждаю его встать на колени у входа и поджидать дораду. Сначала мое тело двигается медленно. Выплывает дорада. Неуклюже бью по воде. Промах. Еще раз. Промах. Но кровь начинает двигаться быстрей, это оживляет мое физическое «я». С третьего удара я протыкаю своим оружием спину рыбы. Она вертится и крутится, пытаясь вырваться, тянет меня в воду через надувной круг. Я вожу рыбу, словно она на леске, так как не хочу сломать или погнуть свой гарпун. Но я должен как можно быстрее достать ее из воды, пока она не смогла вырваться. Не обращая внимания на то, как она крутится и вертится, я наклоняюсь и перехватываю рукоятку ближе к телу рыбы, затем поднимаю ее, не боясь погнуть рукоятку. Я закидываю рыбу внутрь, на кусок парусины, защищающий днище. Прижимаю дораду коленями, подсовываю разделочную доску под ее голову, прямо за жабрами, втыкаю нож в боковую линию и быстрым поворотом лезвия ломаю хребет. Обычно я полностью чищу рыбу перед тем, как начать ее есть, но сейчас я слишком голоден. Просто потрошу ее, а остальное откладываю на потом.
Во второй половине дня я ем субпродукты и чувствую себя так, словно мне сделали переливание крови. Кажется, желудок дорады чем-то полон. Разрезаю его. На днище вываливаются пять полупереваренных летучих рыб. Немного поразмыслив, я решаюсь попробовать летучую рыбу, и меня чуть не рвет. Собираю рыбок и выбрасываю их. Они все еще летят, а я уже сокрушаюсь: «Дурак! Ты должен был их помыть, а потом попробовать!» В следующий раз так и сделаю. Так глупо потратить пять рыб! Вытираю пролившийся рыбий желудочный сок и заканчиваю чистить дораду. Обливаясь потом, сижу на корточках над своим уловом и на жаре кромсаю рыбье тело. Дважды останавливаюсь, чтобы вытянуть ноги и дать отдохнуть затекшим коленям и спине. Работа трудная, но я делаю ее быстро, чтобы поскорее отдохнуть. Я всегда тружусь именно так – заставляю себя работать как можно усердней, чтобы поскорее закончить, а потом как следует отдохнуть.
Когда я проделываю дырки в кусках рыбы, чтобы нанизать их на веревку, раздается громкий хлопок. БАХ! «Резиновый утенок» зажимает меня между своими надувными кругами. Внутрь просачивается вода, затем плот расправляется и приобретает свою обычную форму, как ни в чем не бывало. Мне требуется мгновение, чтобы отдышаться и прийти в себя от шока. Средняя высота волны – всего около метра, но впереди лениво удаляется настоящий монстр. Пожимаю плечами и вновь принимаюсь за работу. Я привык к бедствиям различного масштаба, случающимся без предупреждения.
Опреснитель безжизненно лежит, собравшись складками, на носу. Должно быть, он довольно сильно поврежден. Воздух выходит из него почти с той же скоростью, с какой я его надуваю. В тканевом дне, позволяющем просачиваться избыточной морской воде, которое при намокании становится воздухонепроницаемым, зияет большая дыра. Ткань износилась из-за постоянных циклов намокания и высыхания, а также трения о надувные круги «Утенка». Не прошло и тридцати дней использования – и опреснитель сдох. Второй опреснитель я так и не смог заставить работать. Поскольку мы дрейфуем на запад, количество дождей увеличилось, но мне везет, если получается собрать 200–250 миллилитров в неделю. Исчез еще один предмет, жизненно необходимый для спасения. Я в большой беде, правда, в последнее время я редко бывал не в большой беде.
Мне нужно заставить работать второй опреснитель и сделать так, чтобы он прослужил некоторое время, может быть, дольше, чем тридцать дней. Надуваю его, пока он не становится тугим, как матрас. Сразу под кожухом, через который проходит вытяжной шнур, крошечная дырка насвистывает мотив на одной ноте, пока легкие баллона не становятся пустыми. Дырка находится в труднодоступном месте и на бугорчатом шве, так что невозможно надежно заделать ее куском клейкой ленты. Сделать что-либо водонепроницаемым довольно сложно, даже для кораблестроителя в оснащенной всем необходимым мастерской. Сделать что-нибудь воздухонепроницаемым – еще сложнее.
Я несколько часов пытаюсь придумать, как загерметизировать протекающий опреснитель. Может быть, можно поджечь несколько кусочков пластика из старого опреснителя или его упаковки и накапать расплавленную массу на дыру. Оказывается, что спички отсырели, а зажигалка пуста. Так что я стараюсь прикрепить клейкую ленту как можно прочнее и каждые полчаса с проклятиями снова надуваю опреснитель. Каждый раз опреснитель сдувается, как только я перестаю его надувать. В водосборнике начинает собираться вода, но она соленая. А при таком темпе я уже чувствую, как у меня сводит жевательные мышцы, а рот сильно пересох. Я должен найти эффективное решение. Если бы только у меня был силиконовый герметик или другая подходящая замазка!
Я смог продержаться сорок дней, но мой запас воды сокращается, остается всего несколько жестких кусков рыбы в мясном магазине. Также не очень успокаивает осознание того, что гарантийный срок использования «Утенка» – сорок дней. Если он сейчас подведет меня, как вы считаете, смогу ли я получить свои деньги обратно?
Несмотря на все проблемы, у меня есть хорошая причина отпраздновать эту дату.
16 марта
40-й день
Я продержался дольше, чем мог даже мечтать в самом начале. Я прошел больше чем полпути до Карибских островов. С каждым днем, каждой трудностью, с каждой секундой страдания я делаю еще один крохотный шаг к спасению. Вероятность моего спасения, как и вероятность поломки снаряжения, постоянно возрастает. Я представляю себе двух игроков в покер с каменными лицами, ставящих фишки на кон. Одного игрока зовут Спасение, другого – Смерть. Ставки растут и растут. Груда фишек сейчас высотой с человека и в окружности как плот. Скоро победитель определится.
Начинается утренний набег дорад. Они усердно работают под днищем плота, иногда выплывают из-под него и наворачивают круги, крепко ударяя по плоту своими хвостами. Я беру подводное ружье и выжидаю. Иногда мне сложно сфокусировать взгляд. Во время последнего шторма я повредил глаз куском полипропиленового линя, которым привязывал опреснитель. Глаз распух и пару дней слезился, потом пришел в норму, но в поле его зрения появилось пятно, которое я часто принимаю за самолет или первый намек на то, что рыба подплывает к острию моего гарпуна. Дорады настолько быстрые, что мой удар должен быть мгновенным, без размышлений, как удар молнии. Появление головы, занимающее долю секунды обдумывание, плеск, удар, мою руку сильно тянет вниз. Рыба спасается. В некоторые дни мне удается нанести два-три успешных удара утром и вечером, но большую часть времени рыбалка оканчивается ничем. Этим утром мне везет, я поймал отличную толстую самку. Сидеть над ней два часа на корточках на перекатывающемся днище плота – тяжелая работа для моих одеревеневших ног. Наконец дело сделано, рыба повешена сушиться. Я начинаю вытирать кровь и чешую, но моющие губки превратились в бесполезные маленькие комки. Очевидно, желудочный сок последней дорады, который я ими вытирал, переварил их. Поскольку спальный мешок доказал свою способность впитывать воду, я достаю из него немного утеплителя и перевязываю его кусками белого линя, чтобы использовать как губку.
Теперь я ежедневно определяю первоочередные задачи на основе постоянного анализа состояния плота, состояния моего тела, количества еды и воды. Каждый день как минимум одна из задач не выполняется на том уровне, который я считаю приемлемым. Я должен найти решение самой неотложной проблемы со сбором или дистилляцией воды.
Беру кусочек черной впитывающей ткани из первого опреснителя, который я разрезал в самом начале путешествия. Кладу его на дыру в опреснителе с испортившимся днищем так, чтобы вес опреснителя удерживал его на месте. Теперь у меня есть один опреснитель на корме и один на носу – это единственные места, доступные для частой проверки. Каждые десять минут в течение всего дня я работаю насосом, обслуживающим то один, то другой опреснитель. В перерывах я выливаю дистиллят, чтобы соленая вода не проникла в него, пока я этого не вижу. К ночи я собрал два полных литра пресной воды. Я постоянно плачу все большую цену за свои маленькие успехи. Работа тяжелая, она требует большого расхода жидкости организмом. Не знаю, получают ли мои потеющие клетки хоть какую-то пользу от этих упражнений. Теперь у меня почти нет времени на мечты. Да что там говорить! Его почти не хватает для жизни, хотя перед моим мысленным взором упорно стоят горы фруктов.
На следующий день мои сомнения относительно того, стоит ли поддерживать работу обоих опреснителей, разрешаются сами собой. В более старом окончательно рвется все тканевое дно. Весь день я слежу за одним работающим опреснителем и пытаюсь залатать старый. Кропотливо протыкаю отверстия по краю, используя шило, а потом протягиваю через них парусные нитки и пришиваю новое тканевое дно. Я стараюсь загерметизировать его при помощи оставшихся у меня кусочков скотча, но такая заплата все равно никуда не годится. Опреснитель безжизненно лежит, несмотря на все ус