«Воды, капитан. Ради всего святого. Воды!»
Тик-так, тик-так, все медленней и медленней. Когда это прекратится? Могу ли я завести их так, чтобы завода хватило до конца месяца, не сломав пружину?
Во второй половине следующего дня солнце жарит вовсю. Опреснитель продолжает течь, по его виду понятно, что долго он не прослужит. Наполовину поджарившись, я начинаю паниковать и дрожать.
«Еще воды, капитан. Мы должны получать больше воды…»
«Нет-нет! Ну, может быть… Нет! Вы ничего не получите. Ни капли сверху!»
С неба жарит. Мое тело чувствует себя так, словно превратилось в раскаленный песок в пустыне. Когда я сажусь прямо, то не могу сфокусировать взгляд. Все словно в тумане.
«Пожалуйста, капитан! Воды. Сейчас, пока не стало слишком поздно».
Ладно. Вот вам грязная вода. Можете пить ее, сколько хотите. А норма чистой воды остается прежней. Пол-литра в день – вот лимит. Это предел, пока мы не увидим самолет или сушу. Согласны?
Я немного раздумываю над своим предложением.
«Да, хорошо».
На дне пластиковой трубки, в которой хранится мерзкая вода с тента, находится осадок из оранжевых частиц. Я складываю в три раза свою футболку и несколько раз процеживаю сквозь нее воду в жестяную банку. В результате получается пол-литра мутной жидкости. Она горькая. Я с большим трудом могу ее проглотить.
Жажда усиливается. Через час мне необходимо выпить еще. Еще через час – выпить новую порцию. Вскоре и горькая вода заканчивается. Кажется, что все мое тело превратилось в пепел. Мне хочется пить еще сильнее.
«Нет. Нельзя. Ни капли воды до завтра».
«Но нам надо. Ты нас отравил, нам нужна вода!»
«Прекратить!»
Я должен продолжать держать все под контролем. Но мой взгляд становится диким, конечности дрожат от усилий, с которыми я пытаюсь сдержать панику.
Мое тело кричит:
«Хватай ее!»
Конечности тянутся к сумке с водой:
«Нет!»
Чуть не плача, с трудом встаю на колени. Поднимаюсь на ноги и на мгновение оглядываюсь. Я не могу стоять вечно, но сейчас меня охлаждает бриз.
Там, в небе, я вижу самолет! Не просто инверсионный след или слабый намек на самолет, а серебристую птицу, летящую в Бразилию! Быстрее, парень, включай аварийный радиомаяк! Батарея, скорее всего, почти на нуле. Отлично, лампочка горит. Но самолет не может быть на расстоянии больше десяти миль. Я оставлю радиомаяк включенным на двенадцать часов. Самолет такой маленький, это, должно быть, не коммерческий рейс. Но это не важно, он появился как раз вовремя. Мы должны быть рядом с сушей. Я выполняю свое обещание. Достаю пол-литра чистой, сладкой воды. Экипаж успокаивается.
Надо мной парит крупная птица, похожая на баклана. У нее ровное коричневое оперение, не считая темных колец вокруг глаз. Вчера мимо пролетел поморник, хотя ему тут быть не положено. Должен ли я сообщить этим птицам, что они вылетели за границы дозволенных ареалов? Новые рыбы, новые птицы, другой цвет воды, отсутствие саргассовых водорослей – все это подтверждает одно. Это плавание скоро закончится. Я изо всех сил вглядываюсь в горизонт, пока из глаз не начинают течь слезы.
С управлением береговой охраны Майами связывается судно, следующее мимо Пуэрто-Рико. Они заметили маленькую белую яхту, потерявшую мачту и дрейфующую. Береговая охрана дает судну распоряжение осмотреть яхту. Отказ. Яхта уже не видна, судно не вернется к ней. Описание? Белая, длиной шесть метров, без опознавательных знаков, на борту никого.
«Соло» был бежевым с темно-синей широкой полосой вокруг надводных бортов и темно-синими сторонами рубки. Название было написано поперек транца. По бортам и на палубе наклеены сорокасантиметровые цифры «57».
Каким-то непостижимым образом эти две яхты были приняты за одну и ту же. По официальной версии, «яхта «Наполеон Соло» обнаружена без экипажа на борту».
В Калифорнии радиолюбитель ловит сообщение управления береговой охраны Лонг-Бич и начинает уведомлять тех, кто продолжает быть наготове. Сообщения распространяются. «Соло» уже не считается пропавшим без вести.
Брат требует больше информации. Был ли на борту спасательный плот? Было ли замечено еще какое-либо снаряжение? Обнаружены ли какие-нибудь признаки возможного пиратского нападения? Каковы координаты останков яхты? Он хочет отправиться и самостоятельно все проверить. Управление береговой охраны Нью-Йорка находится в блаженном неведении относительно всего, что имеет отношение к делу. От него невозможно получить никакой информации. В этом даже есть что-то забавное. В то время, когда я погружаю руку в воду, чтобы погладить своих «собачек», моя мама видит меня убитым или пытаемым пиратами, а также гниющим в каком-то фашистском застенке.
Творится что-то странное. Береговая охрана начинает делать заявления. Сначала ее представители говорят, что сообщение о том, что «Соло» был обнаружен, – фальшивка, состряпанная радиолюбителем, не имеющим лицензии. Потом они намекают, что сообщение могло быть послано самими Каллахэнами, чтобы были предприняты какие-нибудь действия.
Моя семья упрямо и методично прослеживает путь сообщения через любительскую радиосеть Германии, а затем до Калифорнии, потом от Лонг-Бич до Майами через «дыры» в радиосети береговой охраны. Правда выплывает наружу. Но фальшивое сообщение все еще передается по моряцкой радиосети, и его получает один из моих друзей на Бермудских островах. Управление береговой охраны Нью-Йорка уведомляет Каллахэнов, что если они хотят, чтобы ложное сообщение было удалено из сети, то им придется организовать это самостоятельно. Наконец, сообщение удалено.
К тому времени моя семья сделала все возможное, чтобы вычислить мои предполагаемые координаты и начать поиск. Они не смогли убедить вооруженные силы совершить облет тех районов, где я могу находиться с наибольшей вероятностью, во время обычного патрулирования и маневров. Столь же безуспешно они пытались убедить использовать разведывательные спутники, которые могут сфотографировать из космоса даже мусорные баки. Дело даже не в том, что в этом случае отсутствует конкретная цель, а в том, что район поисков составляет как минимум 200 миль в поперечнике, или 31 400 квадратных миль (1 морская миля – 1852 метра). Учитывая то, что каждая фотография охватывает площадь в 900 квадратных футов или 83,61 квадратного метра, или квадрат со сторонами по 30 футов или 9,14 метра, то нужен как минимум миллиард фотографий, чтобы проверить этот район.
16 апреля
71-й день
Куда бы ни обращались мои родные, чтобы организовать поиск, они сталкивались с препятствиями.
Им почти ничего не оставалось делать, кроме как продолжать писать политикам и частным образом поддерживать связь с судоходными компаниями. Большинство уверено, что я давным-давно погиб, но родители решили, что покончат с этим делом, только если я не объявлюсь через полгода. Мой брат Эд готовится вернуться к семье на Гавайи. Всем нам теперь остается только занять выжидательную позицию.
Наконец 20 апреля Управление береговой охраны решает еще неделю передавать в эфир сообщение, что «Соло» не пришел вовремя в порт прибытия.
Последние несколько дней тянутся слишком долго, а я становлюсь все более унылым и подавленным. Мы должны были достичь островов несколько дней назад. Мы ведь не могли пройти между ними, верно? Они расположены слишком тесно… я бы увидел хотя бы один. Да и птицы продолжают прилетать ко мне с запада. Когда я должен в последний раз включить аварийный радиомаяк? Теперь его радиус действия должен быть совсем коротким, но днем над Карибскими островами воздушное движение плотное, и кто-нибудь услышит сигнал. Но я должен ждать, пока не увижу землю или не осознаю, что больше не продержусь.
Начинаю сомневаться во всем: своих координатах, своих чувствах, в самой своей жизни. Может быть, я Прометей, приговоренный к тому, чтобы мою печень выклевывали каждый день и каждую ночь она отрастала заново? Может быть, я – «Летучий голландец», осужденный вечно скитаться по морям и никогда не знать отдыха, смотреть, как гниет мое тело и ветшает снаряжение. Я попадаю в бесконечный вихрь ужаса, погружаясь в него глубже и глубже. Думать о том, что я буду делать, когда все это закончится, – плохая шутка. Это никогда не закончится. Это хуже смерти. Если бы я должен был заставить самые отвратительные части своего разума создать видение настоящего ада, это точно было бы то, что я вижу сейчас.
Последний опреснитель на солнечной энергии совсем порвался, в точности так же, как и его предшественник. Тканевое дно сгнило и оторвалось. У меня есть запас воды, но он быстро кончится. Теперь единственный источник воды – дождь.
18 апреля
73-й день
И все же я продолжаю замечать добрые знаки того, что берег приближается. Тигры-дорады исчезли. В течение двух дней вокруг «Резинового утенка» неуклюже плавала пестрая коричневая рыба весом от двух до пяти кило. Это лобот или треххвостный окунь. Я пытался поймать его, но был нетерпелив: слишком быстро наносил удары и смог лишь дважды его задеть. Рыба уплыла. В небе появилось еще больше темных птиц, а над головой продолжают парить фрегаты. Я поймал двух белоснежных крачек, присевших на плот отдохнуть на минутку и нашедших здесь вечный покой. Я видел еще одно судно, но ночью и очень далеко. Как ни странно, все эти изменения почти не способствуют прекращению постоянной депрессии. Я – «Летучий голландец». Даже наяву я чувствую себя как во сне. Нет времени на отдых, только для напряжения. Работай усердней. Делай больше. Неужели это будет продолжаться вечно?
Я снова принимаю свою охотничью позу. Мои ноющие руки сжимают несколько десятков граммов пластика и алюминия, столовый нож привязан, как каменный наконечник копья пещерного человека – но куда менее эффективный. Теперь я могу сохранять эту позу около минуты, не дольше. Дорады трутся о мои колени, когда я переношу весь свой вес то на одно колено, то на другое. Они демонстрируют мне свои бока, словно желая четче обозначить цель, а потом разворачиваются или уходят в глубин