Сначала мы заезжаем в отель Матье, откуда я делаю несколько телефонных звонков. Звоню домой родителям. Трубку берет брат Эд.
– Что ты там делаешь? – спрашиваю я.
– Пытаюсь выяснить, где тебя черти носили, – шутливо отвечает он.
Кажется, родители уже слышали новости обо мне. На самом деле они узнали о моем прибытии на острова задолго до многих местных чиновников. Матье был в толпе, когда меня уносили с пляжа, и он немедленно отправил сообщение со своей любительской радиостанции своему другу Фредди, живущему на Гваделупе. У Фредди есть усилитель, и он распространил сообщение. Сигнал получил человек по имени Морис Бриан, который рыбачил у побережья Флориды. Он позвонил моим родителям, когда еще и часа не прошло с тех пор, как я ступил на сушу. Несколько дней я не мог поверить, что все это стало возможно благодаря любительской радиосвязи, безо всяких специальных каналов, но это оказалось чистой правдой. Как бы то ни было, родителей нет дома: они покупают одежду для меня и авиабилеты – для себя. Но я уже начинаю чувствовать, что не справляюсь с чувствами, подозреваю, что в ближайшие несколько дней о покое можно будет только мечтать. Кроме того, к их прибытию я хочу привести себя в более достойную форму. Так что я прошу брата, чтобы он постарался убедить родителей отложить путешествие. Сейчас не о чем особо беспокоиться, я в безопасности. Я ведь ничего не знаю о том, через что они прошли, пытаясь найти меня. Мой брат очутился меж двух огней. Он говорит, что сделает все, что сможет, хотя точно знает, что родители сядут в самолет сегодня же вечером, если смогут достать билеты.
В отель Матье, Le Salut, я вернусь завтра. Сегодня меня ждет пир у Монтерно. Оказывается, Мишель работает на острове таможенным агентом. Мы шутим о моей неуклюжей попытке незаконно ввести плот на Мари-Галант. В итоге я остаюсь ночевать в доме Монтерно. Проснувшись утром, смотрю в зеркало. Господи! Это лицо словно сошло со страниц «Робинзона Крузо». Длинные, свалявшиеся, выцветшие волосы, ввалившиеся глаза, коричневая кожа, всклокоченная борода. Мишель Монтерно выдает зубную щетку – так странно чувствовать ее во рту. Но что еще более странно: на моих зубах нет никакого налета, они достаточно чистые. Интересно, что сказал бы на это мой стоматолог…
Андре отвозит меня в больницу, забрать вещи. Войдя в палату, я наконец начинаю ощущать вонь, как от дохлой рыбы. Да, моя сумка действительно воняет. Кто-то забрал футболку и, несомненно, отнес ее в ближайший мусорный бак. Медсестра снова измеряет мое давление. Я выписываюсь и выхожу из ворот, чувствуя себя свободным человеком после долгого заключения.
Матье отвозит меня в отель, знакомит со своей подругой Мари, которая довольно хорошо говорит по-английски. Все время, пока я живу у них, они проявляют себя добрыми хозяевами и никогда не отказывают мне в огромном количестве вкусной креольской еды, которую я поглощаю. Всем интересно, сколько я могу в себя запихнуть.
Двадцать третьего числа вечерним рейсом прилетают родители. Мы не виделись год. Мама плачет, отец держится молодцом, я улыбаюсь. Сколько всего случилось со мной за один такой короткий год! И хотя я так сильно отощал и отрастил бороду, для них я все равно маленький наконец-то вернувшийся сынок.
Вокруг меня поднимается нешуточная шумиха. За двадцать четыре часа у меня берут интервью журналисты английские, канадские и американские. Приходят телеграммы. Меня снова и снова расспрашивают представители французской и американской береговых охран и полиции, потом дружелюбный офицер фотографируется со мной. Компания CBS присылает репортеров из Флориды. Журнал National Enquirer умоляет об эксклюзивном интервью. Я наотрез отказываю, но это их не останавливает. Они печатают невероятную историю о том, как я глядел прямо в «сверкающие янтарные глаза» кита, который «ревел, как море» и снова, и снова бил могучим хвостом по моей яхте. Хотелось бы мне увидеть кита с янтарными глазами. И, честно говоря, я никогда не слышал, чтобы он издавал хотя бы тихое кваканье.
Когда у меня выдаются свободные минуты, я стараюсь как можно больше ходить пешком. Через пару дней я могу свободно пройти сотню метров. И тут ноги начинают отекать. Я похож на больного слоновой болезнью. Местный врач, господин Лаше, каждый день приходит, чтобы осмотреть меня. Повезло, что у господина Лаше огромный опыт помощи голодающим в Африке, так что он знает, чего ожидать. Он назначает несколько анализов. В крови очень высокий уровень натрия и очень низкий уровень калия, кроме того, у меня довольно серьезная анемия. Организм плохо выводит жидкость, и она скапливается в тканях ног. Я начинаю пить таблетки.
Подолгу, лениво ем и брожу по острову. Все вокруг приводит меня в неистовый восторг, такой, что по ночам мне трудно уснуть. К рассвету я снова на ногах. Не могу дождаться нового выхода в окружающий мир. Вместо того чтобы как следует отдыхать, я переутомляюсь и становлюсь раздражительным. Люди стараются помочь мне, я это понимаю, но чувствую, как ускользает моя независимость. Я чувствую, что на меня оказывается давление, и мое плохое настроение наверняка скоро передастся другим.
Родители уговаривают лететь с ними домой и поправляться там. Я отвечаю, что не могу и не хочу быть пациентом. Все, чего я хочу, – это восстановить силы, сесть на попутное судно до Антигуа, забрать почту, а потом вернуться на самолете в Мэн.
В течение нескольких следующих дней я знакомлюсь с жителями Мари-Галант. Бар и ресторан отеля Le Salut открыты для всех. Люди часто заходят, чтобы поговорить со мной. Каждые несколько дней сюда заглядывают подобравшие меня рыбаки. Сами они живут на Гваделупе. В тот день, когда они доставили меня на остров, они отвезли пойманную рыбу домой и до поздней ночи продавали ее. Я бы хотел еще раз выйти в море на «Клеманс», может быть порыбачить с ребятами, но, скорее всего, не получится. Мои прогулки становятся длиннее. Куда бы я ни пошел, всюду меня останавливают островитяне, приглашают в гости или окружают на улице. Те, с кем мне удается поговорить, шутят о моей идеальной белковой диете. Я смотрю, как дети наполняют водой из торчащих из тротуаров кранов бочонки и катят их домой, пиная ногами. Я чувствую себя спокойно, как дома. Жители Мари-Галант как будто усыновили меня.
Некоторые начали называть меня «суперрыбаком» или «суперменом». Пытаюсь объяснить им, что продолжал бороться за жизнь не потому, что был героем, а потому, что это было самым легким делом. Это было куда проще, чем умереть.
Однажды меня почтил визитом местный колдун. Он подошел ко мне вплотную и вгляделся в мое лицо. Глаза его были выпучены. Он нараспев произнес несколько слов, чем-то тряс и с интересом смотрел на мою реакцию. Когда он ушел, Матье объяснил, кто это и что это было: он произнес заклинание, чтобы ускорить мое выздоровление.
На следующий день у меня начались ужасные желудочные колики, поднялась температура и начался приступ диареи. Я серьезно подозреваю, что обманывал самого себя и что в конце концов все-таки умру. Я попросил Матье не говорить колдуну о моем «выздоровлении». Креольская кухня великолепная, но очень острая. Доктор Лаше и доктор Делланой сходятся во мнении, что придется на время отказаться от красного перца. Это классический случай того, что происходит, когда получаешь чересчур много хорошего чересчур быстро. Четыре или пять дней мне было совсем худо, но я потихоньку выкарабкался благодаря хорошим врачам, родителям, Матье и Мари.
Наконец я чувствую себя достаточно хорошо, чтобы возобновить прогулки. Я на острове уже десять дней. Понимаю, что приходит время отправляться домой. Я познакомился с несколькими моряками. Ник Кей, о котором я слышал, но с которым никогда не встречался прежде, прибывает на остров на своей яхте «Три ноги Манна-IV» и соглашается доставить меня на Гваделупу. Родители достаточно хорошо отнеслись к моему решению. Они помогают мне собрать вещи, снабжают деньгами, едой и не пытаются меня отговорить.
Со своими спасителями: Паулинус Уильямс и Жюль и Жан-Луи Паке
С уроженцами Мари-Галант на пляже, где я высадился в Сен-Луи, примерно через неделю после моего прибытия на остров
Когда все готово, я ковыляю к бетонному причалу рядом с пляжем, на который «Клеманс» доставила нас с «Утенком», сажусь в поджидающую меня резиновую шлюпку, и меня перевозят на «Три ноги». На прощание машу своим друзьям, оставшимся на острове. Я знаю, что снова возвращаюсь в реальную жизнь. Экипаж «Трех ног» поднимает паруса, мы разворачиваемся в сторону Гваделупы. И я вижу, как мой новый дом исчезает вдали.
Эпилог
Трудно поверить, что моя маленькая океанская одиссея теперь осталась в совсем недавнем прошлом – миновало каких-то шестнадцать безоблачных лет. Кажется, что это было несколько жизней назад или произошло с кем-то другим, хотя воспоминание постоянно сопровождает меня, как встающее из-за горизонта изо дня в день солнце.
Наука говорит, что все клетки нашего тела (за исключением мозга) обновляются каждые десять лет. Так что в некотором смысле этот опыт и в самом деле пережил кто-то другой. Надеюсь, что и я немного изменился психологически и эмоционально.
Каждый раз, наполняя ванну водой, я думаю: «Да, эта вода куда чище, чем та, которой я жил два с половиной месяца». У меня возникает чувство вины, когда я позволяю ей утекать в слив. Когда кто-нибудь говорит: «Давай поедим, я умираю от голода», в моей голове звенит колокольчик, и я думаю: «Ага, как же!» Уж кому как не мне знать разницу между «проголодаться» и «умирать от голода». Опыт часто застает меня врасплох. Два человека, держащиеся за руки, или фраза, в которой звучит обычная человеческая доброта, могут вызвать воспоминания о том одиночестве и отчаянии, которые я когда-то испытал, и я начинаю плакать. Мою душу так трогают людские страдания и то достоинство, с которым они иногда выносят их. Наконец, даже спустя столько времени дух дорад и их океанского дома для меня не потерял значения. Я ежедневно думаю о них, до сих пор чувствую, что они гораздо сильнее меня. Когда бы я ни ел рыбу («махи-махи», как называют дораду в популярных ресторанах), это напоминает мне о связи со всем миром и о необходимости помнить, что ни одну жизнь нельзя забрать без чувства признательности.