Словно волки, учуявшие раненого лося, ближайшие английские корабли изменили свой курс и поплыли в сторону галиона, ибо, должно быть, действительно окрашенный в желтую и зеленую краски «Сан-Сальвадор» получил очень серьезное повреждение, судя по тому, что две верхних палубы высокой кормы снесло и они дрейфовали в его кильватере, а языки пламени рвались в вечернее небо.
К сожалению, ветер оказался таким слабым, что «Месть», «Елизавета Бонавентур»и два лондонских высокобортных корабля с поспешающим вслед за ними галионом «Коффин» не успели сойтись к подбитому судну до того, как эти проклятые неаполитанские галеасы смогли прийти к нему на выручку. Флагманский корабль Медины-Сидонии — тысячетонный «Сан-Мартин» — оказался поблизости и, довольно тяжело развернувшись, тоже направился к пылающему судну для оказания срочной помощи.
И снова Дрейк и его бывалые капитаны кипели от злости, завидев сигнал к возвращению, ползущий вверх на сигнальную рею «Королевского ковчега», так что оставалось лишь свернуть в сторону и смотреть, как команда «Сан-Сальвадора» тушит пожар и начинает починку. Став совсем неуправляемым из-за полного разрушения рулевого устройства и взятый поэтому на буксир, «Сан-Сальвадор» вскоре скрылся в темной массе других кораблей испанской армады.
Во второй раз эскадре короля Филиппа не повезло, когда в первые часы вечера парусник «Нуэстра Сеньора де ла Роза» каким-то образом столкнулся с двумя галионами Бискайской эскадры и так запутался снастями в оснастке бискайцев, что, прежде чем корабли расцепились, дон Педро дель Вальдес — один из трех контр-адмиралов Медины-Сидонии, потерял сначала свои фок-реи, а затем и бушприт. И едва пострадавшее судно взялось за устранение этих поломок, как английские наблюдатели на разных судах закричали стоявшим на палубе, что «Роза» потеряла фок-мачту — она рухнула за борт. Над фальшбортом виднелся только обломок ее основания.
Услышав это, сэр Френсис Дрейк облизал потрескавшиеся от солнца губы.
— Клянусь славой Бога, — тихонько прошипел он, — этот будет мой, и никто мне не запретит. — Он произнес свою клятву едва слышно, чтоб не могли подслушать ни его флаг-капитан Джоунас Боденхэм, ни его боцман.
Неохотно корабли королевы снова вернулись в свою флотилию, идущую теперь в четыре ряда кильватерного строя. Этот порядок, по мысли лорда Хоуарда, обеспечивал наибольшую приспособляемость и легкость сосредоточения.
Хьюберт Коффин и его кузен с крепко стиснутыми от разочарования челюстями вглядывались в густеющую темноту и видели, как покалеченную «Розу» взяли на буксирный трос, но лица их оживились, когда почти сразу же буксир этот лопнул и галион-великан стал мало-помалу отставать за кормой испанской флотилии. Когда «Роза» стала стрелять из пушек, чтобы привлечь внимание к своей беде, сигнальные флажки на «Сан-Мартине» поползли вверх, вниз и снова вверх — и вот галионы «Сан-Франциско»и «Сан-Кристобаль» вместе со своими пинассами остались позади, чтобы обеспечить защиту парализованному судну до подхода обязательных итальянских галеасов, способных взять его на буксир.
С вест-зюйд-веста[71] задул легкий бриз, и вскоре он так разыгрался вместе с волнами, что, памятуя об опасностях, поджидающих у Стар-Пойнта, английские эскадры, пройдя еще немного, легли по приказу лорда Хоуарда в дрейф между Пройл-Пойнтом и Сэлкомбом.
Одно купеческое судно, переоснащенное в военное и принадлежащее лондонской компании «Левант», видимо, отбилось в темноте от своих и случайно наткнулось на беспомощную «Розу». К полному изумлению и восторгу капитана Джона Фишера — ведь его «Маргарет и Джон» имело тоннаж всего лишь 250 тонн, — на галеасе немедленно перерубили буксирный трос и удрали, а прикрывающие его галионы с пинассами бросили тяжело качающуюся «Розу»и тоже скрылись в темноте. Кораблик Фишера был слишком слаб, чтобы напасть на «Розу», и мастер помчался к берегу: там везде, насколько хватало глаз, на каждом мысу бились и плясали огни предупредительных сигнальных маяков.
Незадолго до полуночи набором разноцветных фонарей на «Королевском ковчеге» английским эскадрам был отдан приказ развернуть паруса и возобновить плавание в строевом порядке. Среди моряков сразу же пошли слухи: поскольку лорд Хоуард подозревает, что испанцы намерены захватить остров Уайт и сделать его своей базой, он решил атаковать армаду короля Филиппа еще до того, как она подойдет к Нидлс. Еще говорили, что он написал береговым властям следующее:
«Ради любви к Богу и к нашей стране пришлите нам пушечные ядра любой величины и с ними — пороху, ибо это дело продлится долго».
Природа улыбнулась защитникам, разведя дождевые облака и позволив просиять луне, а тем самым дав им возможность с минимальными беспорядками организоваться и снова продолжить путь. Снова эскадры потянулись вслед за светом больших фонарей на кормах их флагманских кораблей.
На этот раз «Морской купец» следовал в непосредственной близости за «Местью». Широкий размах парусов галиона и его превосходная конструкция позволяли ему лететь сквозь ночь гораздо быстрее других кораблей эскадры, и вот постепенно большой фонарь флагмана, удаляясь, утрачивал свою яркость, и, хотя остальные суда подняли все свои паруса, «Месть» уходил все дальше и дальше в море, весь серебрясь от лунного света — величественное и незабываемое зрелище.
Но вот луна снова скрылась за грядой облаков, а затем, к ужасу капитанов эскадры Дрейка, «Месть», мигнув на прощание кормовым огоньком, затерялась в темноте этой ветреной ночи.
— Проклятье! Что нам теперь делать? — воскликнул Уайэтт, мучась неопределенностью. В свете своих фонарей он мог различить, что одни корабли продолжают идти тем курсом, которым, как им казалось, идет и сам Дрейк; другие легли в дрейф. Но были еще и третьи: они увязались за кораблями другой эскадры, которых в той же мере озадачило и поставило в тупик внезапное и необъяснимое исчезновение их флагмана — «Мести».
Зная характер вице-адмирала, Хьюберт Коффин оказался среди тех, кто шел в открытое море, горячо молясь, чтобы рассвет явил им в первых своих лучах марсели сэра Френсиса. К тому же, рассуждал он, удаляясь в море, он в меньшей степени рискует тем, что его протаранят, — а тогда прощай его судно, это капиталовложение, которое много для него значит.
Глава 18У МЫСА ПОРТЛЕНД-БИЛЛ
Различные суда английского флота так сильно рассеялись по морю, что только под вечер в понедельник 22 июля военно-морские силы лорда Хоуарда Эффингема смогли восстановить свой порядок. Теперь они насчитывали свыше ста парусных судов вследствие того, что к ним присоединилось множество переделанных купеческих транспортов, пришедших почти из каждого маленького порта южного побережья.
О сэре Френсисе Дрейке все еще не было ни слуху ни духу. Стало казаться, что его корабль одним мощным глотком проглотила морская стихия — и его вместе с ним. Резкими в определенной степени обвинениями осыпали пропавшего без вести вице-адмирала вечный его враг Фробишер, сэр Уильям Винтер и даже его родственник и благодетель сэр Джон Хоукинс: «Почему погасил он свой кормовой фонарь без каких-либо объяснений и указаний другим кораблям эскадры? Почему покинул свой авангард в исключительно важный момент?» Особенно бушевал Мартин Фробишер.
Его нынешнее поведение, своей непредсказуемостью вполне сходно с тем, напоминал он другим адмиралам, когда Дрейк бросился как безумный во внутреннюю гавань Кадиса, чтобы захватить галион адмирала Санта-Крус.
Лорд Хоуард выслушивал все эти жалобы, но делал это с терпением, не допускавшим и намека на его собственную реакцию. Однако он почувствовал огромное облегчение, когда на закате солнца над горизонтом показались марсели «Мести». Прошло какое-то время — и бесследно было исчезнувший вице-адмирал появился на борту «Королевского ковчега», все такой же дерзкий и самоуверенный и в компании высокого смуглолицего человека, который вел себя с пренебрежительным, если не сказать больше — со спесивым самообладанием.
Те, кому случилось оказаться тогда на борту, всю жизнь помнили этот небрежно-развязный размашистый жест, с каким Дрейк бросил на палубу под ноги Хоуарда связку цветистых знамен, а затем, ярко сверкая голубыми глазами, сорвал с себя головной убор и отвесил поклон своему молчаливому командиру.
— Милорд, — энергично проговорил он, — имею часть представить вам его превосходительство дона Педро дель Вальдеса, контр-адмирала противника.
Испанец сделал глубокий поклон и на беглом французском выразил сожаление, что не смог лучше защищать свой прекрасный корабль. Впрочем, разве у кого-нибудь есть надежды выстоять против ужасного «эль Драго»?
Оказалось, что, как и предсказывал Фробишер, Дрейк умчался в одиночестве, уверенный, что обнаружит лишенную способности управляться «Розу», возьмет ее приступом и таким образом завоюет себе ее сокровища. При этом у сэра Френсиса имелось про запас правдоподобное объяснение своего поступка — и тут к нему было не подкопаться. Дрейк заявил, что прошлой ночью, ведя эскадру с ее якорной стоянки, он заметил группу больших кораблей, плывущих на запад.
— Я пришел к выводу, — заявил он голосом, всегда казавшимся слишком мощным для его малорослого тела, — что это, должно быть, вражеское подразделение, стремящееся лишить нас нашего преимущества. Я погнался за ним, думая, что эскадра последует за мной.
— Последует? Боже Всевышний! Каким образом? — прогремел Джон Хоукинс, багровый от возмущения. — Почему вы потушили фонарь?
— Я полагал, — улыбнулся Дрейк, который смотрелся еще более полным и коренастым в своей инкрустированной золотом кирасе и латных набедренниках, — что «Месть» легко различить в лунном свете и что мой фонарь лишь послужит на руку противнику, предупредив его о моем приближении.
Присутствовавшие обменялись между собой недоверчивыми взглядами. Лорд Хоуард Эффингем посмотрел своему подчиненному прямо в глаза.