.
– Кто же за вами приглядывает? Бабушка? – спросил он у мальчика.
– Не, у нас теперь нянька, – ответил внук и тут же уточнил: – Но это только для Бена!
– Ладно, увидимся, – произнес Вексфорд и повесил трубку.
Клементс все еще находился здесь и глядел на инспектора до отвращения слащаво.
– Сержант, – попросил Вексфорд, – вы не раздобудете мне словарь?
– Любой, какой только захотите. Урду, бенгальский, хинди… Понимаете, сейчас столько иммигрантов развелось, что приходится вот держать. Вы не подумайте, сэр, у нас есть и переводчики, но даже они не всегда знают все их слова. Еще у нас есть французский, немецкий, итальянский. Это для наших, так сказать, клиентов из Общего рынка, образование у них тоже довольно общее, доложу я вам. Ах да! И добрый старый «всезнайка Вебстер», как говаривал мой папаша, но это внизу, в библиотеке.
Вексфорд с трудом подавил желание запустить в сержанта телефоном.
– У вас есть обычный толковый словарь?
Он был уверен, что Клементс теперь пустится в разглагольствования о ненужности подобных словарей, поскольку все полицейские, включая выходцев отдаленных графств, прекрасно говорят на английском. Но, к его величайшему удивлению, тот просто ответил, что есть и он сейчас же его принесет. Не прошло и полминуты, как позвонил Берден. Судя по голосу, он был расстроен.
– Извини, что так поздно, но все оказалось сложнее, чем я думал. Господи, Редж, если бы ты только видел это место! Короче, Джон Гренвиль Уэст покинул приют Эбботс-Палмер в двадцать лет.
– Правда?
– Не гони, – устало произнес Берден. – Дело в том, что они ничем не могли ему помочь. Уэст не был просто умственно отсталым, как тебе сказала твоя миссис Паркер. Он родился с тяжелым дефектом головного мозга, к тому же одна нога у него была короче другой. Если я правильно понял их намеки, все это явилось следствием попытки матери сделать подпольный аборт.
В голосе Бердена явственно звучал ужас. Вексфорд молчал.
– Никому больше не позволю болтать, что легализация абортов была ошибкой, – свирепо прорычал Берден. Вексфорд не стал уточнять, что именно Берден как раз всегда это и утверждал.
– Где он сейчас?
– В другом приюте недалеко от Истбурна. Я там тоже побывал. Он уже лет восемнадцать как полный «овощ». Наверное, миссис Краун просто постыдилась тебе об этом рассказать. Я и с ней встречался. Она ответила, что это все ужасно грустно, и предложила мне джину.
Глава 20
Вернулся, сгибаясь под тяжестью словарей, Клементс. Он притащил Краткий Оксфордский словарь, на сей раз в одном, совершенно необъятном и потрепанном томе, а также Вебстеровский двухтомник.
– В них ужас сколько слов, сэр. Хотя, честно говоря, я сомневаюсь, что кто-нибудь заглядывал в эти книжищи после того самого жуткого дела о черной магии на кладбище, которое вы расследовали у нас два года назад. Зато теперь я никогда не забуду, как пишется слово «медиевизм».
Итак, по мнению Бердена, Рода назвала доктору Ломонду адрес Принсвейл-роуд, дом номер шесть только по ассоциации, подобно тому, как Вексфорд сам вспомнил о Сильвии и ее странном слове.
– Медиевизм? Вы хотите сказать, сержант, что не были вполне уверены, присутствует ли там дифтонг? – переспросил он, листая словарь, но, заметив озадаченное выражение на лице Клементса, поправился: – Я хотел сказать, вы не знали, пишется оно через «и», через «е» или «ие»?
– Именно, сэр. – Критический настрой Клементса распространялся даже на лингвистику. – Не знаю, сэр, кому нужны эти лишние буквы? Почему бы не упростить правописание, отменив их все подчистую? Подобные сложности, смею заметить, только морочат голову бедным деткам, уж я-то знаю, что говорю. Как вспомню себя в двенадцать лет, сэр…
Но Вексфорд его уже не слушал. Клементс был из тех, кто никогда не перебьет говорящего человека, но не видит большого греха в том, чтобы насиловать уши того, кто читает.
– … Я как сейчас помню путаницу между всякими «кора» и «кара», «края» и «кроя», если вы понимаете, о чем я, сэр…
Значит, дифтонги. Ну, конечно! Дифтонг «аэ», встречающийся в латыни и греческом, может передаваться и как «э», особенно в современном языке, с его стремлением упрощать всю эту медиевистскую грамматику. Следовательно, то словечко Сильвии могло начинаться не с «аэ», а с «э». Посмотрим: «эозин – ярко-красный краситель»; «эол – ветер, воздушный поток»; «эолист», означавший именно то, что и подумал Вексфорд, то есть «многословный». Оказалось, слово было изобретено Джонатаном Свифтом. «Эон» тоже был: «жизненный век, вечность, отрезок времени геологической истории». Еще «эонический» и «эониум». Опять ничего. Может быть, слово не греко-латинского происхождения, а образовано от имени или географического названия? Но тогда это ему ничем не поможет. Слова, похоже, просто нет в словаре. Вексфорду пришла на ум безумная идея вызвать такси, метнуться в Национальный театр, дождаться антракта и спросить у самой Сильвии. Хотя у него же есть еще один словарь.
– …А возьмем такое слово, как «беспокойство», я его никогда не мог правильно написать, сэр. Или, к примеру, такое словечко, как «стрессоустойчивость», оно просто выводит меня из себя. Целых пять «с»! Пять, сэр!..
Что же, остается надеяться, что старина Вебстер оправдывает прозвище «всезнайки». Эозин, эол… Эонизм!
– Нашли, что искали, сэр? – поинтересовался Клементс.
Вексфорд со вздохом облегчения откинулся на спинку стула и захлопнул объемистый том.
– Нашел, сержант. Наконец-то я нашел то, что искал целых три недели.
Немного скованная Мелина Патель впустила их в квартиру. Одета она была в шаровары и расшитую чем-то блестящим белую жилетку. Неужто из-за Лоринга? Даже черные волосы убраны в сложную прическу и закреплены золотыми шпильками.
– Полли просто в ужасном состоянии, – доверительно шепнула она. – Я никак не могу ее успокоить. Когда я сказала, что вы придете, она сначала чуть в обморок не упала, а потом разрыдалась. Ума не приложу, что мне с ней делать!
Вексфорду подумалось, что, будь Мелина настоящей подругой Полли, она бы потратила время на то, чтобы утешать ее, а не наряжаться в пух и прах. Однако сейчас у него не было времени размышлять о лицемерии женщин, пытающихся, несмотря на несчастья, предстать перед мужчинами в как можно более выгодном свете. Вскинув на него прекрасные глаза, которые, наверное, тоже умели проливать слезы, когда нужно, Мелина произнесла сладким голоском:
– Но вы же не со мной пришли поговорить, да? Думаю, Полли уже готова вас принять. Она там, у себя. Я пыталась уверить ее, что все будет хорошо, нужно только сказать правду, и что вы совсем-совсем не злой. Вы же не будете на нее сердиться, правда?
С инспектора очарование уже спало, а вот Лоринг стоял как вкопанный и смотрел на девушку телячьими глазами.
– Лучше бы мне удалось рассердиться на вас, мисс Патель, – усмехнулся Вексфорд и поймал самодовольный взгляд Мелины. – Кстати, вы ошибаетесь, если думаете, что я не хочу с вами поговорить. Ладно, идемте в комнату.
Инспектор открыл первую попавшуюся дверь. За ней оказалась замызганная кухня, провонявшая специями и запахом прокисшего мяса с овощами и карри. В раковине чуть ли не до потолка громоздились грязные тарелки. Мелина с застывшей напряженной улыбкой на губах безрезультатно попыталась загородить собой раковину.
– Я заметил, – сказал Вексфорд, – что вы, мисс, очень любите давать советы. И как? Есть успехи? К вам прислушиваются?
– Я просто пыталась помочь. – Она снова вошла в роль послушной девочки. – Разве я дала Полли плохой совет?
– Не знаю. А вот мой совет вы проигнорировали.
– О чем вы, сэр?
– О том, что не следует лгать полиции. Об этом хорошо сказано в присяге, которую приносят в суде: «Клянусь говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды». Мне кажется, вы внимательно отнеслись к первой и третьей части клятвы, но забыли про вторую. Кое-что вы от меня утаили.
– Я не собираюсь быть никаким свидетелем! – воскликнула Мелина, видимо, уловив только это в речи инспектора.
– И все же, боюсь, вам придется. Вчера утром вам позвонил управляющий отеля «Триест», не так ли?
– С ним Полли разговаривала, – угрюмо проворчала Мелина.
– И когда мисс Флиндерс рассказала вам, что машина мистера Уэста была обнаружена, вы ей объяснили, что полиция рано или поздно тоже об этом узнает. Посоветовали ли вы ей тогда рассказать нам все без утайки? Вспомнили ли о моих словах? Нет! Вы решили, что лучше всего будет явиться к нам со сказочкой о замучившей вас совести.
Она дернулась и чуть было не свалила на пол всю груду грязных тарелок.
– Когда вы обо всем узнали, мисс Патель?
Полился бурный поток оправданий. Голос мисс Патель временами срывался на визг, утратив свою прелесть, в нем явственно прорезался просторечный лондонский говор.
– Если вы о том, что ни с каким-таким женатиком Полли по отелям не кувыркалась, так я только вчера все и узнала! Прежде я ничего не подозревала, говорю ж вам, ни-че-го! Полли весь день проревела, мол, какой вам адрес давать, мужика-то нету никакого. А мне смешно сделалось, сколько я ее знаю, ни разу-то у нее парня не было. Ну, я и спрашиваю: «Так ты все выдумала, что ли?» Так и есть, отвечает. А я ей: «Спорим, ты и с Гренвилем не целовалась?» Тогда она вконец ударилась в слезы и…
Наверное, по изменившимся лицам обоих мужчин она заметила, что слишком далеко вышла из роли благовоспитанной девицы. Мгновенно взяв себя в руки, Мелина продолжила:
– Так вот, мне стало ясно, что полиция сразу все раскроет, как вы мне и говорили, сэр. Я объяснила это Полли и спросила, что она будет делать, когда вы к ней явитесь.
– Я вот что хочу спросить, мисс Патель, – перебил ее Вексфорд, – вы попытались узнать, где на самом деле провела ночь мисс Флиндерс?
Как только она поняла, что он не сердится, ее тревога улетучилась. Мужчины просто не могут на нее сердиться, верно? Мелина изумленно улыбнулась, словно на нее снизошло откровение.