– Ты готова, женщина? – спросил Менахем.
– Да, – сказала Вирэ, описав шпагой восьмерку в утреннем воздухе.
Рек выхватил свой меч:
– Защищайся!
– Нет, Рек, он мой, – вскричала Вирэ. – Тебе нет нужды драться за меня. Отойди!
– Твой черед еще настанет. – И Рек обратился к Менахему: – Ну, иди же. Посмотрим, так ли ты хорош в бою, как кажется.
Менахем обратил темный взор на своего высокого противника, и у Река захолонуло под сердцем: это смерть! Холодная, неминуемая, с червями в глазницах. Для него этот поединок безнадежен. В груди у Река разлился страх, и ноги его задрожали. Он снова стал ребенком, запертым в темной комнате и знающим, что во мраке таятся демоны. По телу прошла тошнота, и желчь обожгла горло. Бежать… бежать.
Но Рек не обратился в бегство – он завопил и бросился на врага, обрушив меч на черный с серебром шлем. Не ожидавший этого Менахем поспешно отразил удар, но второй выпад Река едва не достиг цели. Монах отступал, отчаянно пытаясь вернуть себе первенство, яростный натиск Река не давал ему передышки. Менахем только отбивался, норовя обойти противника.
Вирэ в ошеломленном молчании наблюдала за Реком. Мечи обоих мужчин сверкали на утреннем солнце, плетя белую, невероятно искусную паутину. Вирэ охватила гордость. Ей захотелось крикнуть Реку «ура», но она удержалась, зная: малейшая помеха в таком поединке может стать роковой.
– Помоги мне, – передал Менахем Сербитару, – иначе как бы мне не пришлось убить его. – Он отразил удар, едва не рассекший ему горло, и добавил: – Если это в моих силах.
– Как его остановить? – спросил Сербитар Винтара. – Он одержим. Я не могу пробиться к нему. Он вот-вот убьет Менахема.
– Девушка! – сказал Винтар. – Подключись к ней.
Вирэ с содроганием следила за боем. Одержимый! Отец рассказывал ей о таких воинах, но она никогда не думала, что Рек – из их числа. Эти безумцы в битве утрачивают всякий разум и всякий страх – никто не может устоять против них. В бою на мечах все балансируют между нападением и защитой, желая победить, но равным образом не желая быть побитым. Только одержимый, не знающий страха, все время нападает и, даже погибнув, увлекает врага за собой. Внезапно Вирэ озарило, и она поняла: неизвестный воин не хочет смерти Река, этот бой – лишь испытание.
– Опустите оружие! – закричала она. – Перестаньте!
Мужчины продолжали биться.
– Рек! Послушай меня! Это только испытание. Он не собирается тебя убивать.
Ее голос дошел до Река словно издалека, пронзив стоящий перед глазами красный туман. Он отступил и скорее почувствовал, нежели увидел, какое облегчение испытал другой. Рек сделал глубокий вдох, успокаиваясь. Руки и ноги у него тряслись.
– Ты вошел в мой разум, – обвинил он, холодно глядя в темные глаза соперника. – Не знаю, как ты это сделал, но если сделаешь это еще раз, я убью тебя. Понял?
– Понял, – глухо ответил Менахем из-под шлема.
Рек со второй попытки вложил меч в ножны и повернулся к Вирэ: она как-то странно смотрела на него.
– Это был не совсем я, – сказал он. – Не смотри на меня так, Вирэ.
– О, Рек, прости! – В глазах ее были слезы. – Я не хотела.
Она отвернулась, и новый страх овладел им.
– Ты только не оставляй меня. Со мной такое редко случается, а тебе и вовсе ничего не грозит. Поверь мне!
Она обернулась к нему и обхватила его руками за шею.
– Оставить тебя? Что ты говоришь? Глупый, я нисколько не испугалась. Ох, какой же ты дуралей! Я ведь не какая-нибудь трактирная девка, которая визжит при виде крысы. Я выросла среди мужчин. Среди солдат. Среди воинов. И ты думаешь, я могу бросить тебя из-за того, что ты становишься одержимым в бою?
– Я могу управлять этим, – сказал он, прижимая ее к себе.
– Там, куда мы идем, Рек, тебе сдерживать себя не придется.
Сербитар ушел с балкона и налил вешней воды в каменный кувшин.
– Как он это делает? – спросил он сидящего в кожаном кресле Винтара.
– В нем бездна мужества, которое воспламеняется от причин, о которых мы можем только догадываться. На страх, который вызвал в нем Менахем, он ответил насилием. Менахем не понял одного: этот человек боится самого страха. Уловил ты детское воспоминание, мелькнувшее в нем?
– О подземельях?
– Да. Какого ты мнения о ребенке, который боится темноты и все-таки упорно лазит в темное подземелье?
– Он старался победить свои страхи, вступая с ними в бой.
– И до сих пор старается. Вот почему Менахем чуть было не погиб.
– В Дрос-Дельнохе он будет полезен, – улыбнулся Сербитар.
– Полезнее, чем ты думаешь.
– Да, – сказал Сербитар Реку. Они сидели в обшитом дубом кабинете, выходившем во двор. – Да, мы умеем читать мысли. Но заверяю тебя, что твои мысли и мысли твоей спутницы мы больше читать не станем.
– Зачем он это сделал? – спросил Рек.
– Менахем – Глаза Тридцати. Он должен был посмотреть, достойны ли вы того, чтобы просить нас… об услуге. Вы хотите, чтобы мы бились вместе с вами, проникали в планы врага и защищали своим искусством крепость, до которой нам нет дела. Посланец должен быть достоин.
– Но я не посланец, я просто сопровождаю Вирэ.
– Там увидим. Давно ли ты знаешь о своей… одержимости?
Рек устремил взгляд на балкон. Крапивник сел на перила, поточил клюв о камень и улетел. В голубом небе легкие облака собирались, словно плавучие острова.
– Это случалось только дважды – во время войны с сатулами. Первый раз – когда нас окружили во время набега на деревню, и второй – когда я сопровождал караван со специями.
– С воинами такое случается. Это дар, который преподносит нам страх.
– Он дважды спасал мне жизнь, но все равно пугает меня. Точно кто-то чужой овладевает моим телом и разумом.
– Это не так, уверяю тебя. Это ты и только ты. Не бойся того, кто ты есть, Рек, – могу я называть тебя Реком?
– Конечно.
– Я не хотел бы фамильярничать. Это прозвище, верно?
– Уменьшительное от Регнак. Так прозвал меня мой приемный отец Хореб, когда я был ребенком. Я не любил шумных игр и не лазил по деревьям – он говорил, что я слишком тихий и Регнак – чересчур пышное имя для меня.
– Ты полагаешь, что в Дрос-Дельнохе придешься ко двору?
– Ты хочешь знать, сдюжу ли я? – улыбнулся Рек.
– По правде говоря, да.
– Не знаю. А ты?
Тень улыбки мелькнула на бледных, почти бесплотных губах альбиноса, и тонкие пальцы выбили на столе тихую дробь.
– Хороший вопрос. Да, я сдюжу. Мои страхи не связаны со смертью.
– Ты прочел мои мысли. Скажи мне, что ты там видел? Я серьезно. Я не знаю, смогу ли я выдержать осаду. Говорят, осада ломает людей.
– Я не могу тебе сказать, выдержишь ты или нет. И то, и другое возможно. Я не могу предугадать, как будут развиваться события. Спроси себя: что, если Вирэ погибнет? Продолжишь ты борьбу или нет?
– Нет, – не задумываясь ответил Рек. – Я оседлаю быстрого коня и ускачу прочь. Мне нет никакого дела ни до Дрос-Дельноха, ни до Дренайской империи.
– Дренаям конец. Их звезда закатилась.
– Так ты думаешь, Дрос падет?
– В конце концов – да. Но я пока не способен заглядывать так далеко в будущее. Туманные Пути постигнуть трудно. Они часто показывают то, что будет, но еще чаще – то, что не сбудется никогда. Это зыбкие тропы, по которым уверенно ступает лишь истинный мистик.
– Туманные Пути? – повторил Рек.
– И верно – откуда тебе знать о них? Они лежат в ином измерении – в четвертом, быть может. Дух странствует там, словно во сне. Только ты направляешь сон, чтобы увидеть то, что хочешь видеть. Это трудно объяснить словами тому, кто не испытал сам.
– Значит, твоя душа способна странствовать вне тела?
– Да – это понять легче всего. Мы видели вас в Гравенском лесу у хижины – и помогли вам, повлияв на того воина, Груссина.
– Вы заставили его убить Рейнарда?
– Нет, наша власть не столь велика. Мы просто подтолкнули его туда, куда он и сам уже двигался.
– Мне как-то неуютно оттого, что вы обладаете такой силой, – проговорил Рек, избегая зеленых глаз альбиноса.
Сербитар рассмеялся – в его глазах появился блеск, бледное лицо просияло.
– Друг мой Рек, я человек слова. Я обещал тебе никогда не читать твоих мыслей и не стану. Это относится к каждому из Тридцати. Могли бы мы жить затворниками, удалившись от мира, если бы желали вреда другим? Я – княжеский сын, но, пожелай я этого, мог бы стать королем или императором, более могущественным, чем Ульрик. Не надо бояться нас. Мы должны чувствовать себя свободно друг с другом. Более того – быть друзьями.
– Почему? – спросил Рек.
– Потому что близится час, который настает только раз в жизни. Час нашей смерти.
– Говори за себя. Я еду в Дрос-Дельнох не для того, чтобы на свой особый лад совершить самоубийство. Нам предстоит сражение – ни больше и ни меньше. Любую стену можно отстоять, малое войско способно сдержать большое. В истории тому множество примеров – взять хоть Скельнский перевал.
– Верно. Но эти случаи потому и помнятся, что они – исключение. Посмотрим в лицо действительности. В Дросе втрое меньше защитников, чем полагалось бы. Их боевой дух низок, а страх велик. В армии Ульрика полмиллиона воинов, и все они не просто готовы умереть за него – они жаждут за него умереть. Я, как боец и знаток военного дела, говорю: Дрос-Дельнох падет. Выбрось из головы иную возможность.
– Зачем тогда вы едете с нами? Чего вы этим достигнете?
– Мы умрем – и будем жить. Но больше я ничего пока тебе говорить не буду. Я не хочу наводить на тебя уныние, Рек. Я вселил бы в тебя надежду, если б это могло помочь делу. Но все мои усилия будут направлены лишь на то, чтобы оттянуть неизбежное. Только таким путем я могу быть вам полезен.
– Только держи это свое мнение при себе. Вирэ убеждена, что мы способны удержать крепость. И я достаточно разбираюсь в войне и в людях, чтобы сказать тебе прямо: если твои взгляды распространятся среди бойцов, начнется повальное дезертирство, и мы потерпим поражение в первый же день.