– О боги! Послушай меня – не оставляй его одного после того, как… ты знаешь. У него голова набита романтическими бреднями, и он может сотворить какую-нибудь глупость – понимаешь?
– Понимаю. Я присмотрю за ним.
– Попроси лучше Друсса – он старше, и Рек его почитает. – Она обратила взор к небу – там плыла одинокая грозовая туча, заблудшая и гневная. – Говорил мне Рек – надень панцирь, но он такой чертовски тяжелый. – Туча увеличилась – Вирэ хотела сказать об этом Сербитару, но туча застлала небо, и тьма поглотила все.
Рек стоял на балконе, стиснув перила, – слезы лились у него из глаз, и неодолимые рыдания вырывались сквозь стиснутые зубы. Позади него лежала Вирэ – недвижная, холодная, успокоившаяся. Лицо ее побелело, а грудь была обагрена кровью. Стрела пробила ей легкое. Теперь кровь уже перестала течь.
У Река тоже разрывались легкие, когда он пытался перебороть свое горе. Кровь капала из позабытой царапины на руке. Он вытер глаза, вернулся к постели и взял Вирэ за руку, нащупывая пульс, – но пульса не было.
– Вирэ, – сказал он тихо, – вернись. Вернись! Послушай. Я люблю тебя. Ты та единственная. – Он склонился над ней, вглядываясь в ее лицо. Вот на нем блеснула слеза, потом другая… Но это были его слезы. Он охватил руками ее голову. – Подожди меня, – шепнул он. – Я иду. – Он вытащил из-за пояса лентрийский кинжал и поднес его к запястью.
– Положи его, парень, – сказал с порога Друсс. – В этом нет смысла.
– Уйди! – крикнул Рек. – Оставь меня.
– Она отошла, парень. Накрой ее.
– Накрыть? Накрыть мою Вирэ? Нет! Не могу. О боги Миссаэля, не могу я укрыть ей лицо.
– А мне вот пришлось однажды, – сказал Друсс бессильно обмякшему, рыдающему Реку. – Моя женщина тоже умерла. Не ты один столкнулся вплотную со смертью.
Друсс стоял на пороге, и сердце его щемило от боли. Наконец он закрыл дверь и шагнул в комнату.
– Оставь ее ненадолго, парень, и поговори со мной. Вот тут, у окна. Расскажи мне еще раз, как вы встретились.
И Рек стал рассказывать о стычке в лесу, о смерти Рейнарда, о путешествии в Храм и дороге в Дельнох.
– Друсс!
– Да.
– Мне кажется, я не переживу этого.
– Я знавал людей, которые не смогли пережить. Однако нет нужды резать себе вены. Тут поблизости ждет целая орда, которая охотно сделает это за тебя.
– Мне нет больше дела до них – пусть себе берут эту проклятую крепость. Хотел бы никогда ее не видать.
– Я знаю. Я говорил с Вирэ вчера в госпитале. Она сказала, что любит тебя. Сказала…
– Я не хочу этого слышать.
– Нет, хочешь – потом ты будешь это вспоминать, и она будет жить, пока ты ее помнишь. Она сказала, что если умрет, то все-таки жила не напрасно, потому что встретила тебя. Она боготворила тебя, Рек. Рассказывала мне, как ты вышел с ней против Рейнарда и всех его людей, – она так гордилась тобой. И я гордился, слушая ее. В тебе есть нечто, парень, – не многим это присуще.
– Теперь уже больше нет.
– Но было ведь! И этого у тебя никто не отнимет. Она сожалела только о том, что не умеет высказать тебе свои чувства.
– О, я знал и так – для этого не нужно слов. Что было с тобой, когда умерла твоя жена? Что ты испытывал?
– Вряд ли мне нужно говорить тебе об этом. Ты сам знаешь что. И не думай, что после тридцати лет супружества это легче. Наоборот – тяжелее. Тебя ждет в зале Сербитар. Он сказал, что дело важное.
– Ничего больше нет важного. Друсс, ты накроешь ей лицо? Я не в силах.
– Да. Но непременно повидай альбиноса. У него что-то есть для тебя.
Рек медленно спустился в большой зал. Сербитар ждал его у подножия лестницы. Опущенное забрало скрывало глаза. Реку он показался похожим на серебряную статую. Только кисти рук не были прикрыты, да и те белели, как слоновая кость.
– Ты звал меня?
– Ступай за мной, – сказал Сербитар и двинулся через зал к винтовой лестнице, ведущей в подвалы замка. Рек собирался отказать Сербитару, о чем бы тот ни попросил, но теперь принужден был следовать за альбиносом, и это его разгневало. Около лестницы Сербитар вынул из медного кольца в стене горящий факел.
– Куда мы идем? – спросил Рек.
– Ступай за мной.
Медленно и осторожно они сошли по растрескавшимся, истертым ступеням на верхний этаж подземелья. Заброшенный коридор мерцал мокрой паутиной и замшелыми сводами. Сербитар остановился перед дубовой дверью, запертой на ржавый засов. Он долго боролся с затвором, а потом им вдвоем пришлось тянуть дверь, пока она не открылась со скрипом и стоном. Перед ними во мраке открылся еще один лестничный колодец.
Сербитар снова стал спускаться. Лестница привела их в длинный коридор, где вода доходила им до лодыжек. По воде они добрели до последней двери, имеющей форму дубового листа. Ее украшала золотая табличка с надписью на языке древних.
– Что тут написано? – спросил Рек.
– «Достойному привет. Здесь покоится тайна Эгеля и душа Бронзового Князя».
– Что это значит?
Сербитар попробовал дверь, но она была заперта – и, как видно, изнутри, ибо не было на ней ни засова, ни цепи, ни скважины для ключа.
– Будем ломать? – спросил Рек.
– Нет. Ты ее откроешь.
– Она же заперта. Это что, игра?
– Попробуй.
Рек осторожно повернул ручку, и дверь бесшумно отворилась. Стеклянные шары в стенных нишах зажглись мягким светом. В комнате было сухо – лишь теперь вода, хлынувшая из коридора, промочила ковер на полу.
Посреди комнаты на деревянной подпоре стояли доспехи, подобных которым Рек еще не видел. Они были искусно выкованы из бронзы, и заходящие одна за другую чешуйки поблескивали на свету. На панцире красовался бронзовый орел, распростерший крылья через всю грудь к плечам. Доспехи венчал крылатый шлем с орлиной головой на маковке. Тут же имелись чешуйчатые, снабженные шарнирами перчатки и наголенники. На столе перед доспехами лежала окаймленная бронзой, подбитая мягчайшей кожей кольчуга и кольчужные штаны с бронзовыми шарнирными наколенниками. Но внимание Река прежде всего привлек меч, заключенный в хрустальную глыбу. Золотой клинок имел более двух футов в длину, двуручный эфес был изваян в виде распростертых крыльев.
– Это доспехи Эгеля, первого Бронзового Князя, – сказал Сербитар.
– Но почему они лежат здесь, заброшенные?
– Никто не мог открыть эту дверь.
– Так ведь она не заперта.
– Для тебя – да.
– Что это значит?
– Очень просто – тебе и никому другому суждено было открыть эту дверь.
– Я в это не верю.
– Подать тебе меч?
– Сделай одолжение.
Сербитар подошел к хрустальной глыбе и ударил по ней своим мечом. Но лезвие отскочило, не оставив на хрустале ни малейшего следа.
– Попробуй теперь ты, – сказал Сербитар.
– Можно позаимствовать твой меч?
– Протяни просто руку к рукояти другого меча.
Рек приложил ладонь к хрусталю, но не ощутил его холодного прикосновения. Рука прошла вглубь, и пальцы сомкнулись на рукояти. Без усилия Рек извлек меч из камня.
– Это что, фокус такой? – спросил он.
– Возможно. Но я тут ни при чем. Смотри! – Сербитар положил руки на опустевший хрусталь и сильно нажал. – А теперь ты сделай то же.
Рек подчинился – для него хрусталь не существовал.
– Что это значит?
– Не знаю, друг. Честное слово, не знаю.
– Как ты тогда узнал, что все это лежит здесь?
– Это еще труднее объяснить. Помнишь тот день в роще, когда меня не могли разбудить?
– Да.
– Тогда я странствовал по всей планете и даже за ее пределами, но при этом я преодолел течение времени и посетил Дельнох. Была ночь, и я увидел, как веду тебя через зал вот в эту комнату. Я видел, как ты взял меч, и слышал твой вопрос – и свой ответ.
– Стало быть, в этот самый миг ты паришь над нами и слушаешь?
– Да.
– Я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы верить тебе, но ответь мне вот на что: это, быть может, и объясняет, почему ты теперь здесь со мной, но откуда первый Сербитар узнал, что доспехи хранятся тут?
– Я в самом деле не могу объяснить этого, Рек. Это все равно что смотреть на свое отражение в зеркале и видеть, как оно уходит куда-то в бесконечность. Но в своих занятиях наукой я открыл, что жизнь неизмеримо шире, чем нам представляется.
– Что же делает ее столь широкой?
– Власть Истока.
– Мне сейчас не до религии.
– Скажем тогда по-иному: много веков назад Эгель уже знал об этом нашествии и поместил свои доспехи здесь, наложив на них заклятие, которое мог нарушить только ты – будущий князь.
– Твой духовный двойник по-прежнему наблюдает за нами?
– Да.
– Он знает о моей потере?
– Да.
– Значит, ты знал, что она умрет?
– Да.
– Почему же ты мне не сказал?
– Чтобы не лишить тебя последней радости.
– Что это значит? – Гнев, поднявшийся в Реке, на миг пересилил горе.
– Будь ты крестьянином, полагающим, что впереди у него долгая жизнь, я, быть может, и предостерег бы тебя, чтобы подготовить. Но ты сражаешься с дикой ордой и каждый день рискуешь жизнью. Как рисковала и Вирэ. Ты сам знал, что она может погибнуть. Знание того, что так и будет, не дало бы тебе ничего и только отняло бы у тебя всю радость.
– Я мог спасти ее.
– Нет, не мог.
– Не верю.
– Зачем мне лгать тебе? Зачем мне желать ее смерти?
Рек не ответил. Слово «смерть» вошло в его сердце и сокрушило его душу. Слезы снова подступили к глазам, но он пересилил их, устремив взгляд на доспехи.
– Я надену их завтра, – сквозь зубы сказал он. – В них и умру.
– Все возможно, – ответил альбинос.
Глава 26
День занялся ясный, и воздух был свеж и сладок, когда две тысячи дренайских воинов заняли свои места на Кании. Внизу надирские шаманы ходили вдоль рядов, орошая кровью кур и ягнят обнаженные клинки кочевников.
Потом тысячи глоток грянули песнь, и орда двинулась на приступ с лестницами, узловатыми веревками и крючьями. Рек, стоящий в середине, надел бронзовый шлем и застегнул его под подбородком. Слева от него стоял Сербитар, справа Менахем. Остальные Тридцать расположились вдоль всей стены.