Воин с улыбкой покачал головой:
— Собиратель? Герой с лиловыми глазами? Ты веришь в него? А если он даже и есть, зачем ему сдался я?
— Он возьмет тебя, если ты будешь со мной.
— Ты знаешь, где его искать?
— Я знаю, что приведет нас к нему. Идешь ты со мной или нет?
— Из какого ты племени?
— Из Волчьей Головы. Оно будет и твоим.
Нотас угрюмо уставился в огонь.
— Все мои беды пошли от Волчьей Головы. Может, ею они и кончатся? — Он посмотрел в глаза Талисману. — Я пойду с тобой. Какой клятвы ты требуешь?
— Никакой. Как ты сказал, так и будет. Как тебя зовут?
— Горкай.
— Тогда покарауль, Горкай, потому что я устал.
С этими словами Талисман отложил саблю, укрылся одеялом и уснул.
Зусаи сидела тихо, глядя на Талисмана. Он растянулся на земле, положив голову на руку, и дышал ровно. Ей не верилось, что он мог так поступить! Она покосилась на Горкая, угадывая его смятение. Этот человек с двумя другими только что ворвался к ним в лагерь, чтобы убить их. Теперь двое мертвы, а третий как ни в чем не бывало сидит у костра. Горкай встал, и Зусаи вздрогнула. Но он только оттащил подальше один из трупов, а потом проделал то же самое со вторым. Вернувшись, он присел перед Зусаи и протянул ей руку. Она увидела, что нотас подает ей нож с костяной рукояткой, и молча взяла его. Горкай, побродив вокруг, набрал хвороста и снова подсел к огню. Зусаи и не думала спать. Она была убеждена: стоит ей закрыть глаза, как этот убийца перережет горло Талисману, а после изнасилует и убьет ее.
Ночь шла своим чередом, но Горкай не покушался ни на нее, ни на спящего Талисмана. Он сидел, поджав под себя ноги, и думал о чем-то своем. Талисман вдруг застонал во сне и крикнул по-готирски: «Никогда!»
Горкай посмотрел на женщину, и их глаза встретились. Зусаи не отвела взгляда. Встав, Горкай жестом предложил ей прогуляться. Не оглядываясь, он прошел к лошадям и сел на камень. Зусаи некоторое время оставалась на месте, потом с ножом в руке последовала за ним.
— Расскажи мне о нем, — попросил Горкай.
— Я мало что знаю.
— Я наблюдал за вами. Вы не прикасаетесь друг к другу, между вами нет близости.
— Он мне не муж, — холодно ответила Зусаи.
— Откуда он? Кто он такой?
— Он Талисман из племени Волчьей Головы.
— Талисман — не надирское имя. Я вручил ему свою жизнь, ибо он сумел угадать мои мечты и мои нужды. Но я должен знать.
— Поверь мне, Горкай, ты знаешь почти столько же, сколько я. Но он сильный человек, и мечты у него высокие.
— Куда мы едем?
— В долину Слёз Шуль-сен, к гробнице Ошикая.
— Ага, паломничество. Что ж, пусть так. — Горкай встал и глубоко вздохнул. — У меня тоже есть мечты, хотя я было совсем позабыл их. — Он поколебался и добавил: — Не бойся меня, Зусаи. Я никогда не причиню тебе зла. — Он вернулся к костру и сел там.
Зусаи легла на свое одеяло.
С утра солнце пряталось за плотной грядой облаков. Зусаи вздрогнула и проснулась. Она твердо решила не спать, но сон незаметно сморил ее. Талисман уже встал и говорил с Горкаем. Зусаи открыла свою котомку, раздула огонь и приготовила завтрак из овсянки и вяленого мяса. Мужчины поели молча, после чего Горкай собрал деревянную посуду и вымыл ее в пруду. То была работа женщины или слуги, и Зусаи поняла, что этим Горкай определяет свое место среди них. Она уложила миски в полотняный мешок и привязала к седлу. Горкай помог ей сесть на лошадь и вручил ей поводья двух запасных коней.
Они выехали в степь. Талисман ехал впереди, Горкай рядом с ним.
— Сколько нотисов кочует в этих краях? — спросил Талисман.
— Тридцать человек. Мы... они называют себя Спинорубами.
— Я слышал. Бывал ты в гробнице Ошикая?
— Три раза.
— Расскажи мне о ней.
— Гроб стоит в доме из белого каиня. Прежде там был готирский форт, теперь святыня.
— Кто ее охраняет?
— Трудно сказать. Там всегда присутствуют воины по меньшей мере четырех племен. Слепой жрец извещает каждое племя, когда посылать воинов, он же говорит стражам, когда возвращаться домой, и тогда другие племена присылают своих людей. Это большая честь — быть избранным для охраны усыпальницы Ошикая. Когда я в последний раз там был, караул несли Зеленые Обезьяны, а своей очереди ждали Северные Серые, Каменные Тигры и Летучие Кони.
— Сколько воинов присылает каждое племя?
— Не больше сорока.
Тучи разошлись, и проглянуло жаркое солнце. Зусаи сняла с седла соломенную шляпу и надела на себя. От пыли першило в горле, но она пересиливала желание глотнуть воды...
Весь долгий день они провели в пути.
Глава 5
Волнения продолжались три дня — они начались в беднейшем квартале и быстро охватили весь город. Из всех окрестных мест были вызваны войска, кавалерия расправлялась с бунтовщиками. Количество жертв росло — к концу третьего дня стало известно, что около четырехсот человек убито и еще больше ранено.
Игры были приостановлены, и атлетам советовали оставаться в своих жилищах. Близлежащие улицы охранялись солдатами. В сумерках Друсс мрачно смотрел из верхнего окна, как пламя пожирает дома западного квартала.
— Безумие какое-то, — сказал он подошедшему Зибену.
— Майон сказал мне, что они схватили того, кто стрелял из арбалета, и порубили его на куски.
— И все-таки продолжают убивать. Почему, Зибен?
— Ты сам сказал: это безумие. Безумие и алчность. Почти все они поставили деньги на Клая, и теперь им кажется, что их предали. Они сожгли дотла три игорных дома.
По улице прошел на рысях отряд кавалерии, направляясь к месту беспорядков.
— Что слышно о Клае? — спросил Друсс.
— Ничего, но Майон говорит, что у Клая много друзей среди лекарского сословия. Притом он богатый человек и может позволить себе все самое лучшее.
— Я должен был умереть. Нож летел мне прямо в глаз. Я ничего не мог поделать. Он выбросил руку с быстротой молнии, поэт. Я никогда еще не видел ничего подобного. Он остановил клинок в воздухе. — Друсс покачал головой. — До сих пор не верится. А миг спустя трусливый выстрел свалил его наземь. Он никогда больше не сможет ходить, Зибен.
— Ты этого знать не можешь, старый конь. Ты не врач.
— Я знаю, что у него поврежден позвоночник. И не раз видел, как это бывает. Такое не излечивается — разве только...
— Разве только — что?
Друсс отошел от окна.
— Надирский шаман приходил ко мне — как раз перед дракой. Он сказал мне о волшебных камнях, которые излечивают любые раны.
— Не продал ли он тебе заодно карту алмазных копей?
— Я выйду. Надо навестить Клая.
— Выйдешь? В этот хаос? Брось, Друсс, подожди хоть до утра.
Друсс упрямо покачал головой.
— Тогда возьми оружие. Бунтовщики все еще жаждут крови.
— Что ж, пусть держатся от меня подальше, — рявкнул Друсс, — не то я пролью ее столько, что все потонут!
Ворота были открыты, сад разорен. Разбитая статуя валялась на лужайке. Похоже было, что по ней били молотом.
Голова откатилась в сторону, и каменные глаза смотрели невидящим взором на чернобородого воина в воротах.
Друсс осмотрелся. Клумбы изрыты, трава вокруг статуи втоптана в грязь, парадная дверь распахнута. Ни один слуга не попался Друссу, когда он прошел через дом на ристалище. Ни звука. Песчаные круги пусты, фонтаны бездействуют. Навстречу Друссу шел старик с ведром воды — тот самый, что позаботился о нищем мальчике.
— Где остальные? — спросил Друсс.
— Ушли.
— Что с Клаем?
— Его поместили в больницу в южном квартале. Гнусные ублюдки!
Друсс вернулся в дом. Стулья и лежанки поломаны, занавески сорваны с окон. Портрет Клая искромсан, повсюду разит застарелой мочой. Друсс недоумевающе покачал головой:
— Зачем они это сделали? Я думал, они его любят!
Старик поставил ведро и тяжело опустился на уцелевший стул.
— И любили, покуда ему спину не перешибли. Тогда они его возненавидели. Люди ведь поставили на него все свои сбережения. А потом услышали, что он влез в пьяную драку и все их заклады пошли насмарку. Ну и накинулись на него, чисто звери лютые! Это после всех побед, что он одержал, и всего, что для них сделал. Ведь больница, где он теперь лежит, — с гневом повествовал старик, — на его же деньги и построена. В прошлом он помог многим из тех, которые явились сюда и осыпали его руганью. И вот благодарность. А всех хуже Шонан.
— Его наставник?
— Тьфу! — плюнул старик. — Наставник, указчик, хозяин — называйте его как хотите, а для меня он кровосос. Стоило Клаго слечь, как его богатство девалось незнамо куда. Шонан говорит, что и дом принадлежит ему, а у Клая, мол, ничего не было. Можете вы в это поверить? Мерзавец, даже за карету не заплатил, которая увезла Клан в больницу. Клай умрет нищим. — Старик с горечью рассмеялся. — Был героем Готира — все его любили, все ему льстили. А теперь он беден, одинок, и друзей у него нет. Тут призадумаешься, клянусь богами!
— У него есть ты, — сказал Друсс. — И я.
— Вы? Да ведь вы дренай и едва знали его.
— Я его знаю — этого довольно. Проводишь меня к нему?
— Охотно. Здесь мне больше делать нечего. Вот соберу пожитки — и пойдем.
Друсс вышел на лужайку. Около дюжины атлетов входили в ворота, и их смех распалил в нем гнев. В середине шагал лысый мужчина в золотом, украшенном камнями обруче на шее. Они остановились у статуи, и Друсс услышал, как один из юношей сказал:
— Клянусь Шемаком, это пугало стоило больше тысячи рагов, а теперь вот превратилось в обломки.
— Что прошло, то прошло, — проговорил Золотой Обруч.
— Что ж ты теперь будешь делать, Шонан? — спросил кто-то.
— Найду другого бойца, — пожал плечами наставник. — Нелегко это, конечно, будет, у Клая дар был.
Старик подошел к Друссу.
— Не правда ли, их горе трогает до слез? Клай их всех содержал. Видите вон того, светлого? Клай оплатил его игорные долги не далее как неделю назад. Больше тысячи рагов отдал. Хорошо же они его отблагодарили!