— Не хочешь ли для начала поделиться этим с Бораниусом?
— Пожалуй, нам всем следует это сделать. Пойти к нему прямо сейчас и сократить его мучения. — Слова повисли в воздухе. Кодис взглянул Морше в глаза. — Всё равно у власти ему уже не бывать. В Мелликане у него еще была такая возможность, а теперь нет. Мы превратились в разбойничью шайку. Рано или поздно сюда придут датиане. Раньше мы входили в многотысячную армию, а теперь нас всего-то семьдесят человек. Ни золота, ни возможностей, ни удачи.
— Удача может перемениться, — сказал Морша.
— Может, да только как бы нам от этой перемены еще хуже не стало. Я говорил с тремя надирами, которые ушли живыми из стычки с Друссом. Не слыхал?
— Слыхал, что резня была будь здоров.
— Ну да, ты ж на севере был, — ухмыльнулся вдруг Кодис. — Выходит, самой хорошей-то новости ты еще не знаешь!
— Давай выкладывай.
— В ночь перед атакой надиры разбили лагерь. Когда они легли спать, туда явился одинокий воин, перебил кучу народу и ускакал на надирском коне. У него два кривых меча с белыми костяными рукоятками, и один надир видел паука у него на руке.
— Ну и что?
— А то самое! Кто он такой, по-твоему? Мало нам Друсса-Легенды, так тут еще и Скилганнон! — Кодис смотрел на Моршу, и лицо его каменело на глазах. — Ты знал об этом. Знал, черт тебя подери!
— Он один, а нас, как ты сам сказал, семьдесят.
— Как же, один! Сколько наших он положит, если проберется сюда, пока мы его не остановим? Пять? Десять? У меня нет охоты войти в этот десяток.
— Ты не войдешь туда, Кодис, — засмеялся вдруг Морша, поднимаясь с зубца. — Ручаюсь тебе.
— Каким это… — Колени у Кодиса подогнулись. Морша, вогнав кинжал ему в грудь, отступил, и Кодис повалился ничком на стену. Другой солдат молча стоял рядом. Морша перевернул убитого на спину и вытащил кинжал.
— Оставайся на посту, — велел он солдату. — Я пришлю тебе другого напарника, но не советую заводить с ним разговоры.
— Так точно.
— Вот и молодец.
Морша вытер кинжал о камзол убитого, убрал его в ножны, спустился к харчевне и сказал встречному офицеру, чтобы тот распорядился убрать тело Кодиса. В цитадели он, вспомнив про лекаря, велел одному из поваров отнести тому еды и сел за стол в пустой трапезной. Повар подал ему кружку холодного пива.
Память вернула Моршу в тот день, когда они с Казенсисом следили за молодым Скилганноном. Он до сих пор с нежностью вспоминал время, проведенное в банях. Ловко мальчишка провел их, а принцесса сыграла свою роль просто блестяще. Ее разыскивали по всему городу, а она, переодетая шлюхой, преспокойно разгуливала под носом у двух солдат.
Морша думал о ней с улыбкой. И восхищался Скилганноном. Морша всегда относился к нему с симпатией и втайне радовался, когда парень сбежал из города вместе с девушкой. Они могли тогда пропасть без вести и сойти со страниц истории, но нет. Они подняли мятеж, и Бораниус ликовал в предвидении сражений и славы, которую собирался завоевать. Мысль о возможности поражения никому в голову не приходила. Тогдашнее войско принцессы могло наносить Бокраму разве что булавочные уколы. Джиана взяла несколько окраинных портов и захватила несколько караванов. Ее силы придерживались тактики быстрых ударов и отступлений. Так продолжалось первые два года, а затем к Джиане перешли вожди еще двух племен. Они заняли горные перевалы на западе Наашана, и в руках у мятежников оказалась обширная местность с двумя крупными городами и десятком серебряных рудников. Оглядываясь назад, Морша видел, что для Бокрама это стало началом конца, но в то время никто из них не понимал этого.
Вплоть до последнего сражения они верили, что победа будет за ними. Морша с внезапной дрожью вспомнил, какие радужные надежды внушало им начало дня битвы — и как в конце дня он и еще пятеро человек вынесли с поля боя искалеченного, чуть живого Бораниуса.
Теперь, годы спустя, Бораниус снова получил увечье, и Скилганнон снова где-то поблизости.
Кодис был прав. Единственный разумный выход — отсюда бежать.
Но для Морши этот путь заказан. В мире шатких устоев он хранил верность Бораниусу, которому присягнул когда-то, и знал, что сохранит ее до конца.
— Ну что, довольно с тебя? — спросила Устарте.
Скилганнон разомкнул веки с большим трудом. Он чувствовал себя так, будто не спал целый месяц. Все мышцы ныли — он даже со стула подняться не мог. Рука Устарте в перчатке погладила его по щеке.
— Неподготовленным духовные путешествия даются тяжело. Выпей воды, это поможет тебе.
У Скилганнона едва хватило сил поднести кубок к губам. Попив, он откинулся на спинку стула и закрыл глаза.
— Я чувствую себя постаревшим лет на двадцать.
— Это пройдет, когда ты отдохнешь. Поспи пока. Я скоро вернусь.
Скилганнон послушался без долгих уговоров. Он спал крепко, без сновидений, и проснулся, когда уже занимался новый рассвет. Устарте все так же стояла у перил, заря освещала ее красное с золотом платье.
— Теперь тебе лучше?
— Намного. Я давно уже так хорошо не спал.
— И Белого Волка не встретил?
— Мне, видно, на роду написано встречаться с людьми, знающими, что мне снится, — улыбнулся он. — Нет, волк ко мне не являлся. Я чуть не убил его в прошлый раз.
— Хорошо, что не убил.
Скилганнон выпил еще воды.
— Я думал, что тогда он перестанет ко мне приходить.
— Именно поэтому ты не должен его убивать.
— По-твоему, мне приятно просыпаться в холодном поту?
— По-моему, тебе давно уже пора понять, что такое этот твой волк. Он когда-нибудь нападал на тебя?
— Нет.
— Ты сам охотишься за ним, верно?
— Да. Каждый раз, увидев его, я выхватываю из ножен мечи. Обычно он сразу убегает, но в прошлый раз, наоборот, побежал ко мне.
— Но напасть он не собирался? Не обнажал клыки?
— Нет. Он просто трусил ко мне. Я вскинул мечи, чтобы убить его, и тут меня разбудил Диагорас.
— Снова мечи. Известно ли тебе, что Старуха заточила в них пленных демонов? — Скилганнон покачал головой. — Демоны придают им силу, но делают это недаром. Взамен они понемногу приобретают власть над тобой. Подтачивают твою душу, раздувая в ней гнев и ненависть. Потому-то они и хотят убить Белого Волка. Потому-то всякий раз, когда ты видишь его во сне, мечи сами прыгают тебе в руки.
— Зачем им нужно его убивать?.
— Ответить на это должен ты сам, Олек. Белых волков обычно прогоняют из стаи. Он не такой, как все, и другие волки его боятся. Он одинок. У него нет подруги, нет стаи, чтобы водить ее или бегать с ней. Он никого тебе не напоминает?
— Белый Волк — это я.
— Вернее, твоя душа, твоя добрая сторона. Демоны должны убить его, прежде чем завладеют тобой до конца. Помогло ли тебе повторное путешествие в крепость?
— Думаю, что да. У солдат боевой дух низок, надиры покинули крепость. Будут, полагаю, и другие случаи дезертирства. Они боятся Друсса. Одно только знание, что он придет, внушает им ужас.
— Тебя они тоже боятся, Олек Скилганнон. Даже очень.
— Это верно.
— Мне показалось, что ты знаком с одним из тех, кого мы видели. И даже питаешь к нему привязанность.
— Когда-то я знал его. И он в самом деле мне нравился. Странно, что такой человек служит такому чудовищу, как Бораниус.
— Какие вы, люди, забавные, — засмеялась Устарте. — Дурной человек у вас непременно демон. Чудовище, говоришь ты? Нет, Олек, всего лишь человек, уступивший своим дурным наклонностям. Вы все наделены как добрыми, так и дурными свойствами. Многое здесь зависит от обстоятельств. Солдаты, которыми ты командовал, в Пераполисе насиловали и убивали, а потом вернулись домой к женам и невестам и с любовью растили детей. Вы все чудовища, Олек, и все безумны, каждый на свой лад. Вы говорите своим детям, что лгать нехорошо, а сами всю жизнь переходите от одной мелкой лжи к другой. Крестьянин не высказывает вслух то, что думает о помещике, жена утаивает от мужа желание, вспыхнувшее в ней при виде незнакомого мужчины. Муж, в свою очередь, не признается, что побывал в публичном доме. Вы поклоняетесь богу любви и всепрощения, но выступаете на войну, восклицая «Исток с нами!» Нужно ли продолжать? Бораниус злодей, это правда, но он за всю свою жизнь не загубил столько невинных душ, сколько ты.
— Не могу с тобой спорить, — грустно сказал Скилганнон. — Прошлого не поправишь, и назад ничего не вернешь.
— Ты мог бы подарить им покой, — мягко сказала Устарте. Он взглянул ей в глаза.
— Позволив Гарианне убить меня? Ты сама говорила, что она не в своем уме, и эти голоса лишь плод ее воображения.
— Я могу ошибаться.
— Всему свой черед, госпожа моя, — засмеялся он. — Сначала спасем ребенка, а потом я разберусь с Гарианной. Где Друсс?
— С Рабалином. Мальчик идет на поправку.
— А Диагорас?
— В саду с близнецами и Гарианной. Он нашел, что у них с Нианом много общего, и они рассуждают о звездах. Есть еще одно, что тебе нужно знать, Олек, — сказала Устарте, глядя на красные горы. — Старуха окутала чарами местность к северо-востоку от крепости, и я не могу проникнуть туда.
— Земли Шерака?
— Не весь Шерак — даже она не настолько могущественна. Этот… туман, если угодно, окутывает лишь небольшой участок земли.
— Ее замыслы для меня загадка. Я знаю лишь, что она хочет смерти Бораниуса.
— Не только. Она ненавидит Друсса, ибо он дважды воспрепятствовал ей.
— Меня она тоже не очень-то любит — хотя я-то, насколько мне известно, ничего ей не делал.
— Она послала Гарианну убить тебя, в этом можно не сомневаться. Значит, ей нужны по меньшей мере три смерти. Смерть Бораниуса для нее важнее всего, в противном случае Гарианна уже попыталась бы умертвить тебя. Действия Старухи озадачивают меня. Она убивает надирского шамана, превратив его в живой факел. Такой вид магии требует огромной силы от чародея, особенно если тот пребывает в бесплотном облике. Суть, однако, в том, что она могла бы точно таким же образом покончить и с Друссом, и с тобой, и с Бораниусом. Почему же она этого не делает? Зачем было нужно отправлять вас в этот поход?