Вот она, неприкрытая истина: если он даже сумеет уничтожить источник магии, в один прекрасный день будет найден другой.
Но если так рассуждать, то со злом вовсе не стоит сражаться. Проще пожать плечами и поговорить о крутящихся колесах. Возможно, опыт прожитых лет неизбежно ведет к философии отчаяния и примирения.
От трудных мыслей Скилганнона отвлекала сила и грация его скакуна. Бока белого сверкали при свете луны. Не лучший конь для того, кто хочет остаться незамеченным, с усмешкой подумал воин. На душе у него стало светлее. В этой жизни человек только и может: сражаться за то, что считает правым, не размышляя о грядущих поколениях и вечной тщете людских мечтаний.
Он стал думать о Декадо. Беспокойное соседство, и непонятно, можно ли ему доверять. История о том, что его преследует Вечная, могла быть и вымыслом. Его могли подослать как шпиона или как убийцу. Скилганнону не хотелось бы драться с ним. Из поединка между двумя такими воинами даже победитель вряд ли выйдет живым.
Впереди уже показались холмы, о которых говорил Декадо. Скилганнон поднялся к лесу, и перед ним вырос большой джиа-мад. Подавляя желание взяться за мечи, Скилганнон подъехал к нему. Конь начал вскидывать ноги и шарахаться вбок.
— Тихо, Храброе Сердце, — сказал Скилганнон. В джиама-де он узнал вожака тех, с кем бился в пещере. — Здравствуй, Шакул. Как поживаешь?
— Мы вольные. Хорошо.
— Я приехал повидать своего друга Ставута.
— Красношкурый с женщина.
Скилганнон спешился. По ворчливому голосу Шакула трудно было понять, радует его приход Аскари или раздражает.
— Ты позволишь мне войти в ваш лагерь?
Шакул, не отвечая, направился в лес. Скилганнон последовал за ним, ведя коня в поводу. Джиамады расположились шагах в пятидесяти от опушки. Многие из них спали, другие сидели тесным кружком и тихо переговаривались.
Увидев Ставута у костра рядом с Аскари, Скилганнон привязал коня и подошел к ним. Ставут держал Аскари за руку — встреча, надо полагать, оказалась радостной для обоих. Чувствуя легкую ревность, Скилганнон сел.
— Здравствуй, Ставут. Рад тебя видеть. Купец посмотрел на него неприветливо.
— Скажу сразу: я не дам впутывать моих ребят в ваши войны.
— Он хочет сказать, что тоже рад тебя видеть, — сухо произнесла Аскари.
— Да, извини, — покраснел Ставут. — Я не хотел быть грубым, но Аскари мне рассказывала про храм, который ты собираешься найти. Так вот, ребят я в обиду не дам.
— Может, начнем по порядку? — сказал Скилганнон. — В последний раз я видел тебя с Киньоном и другими крестьянами, а теперь ты повелитель зверей. Мне крайне любопытно узнать, как ты пришел к этому.
Ставут, вздохнув, стал рассказывать — просто и без прикрас.
— Жаль крестьян, — выслушав его, сказал Скилганнон, — но они сами захотели вернуться. Тебе не в чем себя винить.
— Спасибо на добром слове, но я все-таки виноват. Надо было вовремя сообразить, что они боятся моих ребят — и меня заодно. Надо было их успокоить.
— Что поделаешь? Мы все ошибаемся. Что ты намерен делать теперь?
— Я... мы... об этом еще не думали.
— Это так? — спросил Скилганнон Аскари.
— Я пойду с тобой к храму, как обещала.
— Как это? — вскинулся Ставут. — Что ты говоришь?
— То, что ты слышишь, — отрезала она ледяным тоном.
— Я только... ладно, ничего. — Ставут совсем пал духом. — Но зачем тебе это нужно?
— Потому что ее жизнь под угрозой, пока власть принадлежит Вечной. Она Возрожденная, Ставут, как и я. Аскари вырастили из костей Вечной. Эта женщина потому и Вечная, что забирает тела у других. Моя цель в новой жизни — положить этому конец. Покончить с магией. Если мне это удастся, Аскари ничего не будет грозить.
— Тогда я, само собой, с вами. Оставлю ребят на Шакула. Он хороший вожак. В этих местах много дичи, и солдаты их здесь не найдут.
Звери стали понемногу собираться вокруг костра.
— Красношкурый уходит? — спросил Шакул.
— Теперь вожаком будешь ты, Шакул. Я должен уйти.
— Мы стая, — напомнил ему джиамад.
— Да, мы стая. Но там, куда я ухожу, будет опасно. Там смерть. Это моя война — моя, Аскари и Скилганнона. Война... голокожих. Не ваша. Я не хочу, чтобы вы пострадали, понимаешь?
Шакул, помотав головой, вперил взгляд в Скилганнона.
— Не забирай Красношкурый.
— Он меня не забирает. Я сам ухожу. Я не хочу оставлять вас, ребята. Совсем не хочу. Таких друзей у меня никогда еще не было. Я всех вас люблю, но мне надо идти.
— Большая война? — по-прежнему глядя на Скилганнона, спросил Шакул.
— Думаю, да. Джиамад понюхал воздух.
— Много солдат. Джики. Лошади.
— К югу от нас проходит армия, — пояснил Скилганнон. Шакул отошел от костра. Все остальные звери последовали за ним и собрались в кучу.
— Чего это они? — спросил Скилганнон у Ставута.
— Они решают — и если это решение будет таким, как я думаю, я возненавижу тебя, Скилганнон.
Пока звери совещались, люди сидели молча. Потом Шакул вернулся к огню, а другие окружили людей плотным кольцом.
— Мы решили, — сказал Шакул. — Идем с Красношкурый.
Ставут поник головой.
— Я не хочу, чтобы вам было плохо.
— Мы стая! — Шакул топнул ногой. Прочие джиамады тоже затопотали, и под Скилганноном заколебалась земля.
Скилганнон сидел, прислонившись к дереву. Близилась полночь. Он пытался уснуть, но слова Ставута не давали ему покоя. Ясно, что купец сильно привязан к своим джиамадам, однако Скилганнона волновали не столько чувства Ставута, сколько обман, совершенный им самим. Решение джиамадов идти за Ставутом удивило его. Этим они доказали свою дружбу и преданность — Скилганнон не подозревал, что зверям могут быть присущи такие качества. По наблюдениям Ставута, они крепко сплотились за последние дни, разыгрывали друг друга, смеялись. Вот тебе и дикие, бездушные твари! А Большой Медведь? Гамаль, говорила Чарис, велел ему уходить, но он вернулся и умер, защищая близких ему людей.
Это делало обман Скилганнона еще более низким.
Он сказал, что хочет покончить с магией, а тем самым и с правлением Вечной, но не сказал, что после этого джиамады, сотворенные с помощью магии, станут, весьма возможно, умирать тысячами. Может быть, стая Шакула, сама того не ведая, идет сражаться за собственную погибель.
Скилганнон-человек мучился от сознания своей вины, но Скилганнон-стратег понимал, что участие джиамадов может решить исход битвы. На войне приходится принимать трудные решения, сказал он себе — и перед ним встал вопрос: «Чем же ты тогда отличаешься от Вечной?»
Теперь к чувству вины примешалась еще и грусть. Ему вспомнился старый настоятель Кетелин, веривший, что любовь может изменить мир. Он готов был скорее умереть от рук разъяренной толпы, чем предать свою веру. Скилганнон, перебив вожаков этой толпы, не дал ему принести себя в жертву. На том и закончилось послушничество брата Лантерна. Он ушел из монастыря, оставив Кетелина живым, но с разбитым сердцем.
Он солгал и Легендарным, сказав, что поможет им сделать мир другим. Нельзя изменить мир к лучшему с помощью мечей. В теории Кетелин был прав. Коренная перемена может произойти, лишь когда все люди откажутся взяться за мечи, когда война из славного дела станет постыдным.
Но этого, Скилганнон знал, никогда не случится. «Мы стая», — сказал Шакул. Этому иерархическому образцу следуют не только волки и джиамады, но и люди. Самый сильный самец зубами прокладывает себе дорогу в вожди и подчиняет себе менее сильных. Стоит понаблюдать за детскими играми. Сильные и задиристые всегда помыкают слабыми и чувствительными.
Откуда-то издалека донеслись неестественно тонкие крики. Спящий Шакул зашевелился и сел. Скилганнон пошел к своему коню.
— Куда ты? — выпутываясь из одеял, спросила Аскари.
— Тени близко, а здесь мало места для боя. Не волнуйся, — улыбнулся он, затягивая подпругу. — Найду большую поляну и разделаюсь с ними.
— Я с тобой.
— Нет.
— Не будь таким заносчивым. Они ужасно быстрые, а ты все-таки не бог.
— Не бог, но закоренелый убийца. — Он сел на коня и тронул его каблуками.
Внимательно глядя по сторонам, он съехал с холма на ровное место. На западе имелся пригорок, удобный для наблюдения. Этих проворных тварей лучше заметить еще издали. Скилганнон поднялся туда, стреножил коня и занялся гимнастикой, чтобы размяться и настроить себя для боя. Луна стояла низко, дул легкий ветерок. Скилганнон достал мечи и стал ждать.
«Не будь таким заносчивым».
Хорошо сказано. Может быть, Тени ищут вовсе не его, а Декадо, Алагира или даже Аскари. И если верно последнее, то он оставил ее без всякой защиты. Джиамады при всей своей силе неповоротливы и не помешают атаке. С другой стороны, если Тени парализуют ее, то далеко от стаи не унесут. Да, это так. За Аскари можно не беспокоиться.
Ну а если они охотятся за Декадо? Что ж, это определенным образом разрешило бы трудный вопрос.
Все это время он обшаривал глазами травянистую равнину, не задерживаясь подолгу на одном месте. Плохо, что луна закатывается. Звездное небо почти безоблачно, но луна скоро скроется за горами.
Конь внезапно стал на дыбы, ударив о землю спутанными ногами.
— Да, Храброе Сердце, я знаю. Они идут.
Но в травяных волнах по-прежнему ничего не было видно.
Скилганнон, как учил его Маланек больше тысячи лет назад, вошел в иллюзию неприсутствия. Его тело освободилось и могло действовать самостоятельно, без участия сознательной мысли, то есть намного быстрее. Его глаза продолжали следить за равниной, а память между тем занималась своей работой. Он вновь увидел себя и Друсса на башне Бораниуса после спасения маленькой Эла-нин. Друссу тогда минуло пятьдесят — в бороде больше серебра, чем черни, глаза пронизывают льдистой голубизной. Ручонка стоявшей рядом девочки пряталась в его кулачище. Он говорил о возвращении в свою горную хижину, подальше от войн и битв. Скилганнон засмеялся, услышав это.