— Не обязательно быстро, — ответил Чареос, плотнее запахиваясь в плащ. — Когда я впервые заглянул за Врата, мне показалось, что я проторчал там на морозе больше часа, а вы сказали, что прошло всего несколько мгновений. Мы провели за воротами сутки — возможно, здесь прошла целая неделя, а то и месяц.
— Хорошо бы не месяц, Чареос, — поежился Маггриг. — Если это правда, мы застрянем в этой долине на всю зиму — а дичи здесь мало.
— Чепуха, — фыркнул Бельцер. — Пройдем обратно во Врата, выждем несколько тамошних суток и вернемся весной. Верно ведь, Чареос?
Мастер Меча кивнул.
— Так чего же мы ждем? Пойдем обратно и отыщем парня. Бельцер поднялся на ноги. Финн хотел урезонить его, но тут над костром поднялась искра и повисла в воздухе. Она стала медленно расти и превратилась в светящийся шар. Бельцер, разинув рот, вскинул топор. Все остальные не сводили глаз с мерцающей сферы, которая выросла до величины человеческой головы. Свет немного померк, сфера сделалась почти прозрачной, и в ней показались Врата, вокруг которых бушевала метель. В них входили две крошечные фигурки.
— Это Окас, — заявил Бельцер. — И парень с ним. — Он оглянулся, но в настоящих Вратах было пусто. Картина в сфере стала мерцать и изменилась. Путники увидели хижину Финна : жарким огнем, пылающим в очаге. Окас, скрестив ноги и «крыв глаза, сидел перед огнем, а Киалл — за столом.
Сфера исчезла.
— Он нашел старика, — сказал Бельцер. — Нашел Окаса.
— И вернулся назад раньше нас, — добавил Финн. Чареос затушил костер, и все четверо зашагали по снегу через долину.
В хижине Окас открыл глаза и сказал:
— Они идут.
— А я уж начал терять надежду, — признался Киалл. — Двенадцать дней в этом лесу — долгий срок.
— Они ушли оттуда раньше нас, — усмехнулся Окас. — Просто я знаю, как пользоваться Вратами, а они — нет. — Старик встал и потянулся. Он был мал, не больше пяти футов ростом, сутулый и с торчащим животом. Ему могло быть сколько угодно лет, от шестидесяти до ста, и казалось, что сильный ветер способен сбить его с ног. Однако он проделал весь путь по снегу в одной набедренной повязке, нисколько как будто не страдая от холода и усталости. При этом он почти не оставлял следов на снегу, словно весил не больше птицы. — Расскажи мне все, что ты знаешь о великом хане, — сказал он Киаллу.
— Не понимаю, зачем тебе это.
— Я видел, как он повел свои войска на Дренайскую землю. И был при Бел-Азаре. Он был сильный человек, этот хан. Быть может, даже великий. Но теперь он умер, не так ли?
— Я не слишком много о нем знаю. Он победил дренаев и вагрийцев, умер несколько лет назад и похоронен в гробнице Ульрика.
— Тут ты ошибаешься. Он похоронен в безымянной могиле, но я знаю, где она. Как он умер?
— Не знаю. Кажется, сердце отказало. Очень многие люди умирают от этого — даже короли. Ты уверен, что Чареос придет сюда?
Окас кивнул и налил себе воды.
— Я послал им весть. Они придут. Но толстый Бельцер разочарован. Он хотел вернуться в джунгли, чтобы найти тебя, а заодно и разбогатеть. Толстый Бельцер всегда хотел стать богатым.
— Он твой друг?
— Все люди — друзья мне. Мы все принадлежим Мечте. А толстый Бельцер мне особенно дорог.
— Почему? Разве его есть за что любить?
— Спроси меня об этом еще раз через полгода. Теперь я буду спать. Я старше, чем кажусь на вид.
Киалл счел это невероятным, но промолчал. Окас снова устроился перед огнем, скрестил руки и уснул сидя. Киалл задул лампу и улегся на кровать.
Скоро придут остальные, и они отправятся на поиски Равенны.
Спал он крепко, без сновидений.
Прошло еще два дня, прежде чем измученные путники добрались до хижины. Бельцер первым ввалился в дом, стиснул Окаса в медвежьем объятии и стал кружить, пока старик не залился восторженным смехом.
— Как это ты жив до сих пор, толстяк? Как это тебя не убили?
— Пытались, а не вышло. — Бельцер опустил старика на пол, вглядываясь в его морщинистое лицо и слезящиеся глаза. — Клянусь Истоком, ты сам-то еле жив.
— Недолго осталось, — улыбнулся Окас. — Мечта зовет меня. Но я еще побуду немного с моими старыми друзьями. — Старик обернулся к Чареосу, который скинул свой обледенелый плащ и, весь дрожа, снимал с себя перед огнем мокрую одежду. — Нам надо поговорить с тобой. В задней комнате.
— Да.
Окас ушел в мастерскую. Чареос достал из котомки сухой камзол, оделся и последовал за ним. Старик взял его за руку, крепко сжал и несколько мгновений подержал так.
— Садись, — велел он, — расскажи мне о цели вашего странствия.
Чареос рассказал о набеге на деревню и о любви Киалла к Равенне.
— Остальные присоединились к нам по разным причинам. Бельцер — пропащая душа, упавшая с высот, а Финн боится, что Маггриг после его смерти останется один.
— Ну а ты?
— Я? Мне все равно больше нечего делать.
— Вся ли это правда, Чареос? Нет ли у тебя своей заветной мечты?
— Это чужая мечта. Она никогда не была моей.
Окас взобрался на верстак и сел, болтая своими короткими ножками над полом.
— Не твоя, говоришь? — сказал он, пристально глядя на Чареоса. — Значит, ты тоже не ведаешь, куда приведет тебя твой путь. Расскажи мне о Тенаке-хане и о ночи в надвратной башне.
— Я вижу, ты знаешь все на свете, Окас? — улыбнулся Чареос.
— Нет, не все, потому и спрашиваю.
— Он поднялся к нам, и мы всю ночь проговорили о самых разных вещах: о любви, о жизни, о власти, о войне и долге. Он был сведущий человек. И у него была мечта, но он сказал, что звезды препятствуют ему.
— Что он имел в виду?
— Не знаю. Он был тогда уже немолод. Быть может, он предвидел свою смерть.
— Как он умер?
— Я слышал, это случилось на пиру. Он пил вино, и его сердце внезапно остановилось.
— Что было потом, после пира?
— Откуда мне знать? — развел руками Чареос. — Его похоронили в гробнице Ульрика. Церемония была пышная, и на ней присутствовали тысячи людей, в том числе и послы — от нас, от Вентрии и от восточных стран. Ханом стал его старший сын, Джунгир. Он убил своих братьев и теперь правит надирами единовластно. Но какое отношение имеет это к нашему пути? Или тебе просто любопытно?
Окас покрутил в воздухе указательным пальцем. Из пальца хлынул золотистый свет, очертив круг. Следом возникли новые круги — они пересеклись с первым, и образовалась сфера. Окас провел пальцем прямую золотистую линию.
— Вот таким ты видишь свой путь: простым, прямым, с началом и концом. А вот каков он на самом деле. — Старик указал на сферу. — Твоя линия пересекается с множеством других. Я знаю твою тайну, Чареос. Знаю кто ты. Ты сын последнего князя Дрос-Дельноха. Наследник Бронзовых Доспехов. Значит, кровный родственник Тенаки-хана, а твоими предками были и Ульрик, и Регнак, второй Бронзовый Князь.
— Я надеюсь, что ты никому больше не откроешь эту тайну, — шепотом произнес Чареос. — Я не желаю возвращаться в Дренай и не хочу, чтобы меня нашли.
— Как скажешь... Но зов крови силен и тянется через века. Ты сам убедишься в этом. Почему Тенака-хан оставил тебе жизнь?
— Не знаю. Правда не знаю.
— А «призраки грядущего»?
— Это еще одна загадка. Все люди в грядущем становятся призраками.
— Но по-надирски эти слова можно перевести также как «спутники призрака» или даже «сторонники призрака». Разве не так?
— Я не искушен в тонкостях надирского языка. Да и какая разница?
Окас легко соскочил на пол.
— Я провожу вас в надренское селение, где держали Равенну и прочих женщин. А там поглядим.
— Может, она все еще там?
— Не могу сказать. Мне нужно взять духовный след от ее дома.
Окас вернулся в большую горницу. Киалл, взвалив на стол тяжелый узел, развязал его, и оттуда, блестя при свете лампы, посыпались разные золотые вещи: браслеты, ожерелья, кольца и даже пояс с массивной золотой пряжкой.
— О радость! — вскричал Бельцер, погружая свои ручищи в груду сокровищ. — Чареос говорил, что ты смышленый, но я не думал, что настолько.
— Этого нам хватит, чтобы выкупить Равенну, — сказал Киалл.
— Да на это сотню женщин можно купить. Когда делить будем?
— Никакого дележа. Я же сказал — это для Равенны. Бельцер налился кровью.
— Я тоже приложил к этому руку — ты, поди, содрал все это с трупов тех, кого я убил около Врат. Часть золота принадлежит мне. Мне! — Бельцер взял пригоршню украшений и принялся рассовывать их по карманам.
Киалл, отступив на шаг, выхватил меч, а Бельцер в ответ поднял топор.
— Прекратите сейчас же! — взревел Чареос, встав между ними. — Убери саблю, Киалл. А ты, Бельцер, положи золото обратно.
— Но, Чареос... — начал Бельцер.
— Положи, я сказал!
Бельцер швырнул золото на стол, отошел и сел у огня. Чареос обратил гневный взор на Киалла:
— В его словах есть доля правды. Подумай об этом!
Киалл помолчал немного и сказал:
— Подели все поровну, Чареос. Я выкуплю Равенну на свою долю.
Финн, подойдя к столу, взял одно из колец и надел на палец.
— Больше мне не нужно.
Маггриг выбрал себе браслет, Чареос не взял ничего. Бельцер встал и обвел их сердитым взглядом.
— Вы меня не устыдите. Я возьму то, что мне причитается. — Он рассовал изрядное количество золота по своим глубоким карманам и вернулся к огню.
— Как рассветет, отправимся в Горный Трактир, — сказал Чареос. — Там прикупим лошадей. Ты теперь богат, Бельцер, и сможешь купить себе собственного скакуна и столько еды, сколько душа пожелает.
6
— Ты говоришь, что я в великой опасности, но не можешь сказать, откуда она придет? — холодно произнес Джунгир-хан, развалясь на своем украшенном слоновой костью троне и глядя на коленопреклоненного шамана.
Шотца, не поднимая глаз от ковра, обдумывал свой ответ. Он был уже третьим шаманом при особе надирского хана. Первого посадили на кол, второго удушили. Шотца твердо решил, что преемника у него не будет.